Смитти протягивает руку, хватается за блок управления и вырубает телевизор, издав глубокий вздох:
О господи!
Херб, сидящий в своем кресле с закрытыми глазами, произносит:
Грандиозно!
Что именно?
У этого типа есть кое-что для всех.
Тебе это нравится?
Смитти делает ударение на последнем слове.
Разве я сказал «нравится»? спрашивает Херб, открыв глаза и посмотрев на соседа с напускной свирепостью в глазах. И, пожалуйста, никому не говори, что я так сказал.
Но ты же что-то сказал!
Я сказал «грандиозно», если позволишь.
Позволяю.
И я сказал, что у этого типа есть кое-что для всех. Нечто соблазнительное.
Писки.
Херб смеется.
Слушай, хотя я всего лишь специалист по копирайтингу, говорит он, но мне все это понятно. Да, писки пискам рознь. Но те, кем движет скрытая или латентная гомосексуальность, видят в нем объект своей страсти. И молодые бычки, копирующие его прическу и наряд тоже. А еще пожилые тетки. Больше всего заводятся, конечно, именно пожилые тетки. Они западают на его детское личико и цветочные глазки!
Он пожимает плечами и повторяет:
Да, что-то здесь есть для всех.
Ты забыл упомянуть своего старого приятеля Смитти, говорит Смитти.
Ну что ж, каждому из нас нужен не только объект любви, но и объект ненависти.
Ты не шутишь, Херб?
Нисколько.
Когда ты такой, ты меня беспокоишь, приятель, говорит Смитти.
Какой такой?
Слишком серьезный.
Это плохо?
Смитти качает головой и говорит:
Это к работе мужчина должен относиться серьезно. А вот все остальное чувства, эмоции Все это чушь.
А если он будет серьезно относиться к чувствам, что тогда?
Сгорит от неудовлетворенности, отвечает Смитти, глядя на приятеля взглядом старой мудрой совы, и продолжает:
Ну, представь. Человек работает в рекламе, относится к делу серьезно, изучает разные там товары и продукты, их свойства. Даже подписывается на специальные издания. Планирует достичь мирового успеха. Что-то там в связи с этим думает себе, переживает. А потом раз, и все пролетает. Можно ли серьезно относиться к таким переживаниям?
Опусти свой большой пистолет, Смитти, говорит Херб. Он улыбается, но видно, что ему несколько не по себе он бледен.
В одном не повезло, повезет в другом, говорит он. Вот к чему нужно относиться серьезно.
А все остальное чушь?
Все остальное чушь.
Смитти показывает на телевизор.
Мне это страшно не нравится. И никому не понравится.
Именно тогда до Херба доходит, кто спонсировал это рок-н-рольное телешоу. Конкурент. Главный конкурент Смитти. О господи! Мне бы вовремя заткнуться! Черт побери мой грязный язык! Жаль, со мной нет Джанетт! Она бы сразу все поняла.
И Херб произносит:
Я же говорил, что мне не нравится это вшивое шоу.
Если бы ты это сказал до того, как развел свою мелкую философию, Херби, я бы тебя понял, отвечает Смитти.
Он берет пустой стакан Херба и отправляется наполнить его. Тот сидит и думает о трудной судьбе рекламщика. Первое правило для человека, работающего в этом бизнесе: потребитель всегда прав. Правило второе: найди способ соблазнить всех, независимо от пола и возраста и мир будет лежать у твоих ног. Херб смотрит на потухший глаз телевизора и понимает этот парень почти нашел то, что для этого нужно.
Нет, плохо мне. Настоящий плохо, сказал Чарли Джонс.
Он понимал, что, хотя и говорит по-ледомски, но делает это как иностранец обороты родного, английского языка самым причудливым образом вторгаются в его речь.
Понимаю, сказал Филос.
Он прошел в комнату и остановился возле одной из торчащих из пола грибовидных конструкций. Филос поменял наряд, и теперь предстал перед Чарли в одеянии, основу которого составляли оранжево-белые крылышки, поднимавшиеся над плечами на каких-то невидимых опорах и свободно трепыхавшиеся за спиной; помимо крылышек на Филосе был только двусмысленно миниатюрный шелковый «спорран» и легкие сандалии, в тон крылышкам. Остальные части его крепко сбитого тела оставались неприкрытыми.
Можно присесть? спросил он.
Конечно, конечно, проговорил Чарли. Ты просто не понимаешь
Филос насмешливо приподнял брови. Брови были густыми и казались вытянутыми в одну прямую линию, но когда он двигал ими, оказывалось, что они могут выглядеть как пушистые кромки пологой двускатной крыши.
Ты же дома, продолжил Чарли.
Ему вдруг показалось, что Филос, чтобы успокоить гостя, собирается взять его за руку, и Чарли напрягся. Но тот не стал этого делать, ограничившись тем, что вложил максимум сочувствия в голос.
Ты тоже скоро будешь дома, не беспокойся.
Чарли поднял голову и внимательно посмотрел на Филоса. Тот выразился вполне однозначно, и тем не менее
Ты имеешь в виду, меня отправят назад?
Я не могу ответить на этот вопрос. Сиес
Я задаю вопрос тебе, а не ему. Могут меня послать домой?
Когда Сиес
Я буду иметь дело с Сиесом, когда придет время. Ответь мне ты: меня пошлют назад или нет?
Могут, но
Что значит «но», черт возьми?
Ты можешь и не захотеть.
Но почему?
Прошу тебя, заговорил Филос, и крылышки за его спиной затрепетали, не сердись. Прошу! Я знаю, у тебя есть неотложные вопросы, на которые ты хочешь получить ответ. Что делает их неотложными, так это то, что в твоей голове уже есть готовые ответы, и ты их хочешь услышать. Пока ты не получишь эти ответы, ты будешь злиться все больше и больше. Но некоторые из этих ответов, которые ты заранее сложил, не имеют ничего общего с реальностью. А некоторые вопросы лучше не задавать.
Это кто же так решит?
Ты сам! Когда ты узнаешь нас получше, то согласишься со мной.
Черта с два! Но давай, для начала, попробуем. Ты ответишь на мои вопросы?
Конечно, если смогу.
И вновь Чарли ощутил, насколько отличается ледомский от английского. Сказав «если смогу», Филос одновременно дал понять «если мне будет позволено». Хотя, может быть, он просто хотел сказать: «Если у меня будет достаточно информации»? Поразмышляв над этим пару мгновений, Чарли задал свой первый вопрос:
Как далеко вперед вы ушли? спросил он.
Что ты имеешь в виду? вопросом на вопрос ответил Филос.
Именно это и имею. Вы забрали меня из прошлого. Из какого времени, конкретно?
Филос совершенно искренне развел руками.
Ты не знаешь? Или никто не знает?
Если исходить из того, что говорит Сиес
Стоп! Ты прав, воскликнул Чарли почти с отчаянием в голосе. Некоторые вопросы должны дождаться своего часа пока я не увижусь с Сиесом.
Ты опять злишься.
Нет! Я все еще злюсь.
Послушай, сказал Филос, наклонившись вперед. Мы новые люди. Мы ледомцы. Ты должен это понять. И ты должен понять, что мы не можем исчислять время так, как это делали вы. Ваши месяцы, годы и прочие единицы исчисления не имеют к нам никакого отношения. Для нас это пустой звук. И тебе не стоит думать об этом ведь твой мир прекратил свое существование, и остался только наш.
Чарли побледнел.
Ты сказал, что он прекратил существование?
Филос с печалью на лице пожал плечами:
Мне кажется, ты догадывался
О чем я догадывался? выпалил Чарли и вдруг, почти жалобно, проговорил:
Но как? А я думал, что, может быть кто-нибудь, совсем старый
Удар, полученный Чарли, распался на множество ударов лица Рут, Лоры, мамы замелькали перед его взором, медленно, одно за другим, погружаясь в темноту.
Сиес же сказал тебе, что ты сможешь вернуться и вновь стать тем, кем ты был рожден, проговорил Филос.
Некоторое время Чарли молча сидел, после чего обвел взглядом открывающиеся ему из окна виды Ледома.
Правда?
В его голосе сквозили интонации ребенка, которому обещали невозможное.
Но ты отправишься домой, Филос покачал головой, зная то, что ты узнаешь от нас.
Ну и черт с ним! воскликнул Чарли. Главное домой!
Но вдруг ужас, глубокий и ранее неведомый, охватил его, ворвался в его дыхание, биение его сердца. Знать о том, что наступит конец, знать, как и когда это произойдет! Быть единственным из всех, кто знает, что их мир погибнет окончательно и бесповоротно! Лежать рядом с теплым телом Лоры и знать это! Покупать в киоске любимую мамину газету, каждому слову которой она безоговорочно верит и знать это! Проходить мимо церкви, видеть как новоиспеченная невеста в белых шелках счастливо улыбается, прижимаясь к своему избраннику под восторженный рев автомобильных рожков, и знать это!
И ледомцы собираются сообщить ему, когда и как рухнул его мир?
Вот что я скажу, проговорил Чарли хрипло. Вы просто отправите меня назад, ни слова не сказав о том, когда и что произойдет с моим миром, хорошо?
Торгуешься? усмехнулся Филос. Тогда тебе придется кое-что сделать и для нас.
Чем же я могу торговаться? спросил Чарли и сделал вид, что ищет на своем больничном халате карманы, чтобы вывернуть и показать, что они пусты. Я ничего не могу предложить.
Можешь, покачал головой Филос. Обещание. Ты дашь нам обещание и исполнишь его. И тогда получишь то, что хочешь.
А это обещание выполнимо? с сомнением спросил Чарли.
Вполне! И вот в чем его суть: пообещай нам, что останешься нашим гостем, узнаешь нас поближе нашу историю, обычаи, религию, а также постигнешь смысл нашего существования.
Но это может занять целую вечность!
Филос покачал головой, в его темных глазах сверкнула искра смеха.
Да не так уж и долго, сказал он. А когда ты узнаешь нас по-настоящему, мы тебе сообщим, и ты сможешь нас покинуть, если захочешь.
Если захочу? рассмеялся Чарли.
Именно! отозвался Филос торжественно.
Старательно подражая торжественности тона своего собеседника, Чарли Джонс провозгласил:
Давай-ка об этом поподробнее. Меня беспокоит это «не так уж и долго». А вдруг вы скажете, что я узнал вас не слишком хорошо потому, что не сосчитал все молекулы, из которых состоит Ледом?
Впервые Чарли отметил ледомцы могут и злиться. Но Филос сдержал себя и произнес:
Ничего подобного мы не скажем. Я и мысли об этом не допускаю.
На этот раз злиться начал Чарли.
Ты хочешь, чтобы я поверил вам. А мне нужны гарантии.
Когда ты узнаешь нас получше
То есть обещать я должен сейчас, а узнаю я вас уже потом?
Неожиданно для Чарли Филос вздохнул и улыбнулся.
Я тебя понимаю, сказал он. Ладно, не будем торговаться. Но запомни я предложил тебе наши условия, и Ледом будет их свято соблюдать. И если, изучая нашу культуру, ты увидишь, что мы ничего не скрываем и показываем тебе все, что у нас есть, мы вернемся к этому разговору. Ты дашь нам это обещание, и на этом основании мы раскроем перед тобой всю суть нашей жизни. Когда же ты все поймешь и узнаешь нас досконально, мы исполним твое желание, и ты сможешь вернуться.
На таких условиях трудно спорить, покачал головой Чарли. А если я все-таки не дам своего обещания?
Филос пожал плечами.
И в этом случае, вероятнее всего, ты сможешь вернуться. Главное для нас это то, чтобы ты узнал нашу культуру, постиг ее и в общем, и в мельчайших деталях.
Чарли долго смотрел в темные глаза Филоса, но не увидел там ничего, что разрешило бы его сомнения.
А у меня будет возможность ходить там и тут, задавать любые вопросы? спросил он.
Филос кивнул.
И получать ответы?
Любые ответы, которые мы сможем (нам будет разрешено) дать.
И, чем больше вопросов я задам, чем большее количество мест смогу посетить, чем больше увижу, тем скорее смогу вернуться?
Именно!
Черт бы меня побрал, сказал Чарли Джонс Чарли Джонсу. Он встал, прошелся по комнате и вновь сел. Филос все это время внимательно наблюдал за ним.
Слушай, сказал Чарли. Перед тем как ты пришел, я все серьезно обдумал. И у меня возникло три больших вопроса. Причем, когда я их обдумывал, я еще не знал того, что знаю сейчас, а именно, что вы сможете мне помочь.
Задавай, и я сделаю все, что в моих силах.
Понимаю, кивнул Чарли.
И, подумав, продолжил:
С первым вопросом я разобрался. Мне было важно понять, насколько далеко в будущее я попал.
Произнеся это, он поднял ладонь, предостерегая Филоса.
Не отвечай! Даже если не ты, а только Сиес может ответить на этот вопрос, я не хочу знать ответ.
Почему? спросил Филос.
Попробую объяснить. Во-первых, здесь неизбежен намек на тот момент, когда погиб мой мир, а я не хочу об этом знать. Во-вторых, если я все-таки вернусь домой, эта информация не будет иметь для меня никакого значения. Ведь вы говорите, что я вернусь именно туда, откуда меня забрали, верно?
Более-менее так.
Отлично. Но тогда совершенно не важно, прошел ли один год или десять тысяч лет. И у меня не будет повода думать: вот, дескать, все мои друзья и близкие уже давно в могиле Когда я вернусь, я встречусь с ними, верно?
Да, кивнул Филос. Ты встретишь всех своих друзей и близких.
Отлично, сказал Чарли. С первым вопросом покончили. С третьим тоже. Теперь я знаю, что будет со мной здесь.
Я рад, что тебе все ясно.
Отлично. Но остался второй вопрос: почему именно я?
Не понял, проговорил Филос.
Почему вы выбрали именно меня? Разве нельзя было найти кого-нибудь еще? Что именно вам показалось во мне важным? Какие качества? Или, может, вы похитили меня, чтобы я чего-то там не натворил в прошлом? Или просто тестировали свое оборудование, и я попался случайно?
Филос отстранился, и было видно, что он не столько удивлен, сколько раздосадован этим потоком вопросов, и ему не слишком приятно их слышать.
Я попробую ответить на твои вопросы, сказал, помолчав минуту, словно давал улечься неприятному эхо от слов Чарли, которые все еще звучали в его душе.
Во-первых, продолжил он, мы могли забрать только одного. Во-вторых, нам действительно нужен был именно ты, потому что у тебя есть одно особое качество, отсутствующее у других твоих современников. Что касается последнего обстоятельства, о котором ты спрашиваешь, то я не вижу здесь особых проблем. Смотри (это «смотри» значило гораздо больше, чем казалось на первый взгляд, и включало в себя призыв поразмыслить, оценить себя и других): если учесть, что ты в любом случае вернешься примерно туда, откуда тебя забрали, то как твое перемещение в наше время сможет оказать воздействие на твои последующие действия? Пройдет слишком мало времени.
Покраснев от напряжения, Чарли размышлял.
Возможно, что ты и прав, наконец сказал он. Но я ведь буду уже не тот, верно?
Оттого, что познакомишься с нашей культурой и нашим образом жизни? спросил, рассмеявшись, Филос. И ты действительно веришь, что это тебя сильно изменит?
Помимо собственной воли Чарли улыбнулся слишком уж заразительно смеялся его собеседник.
Ладно, согласен, примирительно сказал он и спросил:
Тогда не сообщишь ли мне, каким это особым качеством я располагаю? Что заставило вас похитить именно меня?
Хотя Чарли говорил по-ледомски, его родная манера говорить прорывалась через местный язык.
Сообщу, ответил Филос, явно, хотя и дружелюбно, имитируя манеру Чарли. Это объективность.
Я в полной растерянности, я раздавлен, расплющен, а еще, заодно, и ошарашен. Что за чертовщина? Какая такая «объективность»?
Филос улыбнулся.
Не нервничай, сказал он. Это просто нейтральная характеристика личности. А теперь послушай. У тебя было когда-нибудь такое, чтобы кто-то посторонний, и не обязательно специалист, говорил о тебе нечто, чего ты сам о себе не знал?
Думаю, такое бывает у всех, отозвался Чарли.
И вспомнил давнишний эпизод, когда некая девица, одно из его мимолетных увлечений, отделенная от него тоненькой перегородкой в ванной, рассказывала кому-то о нем:
Он всем и каждому заявляет, что никогда не ходил в колледж, хотя может за пояс заткнуть любого выпускника по части знания всякой всячины.
Не то чтобы Чарли был слишком озадачен услышанным, но потом он уже никогда не заикался о том, что не имел удовольствия получить высшее образование, потому что понял, как глупо хвастать этим обстоятельством.
Так вот, продолжил Филос. Мы новая раса, и мы задались целью понять свою сущность. Для этого у нас есть всевозможные инструменты, которые я даже не в состоянии тебе описать. Но единственной вещью мы, как новый вид, не располагаем объективностью.
Все это отлично, покачал головой Чарли, но я ведь не специалист, не эксперт в делах рас, народов и культур.