В будние дни магазин закрывался в три часа, и когда хозяйки заперли дверь, тетя Линда повела меня на продолжительную и более обстоятельную экскурсию по деревне. Она заняла пятнадцать минут и ни на йоту не изменила мое первое впечатление. Потом мы вернулись домой, где я до конца дня пряталась у себя в комнате. Какой бы странной и чужой она мне ни казалась, это было единственное место, где я могла уединиться, пока тетя Линда находилась дома. Если я не делала школьные задания, обычно наспех и тяп-ляп, то слушала музыку, хандрила и слишком много времени посвящала размышлениям о смерти и о моей растущей убежденности, что миру и в особенности моим родным без меня будет гораздо лучше.
Мне пока не удавалось понять толком, что за человек моя тетя. Волосы у нее были короткие и седые, глаза ласковые, карие, глубоко посаженные на лице, исчерченном резкими морщинами. Ходила она всегда торопливо. Она никогда не вступала в брак, у нее никогда не было детей, и порой казалось, что она любит покомандовать. Раньше она была монахиней и хотя ушла от «Сестер милосердия» почти десять лет назад, по-прежнему придерживалась принципа «чистоплотность сродни набожности» и других тому подобных. Я была обязана ежедневно наводить порядок у себя в комнате, стирать свою одежду и убирать в кухне: один раз перед тем как тетя возвращалась домой в середине дня, второй вечером, после ужина. Все по-честному, думала я, ведь я живу здесь, но, несмотря на все старания, справиться со своими обязанностями как следует мне не удавалось. Наши с тетей разговоры обычно были краткими, за утверждением следовало извинение. Примерно вот так:
Когда ты поставила чашки обратно в шкаф, они были еще мокрыми.
Извини.
На столе остались крошки.
Извини.
Ты забыла протереть плиту чистящим средством.
Извини.
Покрывало на твоей постели надо оправить.
Извини.
За первую неделю я извинилась, наверное, раз сто, а за вторую еще больше. Очередную проверочную работу я провалила, открывающийся с веранды вид мне наскучил. В конце концов я пришла к убеждению, что даже если застрять на живописном тропическом острове, спустя некоторое время его пейзажи тебе начнут приедаться. То есть океан всегда кажется одинаковым. Когда бы на него ни взглянул, вода все там же. Да, облака могут выглядеть по-разному, а на закате небо полыхает оранжевым, алым и золотым, но какая радость от заката, если не с кем любоваться им? Тетя была, по-моему, из тех людей, которые подобных вещей просто не замечают.
И кстати: беременность отстой. Меня все так же тошнило по утрам, порой бывало нелегко вовремя добежать до ванной. Я читала, что некоторых женщин вообще не тошнит, но ко мне это не относилось. На меня тошнота наваливалась по утрам сорок девять дней подряд, так что казалось, будто мой организм вознамерился поставить какой-то рекорд.
Если у рвоты и были плюсы, так только один: из-за нее я почти не набирала вес и прибавила самое большее пару-тройку килограммов к середине ноября. Честно говоря, мне не хотелось растолстеть, но мама купила мне книжку «Чего ждать, когда ждешь ребенка», и я, нехотя полистав ее однажды вечером, узнала, что многие женщины в первом триместре прибавляют от двух до четырех килограммов, так что никакая я не особенная. Но потом вес начинает расти каждую неделю примерно на пару кило, и так до самых родов. Я произвела подсчеты, выяснила, что моя миниатюрная фигура обрастет еще двенадцатью килограммами веса, и поняла, что вместо рельефного пресса у меня появится пивной живот. Впрочем, рельефного пресса у меня не было даже в лучшие времена.
Еще хуже рвоты были взбесившиеся гормоны, в моем случае их проявлением стали прыщи. Как я ни чистила лицо, на лбу и щеках прыщи то и дело высыпали целыми созвездиями. У Морган, моей безупречной старшей сестры, ни разу в жизни не появилось ни единого прыщика, и я, смотрясь в зеркало, думала, что могла бы отсыпать ей с десяток моих, и все равно моя кожа выглядела бы хуже, чем у нее. Даже с прыщами Морган осталась бы красивой, умной и популярной. Дома мы с ней прекрасно ладили, особенно когда были младше, но в школе она держала дистанцию, предпочитая компанию своих подруг. Морган получала только отличные оценки, играла на скрипке и снялась даже не в одном, а в целых двух рекламных роликах местного универмага. И если вам кажется, что соперничество с ней давалось мне легко, то кажется напрасно. Прибавьте мою беременность, и вам станет ясно, почему родители любили Морган во много раз больше. Честно говоря, и я ее обожала.
С приближением Дня благодарения у меня официально диагностировали депрессию. Кстати, ею сопровождаются примерно семь процентов беременностей. Рвота, прыщи и депрессия я сорвала тройной выигрыш. Повезло, правда? Я все сильнее отставала от школьной программы, музыка в моем плеере становилась все более мрачной. Даже Гвен потерпела неудачу, пытаясь взбодрить меня. С тех пор, как нас познакомили, я немного сблизилась с ней она приходила к нам на ужин дважды в неделю, и она спросила, хочу ли я в День благодарения посмотреть парад универмага «Мейсис». Принесенный маленький телевизор она сама установила в кухне, но, несмотря на то что к тому времени я почти забыла, как выглядит телевидение, эта уловка не помогла выманить меня из комнаты. Я так и сидела в одиночестве и старалась не плакать, представляя, как мама и Морган фаршируют индейку и пекут пирожки в кухне, а папа, развалившись в шезлонге, с удовольствием смотрит футбол. Несмотря на то что тетя и Гвен приготовили праздничный ужин, похожий на тот, какой обычно ставили на стол в доме моих родителей, это было уже не то, да и аппетит у меня так и не появился.
Я много думала о своих лучших подругах Мэдисон и Джоди. Мне не разрешили сказать им правду о том, почему я уезжаю; вместо этого мои родители объяснили всем знакомым, в том числе родителям моих подруг, что я отправилась пожить к моей тете куда-то далеко, из-за «экстренной медицинской ситуации» в условиях «ограниченной доступности телефонной связи». Наверняка они дали понять, что я сама вызвалась помочь тете Линде, ведь я такая ответственная, добрая и заботливая. А чтобы эту ложь не разоблачили, мне запретили общаться с подругами, пока я в отъезде. Мобильника у меня не было в то время они имелись лишь у немногих подростков, и когда тетя уходила на работу, она уносила шнур от домашнего телефона с собой, так что «ограниченная доступность телефонной связи» превращалась в такую же правду, как и «экстренная медицинская ситуация». Я поняла, что мои родители умеют быть такими же скрытными, как я, и это стало для меня своего рода откровением.
По-моему, примерно в то же время тетя начала тревожиться за меня, хоть и пыталась не поддаваться беспокойству. Пока мы доедали остатки праздничного ужина со Дня благодарения, она вскользь упомянула, что в последнее время я стала не такой болтушкой, как прежде. Так она это называла «болтушка». Вдобавок она стала менее строго следить за порядком а может, это я наконец научилась соответствовать ее требованиям, но как бы там ни было, с недавних пор ее упреки слышались реже. И я видела, как она старается втягивать меня в разговоры.
Ты принимаешь витамины для беременных?
Да, отвечала я. Вкусно.
Через пару недель тебе надо показаться акушеру-гинекологу в Морхед-Сити. Сегодня запишу тебя на прием.
Класс, отозвалась я, гоняя еду по тарелке и надеясь, что она не заметит, что я почти ничего не съела.
Еду надо класть в рот, сообщила она. А потом проглатывать.
Мне показалось, она хотела пошутить, но я была не в настроении веселиться, поэтому только пожала плечами.
Приготовить тебе что-нибудь другое?
Я не настолько хочу есть.
Она сжала губы и окинула взглядом комнату, словно в поисках волшебных слов, способных вновь превратить меня в болтушку.
О, совсем забыла спросить. Ты звонила родителям?
Нет. Я собиралась позвонить им, но ты забрала с собой телефонный шнур.
Можно позвонить им после ужина.
Наверное.
Она отделила вилкой ломтик индейки.
Как дела с учебой? Ты опаздываешь с домашними заданиями и в последнее время не очень справлялась с проверочными работами.
Я стараюсь, ответила я, хотя на самом деле не старалась нисколько.
Что с математикой? Не забывай, что перед рождественскими каникулами тебя ждет несколько важных тестов.
Ненавижу математику, а геометрия вообще дурацкая. Какая разница, знаю я, как найти площадь трапеции или нет? Вряд ли это мне понадобится в жизни хоть когда-нибудь.
Тетя вздохнула. И снова задумалась, подыскивая слова.
А реферат по истории ты написала? По-моему, тебе сдавать его на следующей неделе.
Он почти готов, соврала я. Мне задали подготовить реферат о Тэргуде Маршалле, а я за него еще даже не бралась.
Чувствуя на себе взгляд тети, я понимала: она гадает, стоит ли верить мне.
* * *
Позднее тем же вечером она предприняла еще одну попытку.
Я валялась в постели в обнимку с Мэгги-мишкой. У себя в комнате я закрылась сразу после ужина и сидела одна, пока в дверях не возникла тетя, одетая в пижаму.
Ты не думала о том, чтобы подышать свежим воздухом? спросила она. Может, сходишь на прогулку или прокатишься на велосипеде перед тем, как завтра взяться за уроки?
Здесь некуда идти. Почти все закрыто на зиму.
А пляж? Там так тихо сейчас.
На пляже слишком холодно.
Откуда ты знаешь? Ты ведь несколько дней на улицу не выглядывала.
У меня слишком много уроков и работы по дому.
А ты не думала попробовать познакомиться с кем-нибудь из ровесников? Может, завести друзей?
Поначалу мне показалось, что я ослышалась.
Завести друзей?
А что такого?
Здесь же нет моих ровесников.
Как же нет есть, конечно, возразила тетя. Я ведь показывала тебе школу.
Школа в деревне была единственная, в нее ходили все местные дети от дошкольников до старшеклассников; мы проезжали мимо нее во время первой экскурсии по острову. На строение с единственным классом, который я видела на повторных показах «Маленького домика в прериях», она не походила, но казалась немногим больше.
Наверное, я могла бы прогуляться по набережной или заглянуть в клубы ах, да: в Окракоуке нет ни того, ни другого.
Я просто хочу сказать, что тебе было бы полезно поговорить с кем-нибудь помимо нас с Гвен. Такая изоляция не идет на пользу здоровью.
Кто бы сомневался. Вот только с самого приезда в Окракоук я не видела здесь ни единого подростка, да еще я беременна, что должно остаться тайной, так к чему вообще все эти разговоры?
Находиться здесь тоже мне не на пользу, но похоже, никому нет до этого дела.
Тетя оправила пижаму, словно искала в ткани слова, и решила сменить тему.
Я тут подумала: неплохо было бы подыскать тебе репетитора. По геометрии обязательно, а может, и по другим предметам. Например, чтобы он просмотрел твой реферат.
Репетитора?
Кажется, я знаю того, кто подойдет идеально.
Мне вдруг представилось, как я сижу рядом с каким-то стариканом, от которого разит «Олд Спайсом» и нафталином, и слушаю, как он разглагольствует о старых добрых временах.
Не нужен мне репетитор.
У тебя итоговые контрольные в январе и еще много других в последующие три недели, в том числе важных. Я обещала твоим родителям, что приложу все усилия, чтобы тебе не пришлось оставаться в том же классе на второй год.
Я терпеть не могла, когда взрослые ссылались на логику и чувство вины, и, как и следовало ожидать, отступила.
Да без разницы.
Тетя подняла брови и некоторое время молчала. Потом наконец сказала:
Не забывай, что в воскресенье у нас церковь.
Разве такое забудешь?
Помню, помолчав, буркнула я.
А потом мы могли бы выбрать елку на Рождество.
Супер, ответила я, хотя на самом деле хотела только укрыться с головой, в надежде что она уйдет.
Но такие меры не понадобились тетя Линда уже поворачивалась. Мгновение спустя я услышала, как закрылась дверь ее спальни, и поняла, что осталась одна на всю ночь, в компании только моих черных мыслей.
* * *
Какими бы тоскливыми ни были остальные дни недели, худшим среди них оставалось воскресенье. Дома в Сиэтле я не имела ничего против походов в церковь, потому что туда же ходила семья по фамилии Тейлор с четырьмя сыновьями, и все они были несколькими годами старше меня, с идеальной внешностью прямо для мальчишеской музыкальной группы, с белыми зубами и волосами, которые всегда казались только что высушенными феном. Как и мы, они сидели в первом ряду, только мы слева, а они справа, и я украдкой поглядывала на них, когда мне полагалось молиться. Просто не могла удержаться. Я без памяти влюблялась то в одного из них, то в другого с тех пор, как помнила себя, хотя вообще-то ни разу с ними даже не разговаривала. Морган повезло больше: Дэнни Тейлор, средний брат и неплохой футболист, однажды после церкви угостил ее мороженым. В то время я была в восьмом классе и отчаянно завидовала тому, что он пригласил ее, а не меня. Помню, как я сидела у себя в комнате и не сводила глаз с часов, считая минуты; когда Морган наконец вернулась домой, я бросилась к ней, умоляя рассказать, какой он, Дэнни. Морган, которая всегда оставалась самой собой, просто пожала плечами и ответила, что он не в ее вкусе, отчего мне захотелось задушить ее. Мальчишки млели от Морган, стоило ей просто пройтись мимо по улице или зайти выпить диетической колы в фуд-корт местного торгового центра.
Суть заключалась в том, что дома в церкви было на что посмотреть точнее, на кого: на четырех на редкость симпатичных мальчишек, в итоге час пролетал незаметно. А здесь посещение церкви не только превращалось в обузу, но и затягивалось на весь день. В Окракоуке не было католической церкви, ближайшая, церковь Святого Эгберта, находилась в Морхед-Сити, а значит, добираться туда приходилось семичасовым утренним паромом. До Сидар-Айленда паром обычно шел два с половиной часа, и оттуда до церкви было еще минут сорок езды. Служба начиналась в одиннадцать, так что нам приходилось ждать ее целый час, и продолжалась до полудня. В довершение всех бед обратный паром в Окракоук отходил лишь в четыре часа дня, то есть опять надо было как-то убивать время, ожидая его.
Да, потом мы еще обедали вместе с Гвен, которая всегда ездила с нами. Как и моя тетя, раньше она была монахиней и считала посещение воскресной церковной службы главным событием недели. Она, конечно, была милая и так далее, но спросите любого подростка, много ли удовольствия ему доставляет обед в компании парочки двух бывших монахинь пятидесяти с лишним лет, и вы наверняка поймете, каково мне приходилось. После обеда мы отправлялись за покупками, но этот шопинг был совсем не таким, как в торговом центре или на набережной Сиэтла. Меня тащили в «Уолмарт» за припасами то есть мукой, кулинарным жиром, яйцами, беконом, сосисками, сыром, пахтой, кофе с разными добавками и прочим, что требовалось для выпечки, покупали их оптом, а затем мы заглядывали на гаражные распродажи, где мои спутницы искали недорогие книги известных авторов и видеокассеты с фильмами, чтобы потом давать их напрокат жителям Окракоука. Вдобавок к поздней поездке на пароме все это означало, что домой мы возвращались почти в семь, спустя долгое время после захода солнца.
Двенадцать часов. Целых двенадцать часов. Только для того, чтобы сходить в церковь.
Между прочим, существует примерно миллион способов провести воскресенье, и все они лучше этого, но увы: утром в воскресенье, едва рассветало, я уже стояла на пристани в куртке, застегнутой на молнию до подбородка, топала ногами и смотрела, как в морозном воздухе изо рта вылетает пар, словно курила невидимые сигареты. А тем временем тетя и Гвен шушукались, смеялись и выглядели довольными наверное, потому, что на сегодня избавились от необходимости ни свет ни заря подавать кофе с булочками. Когда приходил паром, тетя въезжала на него на машине, втиснув ее среди десятка других.