А мебель вы сами мастерите?
Да, весело отозвался Назив. Кресла и стол сделал я, а посуду Гросид. Дети нам помогали. Тебе нравится?
Очень! отозвался Чарли. Внутренняя поверхность чашки была светло-коричневой, почти золотой.
Это лак на обожженной глине? спросил он. Или в качестве печи вы используете А-поле?
Ни то, ни другое, ответил Назив. Хочешь, я покажу, как это делается? Или
Он посмотрел на пустую тарелку, стоящую перед Чарли, и спросил:
Еще салата?
С сожалением Чарли отодвинул тарелку.
Нет, спасибо! Я хотел бы понаблюдать за процессом.
Они поднялись из-за стола и отправились к двери в глубине комнаты. Какой-то маленький озорник, спрятавшийся в занавесях, прикрывавших выход, бросился на Назива; тот, не останавливаясь, подхватил его, визжащего от удовольствия, перевернул в воздухе, шутя стукнул слегка головой о пол, вновь перевернул и, поставив на ноги, проводил мягким шлепком. После чего, широко улыбаясь, провел Чарли через дверь.
Вижу, ты любишь детей, сказал Чарли.
Они божественны!
И вновь Чарли заблудился в нюансах местного наречия. Была ли это просто эмоциональная оценка маленьких ледомцев, живущих в этом коттедже и коттеджах поблизости, или же это была характеристика их статуса божественного в глазах Назива и, вероятно, всего Ледома. Ребенок как божество это серьезно!
Комната, в которой они оказались, была и повыше, и пошире, и вообще значительно отличалась от уютного жилого помещения, которое Чарли только что покинул. Это была мастерская, настоящая мастерская! Кирпичный пол, нешлифованные шпунтованные панели; на деревянных колышках, вбитых в стены, висят основные инструменты плотника и столяра молотки, клинья, тесла, струги, скобели, шила разных размеров, топоры большие и малые, угольники, циркули и уровни, а также связки реек. Вдоль стен стоят на полу более сложные, механизированные инструменты, но они были также ручного изготовления и, что самое интересное, оказались деревянными. Настольная сабельная пила, например, приводилась в движение педалями, спрятанными под массивной деревянной станиной, и с помощью кривошипного механизма и системы веревочных шкивов могла совершать достаточно сложные операции. К пиле, соединенная шарниром с деревянной пружиной, присоединялась рама, регулировавшая шаг пилы. Рядом стоял токарный станок с огромным керамическим маховиком, весившим не меньше пятисот фунтов, и хитроумной системой шкивов для быстрого закрепления обрабатываемого изделия.
Но то, ради чего Назив привел Чарли в мастерскую, стояло в углу. Это была печь для обжига кирпичная конструкция с трубой и массивной металлической дверью, стоящей на кирпичных столбах. Под печью располагалась выдвижная топка на роликах.
Здесь у нас еще и горн, проговорил Назив и, мощным движением руки подняв крышку топки, показал кузнечные мехи с педалью. Мехи заканчивались сдутой кожаной емкостью. Назив стал энергично давить на педали, и емкость, до этого плоская и морщинистая, расправилась и стала раздуваться, увеличиваясь в размерах.
Идею мне подсказал один из наших воспитанников, сказал Назив, который учился играть на волынке.
Лицо его озарила улыбка. Он убрал ногу с педали и потянул за рычаг. Чарли услышал, как воздух со свистом проходит через решетки горна. Назив потянул сильнее, и воздух в горне сипло взревел.
Все полностью под контролем, и, чтобы следить за огнем, тебе не нужны взрослые. Любой ребенок, даже самый маленький, может управлять горном, и это им страшно нравится.
Замечательное устройство, совершенно искренне произнес Чарли. Правда, есть и более простой способ.
Конечно есть, согласился Назив, хотя и не стал уточнять у Чарли, в чем он состоит.
Чарли восхищенно осматривал внутреннее пространство мастерской и аккуратные штабеля древесины, которую, вероятнее всего, распилили именно здесь, а также массивные крепления деревянных машин.
Смотри! привлек его внимание Назив.
Он опустил рычаг, который удерживал зажимной патрон передней бабки станка, и мягким движением поднял ее, закрепив основание в специально вырезанных пазах.
Ничего себе! воскликнул Чарли. Так теперь это сверлильный станок!
Потом он показал на маховик.
Это ведь керамика, так? Как вам удалось обжечь штуковину такого размера?
Назив кивнул в сторону печи.
Пришлось повозиться, сказал он. Убрали все лишнее и устроили вечеринку с танцами.
Танцевали на педалях? рассмеялся Чарли.
И там тоже. Но ты хотел знать, почему маховик керамический, верно? Он массивный, но идеально обработать его, чтобы ровно вращался, проще, чем если бы он был из камня.
Понимаю, кивнул Чарли, глядя на маховик, но думая совершенно о другом о невидимых лифтах, о машине времени, о крошечном устройстве, которое, как ему говорили, способно откусывать огромные куски от холмов и перемещать их куда угодно. Ему пришла в голову идея а вдруг люди, обитающие здесь, и не подозревают о технических чудесах, которыми пользуются люди, живущие возле Первого научного и Первого медицинского? Но он отмахнулся от этой мысли ведь впервые он увидел Гросида и Назива именно в Первом медицинском. А может быть, людям, которые работают с детьми, просто не позволяют пользоваться плодами современных технологий, и они должны вручную обрабатывать свои поля, зарабатывая мозоли, пока Сиес и Миелвис одним мановением руки извлекают свежие фрукты из отверстий в стене у изголовья своих кроватей?
Дискриминация, однако!
Да, впечатляет!
Что? переспросил Назив.
Размеры. И то, как его удалось обжечь.
Это не предел, улыбнулся Назив. Идем, покажу кое-что еще.
Он подвел Чарли к двери в задней стене, и они вышли в сад. Пятеро или шестеро детей возились в траве, а один забрался на дерево. Увидев Назива, они восторженно заверещали и бросились к нему. Не прерывая разговора, Назив подхватывал детишек одного за другим, переворачивал в воздухе, подбрасывал, подмигивал им и щекотал.
Чарли же, остановившись, ошеломленный, рассматривал то, что открылось перед ним.
Это была скульптурная группа.
Можно ли назвать эту статую «Мадонна с младенцем»?
Взрослая фигура, окутанная изящными складками ткани, коленопреклоненная, обратила свой взгляд в небеса. Ребенок стоял и тоже смотрел вверх, а на лице его застыло отрешенное, почти экстатическое выражение словно он воочию видел духовную сущность мира. Одежд на нем не было, но оттенки кожи были переданы с величайшим искусством как и цвет тканей на взрослой фигуре.
В этой скульптурной группе Чарли поразили две вещи. Во-первых, фигура взрослого не превышала размерами трех футов, а фигура ребенка была не меньше одиннадцати. Во-вторых, вся эта сложная композиция представляла собой единый, безупречно вылепленный и обожженный кусок глазурованной терракоты.
Чарли пришлось попросить Назива повторить то, что тот говорил по поводу печей, поскольку его переполняло чувство удивления, вызванное этим прекрасным произведением искусства, его тонкой отделкой, и, в еще большей степени, символикой. Маленькая фигурка взрослого, который благоговейно склонился перед ребенком, и, собственно, сама фигура ребенка, который также переживал восторг от контакта с тем с тем, кто, очевидно, смотрел на эту скульптурную композицию сверху, с небосклона, а может быть, и с более высокой точки.
Увы, я не смогу показать тебе печь, где мы это обжигали, сказал Назив.
Чарли, все еще находящийся под впечатлением от этой замечательной работы, предположил, что скульптура была вылеплена и обожжена частями, которые впоследствии были соединены. Но нет, глазурь была безупречна, и ничто не говорило о склейке или иных способах монтажа. Даже основание скульптуры море глазурованных терракотовых цветов, представляло собой единое целое со всей композицией.
Значит, здесь они все-таки не обошлись без волшебного А-поля!
Никоим образом! возразил Назив. Скульптура была изготовлена и обожжена именно здесь, где она и стоит. Вылепили ее мы с Гросидом кроме цветов. Цветы делали дети человек двести; причем делали тщательно, чтобы огонь не разрушил эту красоту.
Понимаю! А печь вы уже потом выстроили вокруг скульптуры, так? спросил Чарли.
Мы построили три печи. Одну чтобы высушить скульптуру. Мы ее потом разобрали, чтобы наложить краски. Вторую печь мы построили, чтобы высушить краски, и третью для окончательной обработки.
А кирпичи выбросили?
Нет! Кирпичи мы использовали для пола в мастерской. Но даже если бы мы их и выбросили, овчинка стоила выделки.
Ну еще бы Скажи, Назив, а что означает эта скульптура?
Она называется «Создатель», ответил Назив (на ледомском это, кроме всего, означало «деятель» и «творец» в смысле «художник»).
Взрослый, поклоняющийся ребенку. Ребенок, поклоняющийся Кому? «Создателю»?
Родитель создает ребенка, сказал Назив. Ребенок создает родителя.
Ребенок что? недоуменно спросил Чарли.
Назив засмеялся но не «над Чарли», а просто и естественно, в силу своей природной жизнерадостности.
Послушай! сказал он Чарли. Кто же способен стать родителем, не произведя на свет ребенка?
Чарли засмеялся в унисон с Називом, но, когда они уходили, он посмотрел через плечо на скульптурную группу и понял Назив имел в виду гораздо больше того, что сказал. И сам Назив знал это, понимая, что чувствует Чарли, потому что коснулся локтя гостя и произнес:
Идем! Я думаю, позже ты все поймешь.
Но в глазах Чарли все еще стояла эта сияющая фигура. Когда, сопровождаемый Називом, он шел по мастерской к выходу, то спросил себя почему же ребенок превосходит взрослого своими размерами?
Он понял, что задал этот вопрос вслух, потому что, когда они вернулись в гостиную, Назив ответил (при этом он подхватил того же самого ребенка, который набросился на него чуть раньше из-за драпировок, и стал играть с ним, переворачивая вниз головой и легонько стукая ею о пол, пока тот не начал икать от смеха):
Дети, они больше
И Чарли понял: по-ледомски, как и по-английски, «большой» означает и «великий» не только физические размеры, но и значимость. Но обдумать все это в деталях он попробует попозже. Пока же, оглядывая сияющие лица взрослых и детей, собравшихся в гостиной, он почувствовал укол сожаления и тут же спохватился никто не должен видеть этого выражения на его лице.
Но Филос все понял и сказал:
Он видел твою скульптуру, Гросид.
Вот как? Спасибо, Чарли Джонс! раздался голос Гросида.
Чарли был доволен. Он расцвел улыбкой, но, если бы его спросили, за что его благодарят и чему он так рад, он вряд ли смог бы ответить.
Развинченной походкой, на полусогнутых ногах, Злодей приближается к постели, в которой пытается укрыться Она полусонная и нагая.
Не трогать меня! кричит Она с явным итальянским акцентом. Камера наплывает на Нее, не выпуская Злодея из виду, после чего становится самим Злодеем А в это время слепленные из плоти и крови человеческие существа, рядами сидящие в своих хромированных коробочках перед гигантским экраном на площадке автокинотеатра, хлопают ресницами и ощущают, как кровь пульсирует в их жилах. Даже пропитанный неоновым туманом воздух над машинами для попкорна, даже выключенные фары автомобилей, уставившихся на экран, застывают в томительном ожидании.