Вы назначили на одиннадцать.
Граф, держа сигару на отлёте, затравленно глянул на часы на каминной полке. Потом на бумаги в руках у старосты. Цифры, цифры, цифры.
Только присел, тут же врываются, опять дёргают! Эдак невозможно. Мари, как хорошо, что ты приехала. Не могу и выразить, как я рад тебя видеть! Душенька, займись с Василием.
С Василием?
Граф замотал головой:
Вот видишь, как меня запутали. Голова кругом. Все эти заботы и дела положительно сушат мозг. А ещё этот фейерверк сегодня! Невозможно так! Я хотел сказать с Власом. Поговори с ним. Посмотри с ним его бумажки. Тебе это не скучно. Ты у нас всё равно веселиться не любишь. А впрочем, если ты и с Василием поговоришь, очень меня этим выручишь.
К тебе скука не липнет, вставила мать. Ты у нас такая серьёзная.
Но я
Разве ты собиралась сегодня вечером на бал к губернатору? Ну тем более. Тебе же не хочется краснеть за родителей.
Но я
Боже, с этим балом столько хлопот. Уже полдень почти. А я ещё даже свой туалет не проверяла.
Мари растерянно глядела то на отца, то на мать, то на старосту Власа. Тот терпеливо стоял, глядя в пол, и ждал внимания к своей персоне.
Но я Горло Мари сжалось. И больше ни звука не удавалось протолкнуть.
Граф почувствовал нечто вроде укола совести:
А вы с Власом устройтесь в моем кабинете. Мы туда купили новый стол и кресла. Гардины поменяли. Тебе там будет очень чудно и удобно.
Дорогой. Графиня продела руку ему под локоть и повлекла к двери. Идём. Я должна и твой фрак осмотреть. Мы фрак из Парижа выписали. Пока с Бонапартом опять не рассорились.
А, обернулся граф, кстати. Василий. Он стал такой докучный. Его фантазии всё безумнее. Я вот думаю, как бы он не спятил. Может, продать его, пока не поздно? Разберись, душенька.
Мари закашлялась. В горле першило, точно его присыпали битым стеклом. Знакомое ощущение, которое возвращалось всякий раз, когда она сама возвращалась в родительский дом.
Всё хорошо, душенька? Ты не простудилась ли дорогой?
Кивнула да. Помотала головой сквозь кашель нет.
Горло сжималось, и сквозь стеклянные крошки невозможно протолкнуть ни звука.
Ну так сделаешь, душенька?
Кивнула.
Барынин саквояж! взвизгнула горничная. Зырь, куда топаешь!
Лакей прогудел смущённо.
Здесь поставь. Её сиятельству саквояж сама отнесу. Деревенщина.
Крепостная прислуга свесила головы. Разглядывали и судили прибывшую. Горничная приехала отдельно от барыни вместе с багажом. Лакеи вносили саквояжи, портпледы, картонки. Прислуга пялилась, перешёптывалась, обсмеивала, но глядела на новенькую во все глаза впитывая столичные манеры, фасоны, моды.
Глянь, глянь. Экая фря! Столичная.
Ну и платье. Кошка полосатая.
Горничная, шурша полосатым платьем, толкнула, задвинула ногой саквояж.
Генеральшина?
А чья ж? Глянь, сама как генеральша.
Завидки за жопу хватают завидуй молча.
А кофурты?.. сунулся к щеголеватой горничной другой лакей.
В гардеробную её сиятельства.
Она никогда не называла хозяйку ни «барыней», ни «генеральшей». Чтобы не ронять себя в собственных глазах.
А позади уже дёргала за край косынки старуха-нянька:
Ты, Анфиса
Анфиса Пална, презрительно поправила горничная и бросилась наперерез: Этот портплед дайте мне! перехватила из рук лакея.
Тот вдруг не пустил. Посмотрел прямо в глаза. Прожёг нутро насквозь. Оценил. Усмехнулся в лицо. Разжал пальцы. Горничная не сразу нашлась. А когда нашлась, лакей уже прошествовал мимо важный, как персидский царь. Анфиса глядела ему вслед. Нянька меленько кивала позади:
Анфиса Пална, Анфиса Пална Так тебе вот постелили на антресолях.
Та обдала презрением поверх старухиного темени. Подхватила саквояж, портплед:
Где спальня её сиятельства?
Староста Влас потоптался. Помял в руках бумаги. Шумно выпустил воздух вдоль пегой бороды. Мари подняла голову.
Изволите в кабинет пройти, ваше сиятельство?
Прошу, Влас. Присядь. Сюда.
Она указала на кресло напротив ломберного стола.
Показывай. Рассказывай.
С мрачным торжеством Влас принялся раскладывать бумаги на зелёном сукне, поясняя каждый счёт.
Изволите видеть, ваше сиятельство, смачно заключил он.
Несколько мгновений Мари молчала. Родители жили не по средствам, тратили больше, чем имели дохода с имений. Потом, чтобы заткнуть дыры, продавали кусочки имений, тем самым уменьшали будущий доход, в результате новые дыры были шире прежних, чтобы заткнуть их, продавали ещё больше, тем самым ещё урезая будущие доходы Она подозревала, что дела родителей не блестящи. Но что они плохи и расстроены настолько, не могла и предположить.
«Алёша Долги Оленька А теперь ещё и это».
Хотелось провалиться, испариться, улетучиться. Уснуть прямо сейчас и проснуться, когда всё как-то развяжется. Само. Она прикрыла глаза. Само ничего никогда не развязывается. Никогда.
Ваше сиятельство. Какие будут распоряжения? почтительно, но с мстительным удовольствием напомнил о себе староста Влас.
Только когда в дверях показалась её горничная, напомнила, что пора причёсываться и одеваться к вечеру, Мари протянула старосте руку и отдала последние распоряжения. На сегодня.
Но далеко не последние, это ей было ясно. Она медленно поднималась по лестнице, чувствуя бессмысленную усталость человека, который весь день вычерпывал болото чайной ложкой.
Ваше сиятельство.
Мари посмотрела вниз. Красивый высокий лакей давешний «персидский царь» глядел на неё почтительно, но от взгляда его ей отчего-то стало не по себе.
Чего тебе, Яков?
Тут Василий-мужик нижайше просят вашу милость.
Что ему надобно?
Горничная вышла ей навстречу:
Всё готово, ваше сиятельство.
Показать вам что-то. Дело обсудить, ответил снизу лакей Яков.
Горничная при звуках его голоса вдруг покраснела.
Мари обернулась на лакея.
Гримаса выражала его большие сомнения в том, что у крепостного мужика есть что показать барыне.
Что показать?
Яков презрительно заметил:
Не имею чести быть осведомлённым, ваше сиятельство.
«Василий и его идея», вспомнила Мари. Сил не было вникать. Она махнула рукой:
Яков, передай ему: не сейчас, потом.
Лакей надменно поклонился ей.
Горничная старательно отводила глаза, чтобы ненароком не встретиться с его наглым, будоражащим взглядом.
Всё готово, ваше сиятельство, повторила глуховато. Щёки её розовели.
Ты знакома с Яковом? спросила Мари.
Я? Нет. Кто это?
Мари прошла.
В гардеробной пахло раскалёнными щипцами для волос.
Горничная помогла снять платье.
У Мари был секрет. Немного постыдный, учитывая положение и доходы мужа.
Мари причёсывалась сама. Осторожно зажимала щипцами прядь, с приятным страхом чувствуя щекой близкий жар металла. Оттягивала к концу. Завёртывала. Вынимала. Горничная держала шпильки наготове.
Анфиса, шпильки.
Привычные движения, привычный результат. Воткнув в узел волос последнюю шпильку, Мари почувствовала себя успокоившейся.
Горничная осторожно поднесла к её убранной голове голубую шёлковую трубу платья. Мари просунула, не касаясь, голову, с наслаждением, как в прохладную воду, нырнула руками, плечами. Горничная принялась прикалывать на платье цветы.
Несвицкие приехали на бал, как приезжали в Петербурге: чтобы не среди первых и не среди последних. Но это был не Петербург.
Несколько мгновений они недоумённо стояли в пустой передней зале перед большим зеркалом. Лакей убежал звать хозяйку. В пол отдавало дрожью танцевали мазурку. Доносились отдалённые залпы, похожие на пушечные, когда все кавалеры разом припадали в прыжке. Бал был в разгаре.
Однако, иронически молвил за голыми плечами своих дам князь.
Где все? шепнул сестре Мишель.
О, как я рада! звонко расцеловалась запыхавшаяся губернаторша: сперва с княгиней, потом с но Алина в последний момент надменно отшатнулась, и губернаторша чмокнула воздух в нескольких вершках от её напудренной щеки.
Мы уже думали, вы не приедете! простодушно призналась губернаторша. А хозяин танцует, объяснила отсутствие мужа.
Завидно, отозвался князь.
Вы любите танцевать? тут же подхватила губернаторша.
Князь Несвицкий ответил поднятой бровью: она что всерьёз?
Нас задержали горничные, так досадно. Чувствую, мы пропустили всё веселье, тут же пропела княгиня.
Алина закатила глаза. Мишель усмехнулся.
О, веселья ещё хватит. И хозяйка повела припозднившихся гостей в пёстрый шум бальной залы.
Скоро князь присоединился к разговору по душе. В том смысле, что он мог слушать его вполуха. Княгиня уселась в креслах, откуда другие дамы наблюдали за своими дочерями-невестами. Первый танец Мишель танцевал с сестрой:
Не допущу, чтобы моя сестра отиралась у стены с кислыми старыми девами.
Ты очень мил. Но мне всё равно, где скучать у стены или с каким-нибудь унылым кавалером.
Может, не все унылые, заметил Мишель, обводя её в танце.
На тебя засматриваются, сообщила сестра.
Хорошенькие?
Алина улыбнулась:
На твой вкус или на мой?
Пусть на твой.
Боже, посмотри. Что за перья у неё на голове, сорочьи?
А как тебе граф Ивин?
Который из двух?
Алексей забавен.
На твой вкус, парировала сестра.
Хорошо. А Шишкин?
Кто это?
Вон тот.
С бараньей причёской?
Тебе не угодить. Он сын миллионщика Шишкина.
Почему они все такие пресные?
Посоли и не будут пресные.
Музыканты заиграли каденцию. Мишель подвёл сестру к креслу, где сидела мать. Иронически щёлкнул каблуками и уронил голову на грудь:
Княжна Несвицкая.
Шут гороховый.
А где папа?
Там, среди местных знаменитостей, махнула веером княгиня. Боже, как ужасно одеты дамы. Ты посмотри на эту, в таком возрасте розовое Я маленькая миленькая сорокалетняя девочка А у этой что за перо, сорочье?
А я что говорила? обернулась к брату Алина.
Вот эта только ничего. Хотя бы не так провинциальна.
Мишель и Алина посмотрели, куда она показала: на даму в голубом с жемчугом в волосах и индийской шалью на плечах. Мать и дочь подумали об одном: сколько же за такую шаль плачено. Вслух, разумеется, не высказались. Мишель шаль и не заметил для него не было разницы между той, за которую плачено три тысячи червонцев, и трёхрублевой:
Она и не местная. Из Петербурга. Приехала вчера вместе со старухой Печерской, мне её зять сказал.
Из Петербурга? эхом переспросила внизу княгиня, оживлённую злобу её как рукой сняло. Лишний свидетель случившегося был ей здесь ни к чему.
Алина ответила поверх высокой причёски матери:
А ты, гляжу, со многими уже перезнакомился.
Мы, мужчины, быстрее находим общий язык, ухмыльнулся Мишель. Нас сплачивает много интересов: карты, вино, лошади.
Эта в голубом лошадь?
Княгиня их не слушала, сидела как на иголках. «Петербургских дам здесь сейчас только не хватало». А вторая мысль была: «Знает она или нет?» Княгиня понадеялась, что нет. Но опасалась, что да. Судя по наряду и манерам, эта дама принадлежала тому же кругу, что сами Несвицкие.
Музыканты на хорах подняли смычки. Мишель двинулся с места:
Пойду приглашу эту из Петербурга. Хотя бы ноги мне не оттопчет.
Княгиня нашла глазами мужа спросила его глазами, тот ответил взглядом: а, не хочу ничего знать. Княгиня подняла лицо на дочь. Но Алина смотрела перед собой, поверх голов прикрыла зевок веером.
Здесь так вульгарно, так скучно. Я вас оставлю ненадолго, мама. Алина придержала подол. Проскользнула мимо.
Княгиня проводила дочь злым взглядом. «Ненадолго. Как же. Натворила дел Теперь нигде нет покоя».
Дамская уборная оказалась лучше, чем Алина ожидала. Это разочаровало: она предвкушала, как сатирически опишет её Мишелю. Но растения в кадках и вазах были свежие. Зеркало большим и чистым. Пахло духами. Горничная девка, посаженная на случай, если у какой-то дамы развяжется лента, лопнет тесёмка, оторвётся оборка, была в опрятном сером фартуке. И при виде Алины тут же поднялась, поздоровалась и оказалась не девкой, а француженкой.
Алина сделала знак: ничего не надо. Горничная села и снова превратилась в слепоглухонемого истукана. Алина подошла к зеркалу. Петербургская дама приехала так некстати. Именно сейчас. Как назло. Могла она знать про ту историю? А не знать? Петербург город большой. Даже в узком светском кругу. Отсиживаться теперь в уборных всю жизнь? Что делать, она не знала.
Алина взяла пуховку. На коробке стояло тиснение по-французски: «Москва, Кузнецкий мост». Алина вздохнула и припудрила лицо.
Шум платьев и голоса заставили её удивлённо опустить пуховку. В зеркало Алина видела, как из-за ширмы бросились две девицы. Без перчаток и с босыми ногами.
Моя очередь! воскликнула одна.
Третья, слегка запыхавшись, вбежала из залы. Она на ходу стягивала перчатки.
Босая бросилась к её ступням, схватилась за туфельки.
Да развяжи сперва, притопнула вошедшая.
Одна тут же принялась натягивать перчатки. А вошедшая уже скатывала с ног чулки, подпрыгивая на одной ноге.
Сброшенные туфли валялись рядом.
Горничная и ухом не повела. Не вскочила, не присела, не бросилась помогать. Очевидно, и девицы, и всё их странное поведение были ей знакомы.
Не было сомнений, что все три сёстры. И наконец они заметили Алину, застывшую у зеркала в таком глубоком изумлении, что её можно было принять за неодушевлённый предмет.
Ой.
Все три начали медленно наливаться краской. В руках у одной висел чулок.
Алина всё сообразила мгновенно. Одна пара туфель на троих. Одна пара перчаток на троих. Танцуют по очереди. В надежде зацепить жениха. Они не были ей соперницами. Они могли стать её союзницами: сейчас не нужны, но никогда ведь не знаешь! Если только успеть приручить. Алина не выразила ни удивления, ни вопроса. Как будто босых девиц встречала на балах каждый день. Как будто быть босой и без чулок на бале самое обычное дело. Дружелюбно улыбнулась, показала на мятую туфельку:
Испачкалась.
Ой. Где Что ж делать Моя очередь А я пообещала танец господину Егошину, заверещали все три.
Алина села с пуховкой в руке, платье облаком опало вокруг.
А вот что.
Плюнула на пятно. Обсыпала пудрой. Стряхнула лишнее. Протянула с улыбкой:
Вот и нет пятна. Перебирайте быстро своими ножками, милая. И никто ничего не заметит.
В конце концов, она тоже была воспитанной дамой.
Три сестры просияли благодарными взглядами. Младшая сунула ступню в большую, не по размеру, туфельку, быстро перехлестнула ленты вокруг щиколотки, затянула. Оправила платье, остановила на Алине робкий благодарный взгляд. Все три глядели на свою спасительницу настолько простодушно, были так жалки в своих дешёвых платьицах на розовом чехле, что на миг Алина подумала, не одолжить ли свои перчатки и туфли, к танцующим ей всё равно не хотелось. Но только на миг, потом прошло.
Алина, представилась.
Елена Катя Лиза
Лиза, бегите же, ну! Алина хлопнула в ладоши.
И сестра, которой достались перчатки и туфли, унеслась.
Алина села на диван. Грациозно показала рядом. Сёстры уселись по обе стороны, болтая голыми ногами. Горничная бросила на эти босые ноги презрительный взгляд. Алина метнула в ответ такой, что пригвоздил француженку к стулу, как копьё.
А вы? осмелела первой Елена.
«Старшая», догадалась Алина.
Неужели вам не хочется туда? Танцевать?
«Вот она, провинциальная простота», внутренне скривилась Алина. С простыми людьми, знала она по опыту, труднее всего: такое ляпнут, только успей увернуться. Вот что ответить на эдакое? Она очаровательно улыбнулась. И не сказала ничего.
Есть интересные, заметила на это Катя.
«Вам может», подумала Алина. Ответила с улыбкой:
Кто же? Я почти ни с кем не знакома.
Обе сестры так и сорвались с дивана:
Как? Вы не знаете? Все барышни в ажитации. Вы не слыхали? На бале сегодня! господин Бурмин.