Лорен произнесла мрачно, понизив голос:
Постарайтесь хотя бы изобразить свою скорбь по дедушке хотя бы.
Как будто им надавали шваброй по головам. Даже Кевин, с его ростом пять футов десять дюймов[9], съежился.
Взгляд тети Лорен что твой лазер. Другим взрослым легко можно навесить лапшу на уши, и это прокатит, но только не с ней. Эта видит все.
Брианна начала заикаться: «Мы с-с-скорбим» Она сказала это так тихо, что тетя Лорен сделала вид, будто ничего не услышала.
Даже странно, но внуки еще помнят времена, когда тетушка была с ними доброй. В раннем детстве они ей даже нравились. Она с ними глупо сюсюкала. Покупала им «образовательные» игрушки, в основном книжки. Но стоило им пойти в школу, как она насторожилась. В этом возрасте, сказала, дети становятся обманщиками. Какая ирония судьбы: малыши Кевин и Брианна были ее любимыми племянниками, но стоило им превратиться в подростков, как они стали ей противны.
(Связано ли это как-то с полом? недоумевали старшие внуки. Или только с их телами, которые Лорен находила отталкивающими?)
А сегодня все выглядело еще хуже. Тетя Лорен по-настоящему разозлилась, завелась. Ее коротко обрезанные волосы ощетинились, как перышки у сойки на грудке. Тонкогубый рот дрожал. Можно было подумать, что известие об уходе Уайти свалилось на голову директрисы хэммондской школы и она не понимала, как это встраивается в ее деловую жизнь. Словно вдруг обнаружила в публичном месте, что у нее грязные руки и их негде вымыть.
Вот кого они любили, так это тетушку Софию. С ней-то все окей.
Уже не девочка, но выглядит молоденькой. Обычно ходит в джинсах и белой рубашке навыпуск. Волосы убраны назад, лицо открытое. Никакой косметики или помады. Даже на поминки пришла ненакрашенная, с искренним выражением печали. Вот уж кто не схватит тебя в охапку и не завоет тебе прямо в лицо, наводя ужас.
На старших внуков производило впечатление то, как умная София (в отличие от изображавшей себя умной Лорен), настоящая ученая, говорила о серьезных вещах впроброс, как будто всем известно, что такое «митоз», «естественная селекция», «темная материя». На любой школьный вопрос, особенно по математике и точным наукам, у нее находился ответ, она объясняла тебе доходчиво, терпеливо и без всяких насмешек, а в конце могла похвалить: Отлично! Мы все усвоили.
Но почему дедушка Уайти ушел? Разве он не пошел на поправку? спросила ее тринадцатилетняя Алиса Маккларен, так как больше ей не у кого было спрашивать. И София начала объяснять: ослабленная иммунная система, смертельная стафилококковая инфекция но тут у нее перехватило горло.
Она быстро отошла, и Алиса смотрела ей вслед, чувствуя себя ужасно.
Бабушка Джесс обнимала каждого со словами, как дедушка его/ее любил и как ему будет их не хватать.
Конечно, это была не первая смерть за ее шестьдесят с лишним лет жизни.
При всей усталости она оставалась хозяйкой прекрасного дома, который весь пропах цветами.
А обязанность хозяйки состоит в том, чтобы гости чувствовали себя как дома и им не хотелось уходить.
Не уходите, пожалуйста. Еще совсем рано.
Или так:
Вы знаете, как Уайти любил вечеринки.
Хотя какая же это вечеринка? Только семья, близкие родственники и старые друзья.
Подавали лучшие напитки покойного. Вино, пиво, темный немецкий эль. Некоторые гости были так убиты, что от всего отказывались.
Ну и конечно, любимые орешки Уайти, в основном кешью, а также этот жуткий зеленый арахис, который он мог есть пригоршнями васаби?
Шведский стол с его любимыми блюдами: тушеный лосось с укропом, провансальский салат с курицей и пастой, тефтельки с острой приправой, нанизанные на зубочистки. Шведские крекеры, сыры.
Этот импровизированный сбор на Олд-Фарм-роуд не был настоящей траурной церемонией (официальная церемония прощания пройдет в декабре, и на нее придут сотни людей, чтобы помянуть Джона Эрла Маккларена), а скорее поводом вспомнить ушедшего. А гости, любившие его, пришли утешить вдову и детей.
Впрочем, Джессалин Маккларен полноценной «вдовой» еще не стала. У нее было такое лицо, будто ее сильно ударили дубинкой по голове, но ведь череп не разлетелся на кусочки и покрасневшие, слезящиеся глаза сохраняли твердый взгляд.
Уайти был бы так рад, что вы пришли! Позвольте, я вам налью
Взрослые дети Маккларенов выглядят ошарашенными, растерянными. Даже Том. А Беверли вся опухшая, зареванная. Хотя, казалось бы, чему удивляться: их без малого семидесятилетний отец умер от осложнений после инсульта.
Так сказано в некрологе: «Умер от осложнений после инсульта».
(По лицу Уайти сразу было видно, что у него повышенное кровяное давление. По меньшей мере тридцать фунтов лишнего веса, выпивал, ел много красного мяса и жареных луковых колечек, курил.)
(И все же это стало шоком. Такой замечательный, щедрый. Честный политик! Всегда такой живой.)
Не надо так расстраиваться. Уайти вас всех очень любил
Она улыбалась. Так надо. Пергаментные губы потрескались, и ей пришлось пойти на отчаянный шаг: накрасить губы красной помадой, которые на бледном лице светились, словно неновые огни.
Волосы, никогда не казавшиеся бесцветными или сальными, она зачем-то зачесала назад, обнажив лепку лица, что сразу как-то отрезвляло и опечаливало.
Бедная Джессалин! Как же она будет теперь жить одна
Но вслух все рассыпа́лись в похвалах: как она «элегантна» в своей черной шелковой кружевной шали на плечах, в светло-серых туфлях. Два раза обернутое вокруг шеи ожерелье из розового жемчуга шевелилось в такт ее учащенному дыханию.
Никто не знал: за неделю она так похудела, что ей пришлось закрепить на талии булавкой черную шелковую юбку, доходящую до середины икр.
Никто не знал: после утренней кремации, во время которой Джессалин чуть не потеряла сознание, она испытывала головокружение и тошноту, каждые полчаса бегала в туалет с ощущением, что у нее в кишечнике жарится сало
Уайти лучше не знать такие подробности.
В последнее время ему о многом в ее жизни лучше было не знать.
Ничего, как-нибудь справится.
И других утешала: я справлюсь.
Родня. Соседи. Школьные друзья Уайти конца шестидесятых начала семидесятых, потрепанные, болезненные и испуганные, как дайвер на высокой доске, с которой хочешь не хочешь, а придется прыгать. Если я чем-то могу вам помочь, Джессалин, скажите мне.
Мистер Колвин, овдовевший бывший сосед, которого приглашали на все домашние посиделки включая День благодарения и Рождество, несчастный Лео Колвин, так давно вышедший на пенсию, что его профессию уже никто не помнил, живущий в пансионате для престарелых в Восточном Хэммонде, в проеденном молью, оливкового цвета заношенном кардигане на молнии, в старых мокасинах с кисточками, был потрясен смертью Уайти и так вцепился в руку хозяйки дома, что Вирджил, весь вечер не отходивший от матери, уже готов был вмешаться.
Если я чем-то могу вам помочь, Джессалин, скажите мне.
Мистер Колвин приехал голодный. Он то и дело подходил к шведскому столу, и столу некуда было деться.
Возле стола с выпивкой кто-то задал дерзкий вопрос: будет ли Джессалин продавать дом?
Прекрасный дом времен Войны за независимость, несколько акров земли два-три миллиона, не меньше. Конечно, сейчас не самое подходящее время обсуждать такие вещи, но если вдруг
Том сухо ответил: нет, вряд ли мать станет продавать дом в ближайшее время.
Ответ Беверли прозвучал агрессивнее: точно нет! А когда Джессалин примет такое решение, дом не будет «выставляться на продажу», а уйдет по-тихому.
Если я чем-то могу вам помочь, Джессалин, скажите мне.
Чтобы хорошо продать недвижимость, потребуется толковый риелтор.
Слава богу, Джессалин была окружена детьми, готовыми ее опекать и успокаивать. Без них она бы не пережила этот шок.
Утреннюю кремацию настоящей «церемонией», пожалуй, не назовешь.
Только близкие. И конечно, никаких внуков.
Прах (невозможно произнести вслух прах Уайти) поместили в урну, сделанную как будто из антикварного камня, хотя на самом деле она из дешевого синтетического материала, что-то вроде картона, с очень плотной крышкой.
Тяжелее, чем можно было предположить, но не слишком.
Они отнесут урну на кладбище Северного Хэммонда, где церковный двор (за пресвитерианской церковью) одновременно служит местом захоронения, и Маккларены покоятся там начиная с 1875 года.
В одном месте без труда помещаются две урны.
Пока никаких планов насчет мемориальной церемонии.
Возможно, в декабре, перед Рождеством.
Зазвонил дверной колокольчик. Кто-то сильно припозднился.
Том уже сыт по горло. 21:20, с ума сойти! Для домочадцев день начался в шесть утра. Половину этих гостей никто не приглашал. Откуда они вообще взялись? А вот мать после очередного звонка всех зовет в гости. Уайти бы ей давно сказал: Джессалин, запри уже дверь на засов и погаси свет в доме!
В комнате рядом с гостиной мистер Колвин сидит на стуле, широко расставив ноги, болезненно-бледный, словно после обморока, а одна из их соседок вокруг него хлопочет. Его-то кто позвал?
Наверху, в санузле для гостей, где так пахнет лавандовым мылом, что невозможно дышать, заросший Кевин достал из пакетика косячок для Брианны. Оба хихикали, предварительно заперев дверь.
Может, открыть окно?
Хорошая мысль.
А внизу дети приглядывали за матерью.
Сколько раз она уже повторила: «Уайти бы так удивился, увидев столько народу в нашем доме!» На самом деле его реакция была бы другой: Что здесь происходит? Большая вечеринка посреди недели! А меня почему не позвали?
Ты знаешь Диогена?
Вирджил говорил импульсивно. Они стояли за домом. Из его рта шел пар.
Знаю? Ты хотел спросить, знаю ли я, кем был Диоген?
Ну да. Кем был Диоген.
Древнегреческий философ, живший тысячу лет назад.
Том произнес это с безразличной, полупрезрительной интонацией. Но Вирджил не отступал:
Две тысячи лет назад. Даже больше.
Уже стемнело. Воздух был волглый, прохладный, с запахом прелых листьев.
Гости разошлись, а вот дети Маккларенов не спешили разъезжаться.
Они прогуливались по тронутой изморозью траве. Перед ними возвышался их семейный дом, похожий на корабль в ночи, в котором освещены отдельные каюты.
Они были если не пьяные, то подвыпившие. Даже не употребляющая алкоголя София выпила несколько бокалов отцовского белого вина и не могла не признать, что вино превосходное.
Лорен неумело чиркнула спичкой, чтобы зажечь позаимствованную у Тома сигарету.
Диоген был стоиком, и о нем существует много грязных историй. Например, как он сидел голый в бочке или в корыте? Она задумалась. Нет, в корыте сидел другой который крикнул «Эврика!» как его звали-то
Архимед.
Что?
Не что, а кто. В корыте сидел Архимед. Тот, который открыл закон всемирного тяготения.
Эй, погодите. Софию развеселило невежество родни. Забавно, но они бóльшие американцы, чем она: на вещи, которые действительно важны, смотрят с беззаботностью и равнодушием. Неужели вам не известно, что закон всемирного тяготения открыл Ньютон?
А что тогда открыл Архимед?
Много чего! «На тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная объему вытесненной жидкости». Он имел в виду свое тело при погружении в ванну.
Это же очевидно, заговорила Беверли, до сих пор хранившая молчание. Когда ушел последний гость, она скинула тесные туфли на высоком каблуке и влезла в старые отцовские ботинки. Изо рта у нее шел пар так, словно она задыхалась. Ты садишься в полную ванну, и вода переливается через край. В чем тут открытие?
Лорен ее слова позабавили.
То есть ты, Бев, сделала сейчас такое же открытие, как Архимед две тысячи лет назад?
Но та не унималась:
Стив иногда заливает весь пол в ванной. Когда принимает душ. Как это у него получается? Вот тебе и тело, погруженное в жидкость! И шторки не снаружи, а внутри Беверли умолкла, окончательно запутавшись.
Мы говорили о научных открытиях, Бев.
В общем, я ничего неизвестного не обнаружила. Даже микробов
Это уже перебор. Неудачно пошутила.
Именно микробы погубили их отца. Пусть их и называли более вычурно бактериями.
Семейство Маккларен находило только Лорен остроумной, даже когда она не давала повода. А вот когда Беверли позволяла себе пошутить, все дружно хмурились.
Если София выглядела честной школьницей, то Лорен была сардонической директрисой. Том выступал в роли босса, чей сарказм все находили забавным, если он не касался их лично. Ну а Вирджил был просто Вирджилом.
«Всегда ли мы были такими, подумала София, или мы играем эти роли, оказавшись вместе?»
В стиле школьницы-отличницы София объяснила всем, что открытие Архимеда позволило по-новому измерять объем тел. Это важно. А история про ванну «Эврика!» скорее всего, апокрифическая.
Апокрифическая, апокалиптическая делов-то!
Лорен грубо расхохоталась. Она явно перебрала.
Я хочу сказать, какая, в жопу, разница. Серьезно.
Она заговорила на школьном жаргоне. Когда подростки бездумно чертыхаются, матерятся. Лорен одновременно притягивало и отталкивало то, какими малограмотными казались разговоры подростков между собой. Это же касалось идиотских эсэмэсок, которыми они обменивались. Даже самые умные. С тех пор как Лорен стала учительницей, а затем школьным администратором, она перешла на особый жаргон, грубоватый, одновременно забавляющий и пугающий. И все вдруг увидели в своей сестренке, когда-то такой заводной и веселой, вроде участницы марша, наступающей тебе на пятки, злую, отчаявшуюся тетку, отчего хотелось закрыть глаза.
Упс! выкрикнул Том, подхватывая Лорен, которая споткнулась в своих черных кожаных ботинках.
Не распускайте руки! хохотнула она, выдыхая порции теплого пара.
Все это время Вирджил шел отдельно, что было никак не связано с неодобрением или неприятием родни. Скорее с его возмутительной отрешенностью, как будто он тут совсем один.
Он вдруг поскакал большими прыжками вниз по склону к речке, вздувшейся после недавних дождей. Она вся искрилась в тусклом свете молодого месяца.
Все поглядели ему вслед. Чем он их так раздражал?
Сегодня он весь вечер вел себя как призрак Гамлета, вы заметили?
Это такая игра. На смерть отца ему наплевать. Для него это «иллюзия», «мир теней», вся эта буддийская чушь. С него все стекает, как как с гуся жир.
Как с гуся жир? Это что значит?
Ну, у гуся жирные перья, вот с них и течет.
Он пришел со своей дурацкой флейтой. Всерьез собирался играть для гостей.
Почему он этого не сделал, никто так и не понял. Все видели, как Джессалин явно просила его сыграть. Он из тех, кого надо уговаривать сделать то, о чем он сам мечтает, но по какой-то загадочной причине, возможно из противоречия, он так и не сыграл на своей дурацкой флейте.
А что, мы бы послушали, сказала София. У нее такой завораживающий звук.
Да это же фигня, а не флейта! Сам вырезал и просверлил дырочки. Настоящий флеист
Флейтист.
над ним бы посмеялся. Все, что делает Вирджил, это любительщина.
Тут даже не о чем спорить. А все, что делают Том, и Лорен, и София, это профессионально.
Беверли, возмущавшуюся младшим братом не меньше других, задело это осуждение любительского искусства, и она заступилась за Вирджила:
А папе нравилось, как он играл на флейте. Не важно на чем. Когда Уайти был здоров, наверняка заткнул бы уши, а вот в последние дни жизни эта музыка его порадовала, а вы даже не поняли.