В то утро Уайти начал обнаруживать признаки жизни. Затрепетали веки, левый глаз как будто сфокусировался. Синюшные губы, пока беззвучно, зашевелились.
Задвигались пальцы левой руки. Но не правой.
Пальцы левой ноги. Но не правой.
Уайти? Мы все здесь с тобой
Неутомимая Джессалин поглаживала окоченелые руки мужа.
Она все-таки поспала несколько часов. Продуманно оделась, расчесала волосы. Косметика, помада. Все для Уайти.
Надела жемчужное ожерелье, подаренное им на одну из годовщин. Из всех своих подарков это ожерелье он любил особенно. В уши вставила такие же сережки.
Глаза ее загорелись от радости при виде оживающего супруга.
Тома так и подмывало сказать ей: Не обольщайся.
Любовь родителей друг к другу была такой сильной, что, казалось, исключала лично тебя. Даже Том, самый старший, не избежал уколов ревности.
Медицинский прогноз в отношении Уайти: благоприятный. Вдаваться в подробности, связанные с инсультом, не очень-то хотелось.
Том заплатил пошлину. Или штраф. Черт их разберет. Здоровяк на штрафстоянке с подозрением изучил уполномочивающий документ и водительские права Тома Маккларена.
По-вашему, я собираюсь ее угнать? Отцовскую машину? С какой стати? И как бы я узнал, что машина здесь, если бы он мне сам не сказал? Неожиданно Том пришел в ярость.
Вот он, результат больничных бдений. И ночью не выспался. Без хорошего сна он никакой. Жизнь кажется невыносимой. Отцовский «удар» его подкосил. Поймав на себе пристальный взгляд крепыша, он понял, что похож на обессиленного, раненого зверя. Другие звери сразу это видят и обращают это против тебя.
Извините. Я понимаю, вы обязаны проявлять осмотрительность. Я сам ее найду.
Удивительно, сколько новых моделей и в хорошем состоянии. По какой такой причине они были эвакуированы? И некоторые, похоже, давно уже здесь прописались.
Автомобильное кладбище. Каких-то владельцев, возможно, уже нет на этом свете.
Беда в том, что отцовская «тойота-хайлендер» неприметного землисто-серого цвета совершенно сливалась с такими же внедорожниками, дорогими автомобилями стоимостью в сотни тысяч долларов.
В конце концов Том обнаружил машину в дальнем конце стоянки. Номера совпали.
Обследовал ее вдоль и поперек. Не такая чистая и сверкающая, как обычно, но без видимых вмятин или царапин на шасси или на ветровом стекле.
Странно
Ему сказали разве нет? что транспортное средство попало в аварию на автостраде. Сдетонировали подушки безопасности и покалечили отца но ничего такого не видно.
Он поинтересовался, был ли произведен какой-то ремонт, и получил отрицательный ответ.
Не полиция же «отремонтировала» чужой автомобиль.
Позже, уже будучи дома на Олд-Фарм-роуд, где ему предстояло провести по крайней мере еще одну ночь, он позвонил в отделение хэммондской полиции и попросил соединить его с лейтенантом Калдером? Коултером? Колманом? Он готов был сам себя выпороть за то, что не расслышал тогда фамилию и по рассеянности не переспросил.
Такого у них нет.
А с похожей фамилией кто-нибудь есть? Он старался говорить вежливо, проявляя терпение. Я звоню по поводу инцидента на автостраде Хенникотт восемнадцатого октября. «Приняли не за того», «все обвинения сняты» Джон Эрл Маккларен, проживающий по адресу: Олд-Фарм-роуд, девяносто девять, Северный Хэммонд
Не вешайте трубку.
Семя
В предрассветных сумерках раздались первые осторожные выкрики птиц.
В тумане обозначились призрачно-белые стволы берез.
А вот и холмистый соседний участок, где пасутся лошади.
У каждого из детей Маккларенов была своя комната с собственным видом. Их родной дом.
Пятеро детей.
Один, соответственно, малыш и один, само собой, старший, почти взрослый.
Чем-то похоже на забег: старший прибегает первым, затем второй, третий, четвертый и, наконец, последний.
И, глядя в окно, каждый думает: Это мой дом! Я никуда не уезжал.
Дети Маккларенов один за другим покидали родной дом, но уезжали они не слишком далеко.
Из пятерых только Том перебрался в другой город (с женой и детьми), Рочестер, что в семидесяти милях от Хэммонда. Возглавив подразделение «Маккларен инкорпорейтед», выпускающее школьные учебники, он поддерживал постоянную связь с отцом.
Дочери Маккларенов Беверли, Лорен и София жили в радиусе восьми миль от семейного дома.
Вирджила-путешественника забрасывало на север аж до Фэрбенкса на Аляске и на юг до Лас-Круса в штате Нью-Мексико. Когда ему было двадцать с гаком, он исчезал на недели, а то и месяцы в неизвестном направлении, а когда родным приходила от него запоздалая открытка, он уже находился где-то в другом месте. Ему нравилось «летать как семечко».
Он говорил это без всякого тщеславия. Откуда оно у ребенка? Он такой, какой он есть.
Семечко должно пустить корешок и пойти в рост. Чтобы превратиться в нечто большее и значительное, чем просто семя.
Чтобы пригасить его воодушевление, Уайти позволял себе посмеяться, а Вирджил хмурился:
Что тут непонятного, папа? Почему ты полагаешь, что у явлений природы должна быть какая-то иная цель, кроме того, чтобы быть собой?
Почему я полагаю что?
Вот видишь это твое заблуждение. В данном конкретном случае.
Заблуждение. Такими словами в лицо Уайти Маккларену лучше не бросаться.
Остальные внимательно слушали. Даже София, обычно выступавшая союзником младшего брата, ждала, что отец поставит его на место.
Младшие Маккларены с удивлением замечали, что Вирджил (похоже) не обижается на замечания отца. Он их встречает, стоически улыбаясь и поглаживая редкую бородку, а иногда фыркает, как домашний кот, которому случайно наступили на хвост.
Разве заблуждение верить в то, что мы появились на этом свете, чтобы быть полезными? Здравый смысл! Уайти начал терять терпение. Лицо покраснело, мышцы напряглись. Как многие публичные люди, отличающиеся добродушием и приятными манерами, завоевывающие аудиторию открытостью и прямотой (или видимостью того и другого), он не терпел возражений.
Но что значит «быть полезными»? В чем, для кого, какой ценой и с какой целью? Что-то полезно, а что-то бесполезно как, например, искусство. Вирджил говорил с наивным пылом, подавшись вперед на худых локтях и словно не видя поднимающегося в отце раздражения.
Искусство бесполезно?
Ну как сказать. Многие бесполезные вещи не являются искусством, а само искусство да, не приносит пользы. Если бы приносило, то оно не было бы искусством.
Чушь! Куча полезных вещей могут быть красиво поданы. Здания, мосты, автомобили самолеты, ракеты посуда, вазы. От возбуждения Уайти начал заикаться. Да взять хотя бы наши книжные издания. Первоклассные продукты, которые полезны и при этом являются искусством.
Вирджил возразил:
Красота не обязательно является искусством. Это два разных понятия, так же как польза и искусство
Повторяю, чушь! Сам не знаешь, что несешь, ты же никогда не работал. У тебя нет ни малейшего представления о том, что такое жизнь, что такое польза. Откуда, если у тебя никогда не было настоящей работы?
Джессалин мягко вмешалась:
Ну что ты, Уайти. У Вирджила было много разных
временных подработок. Присмотреть за домом. Погулять с собакой. Но ничего постоянного, стоящего.
Как несправедливо и недостоверно! Вирджил уже собирался возразить, но предостерегающий взгляд матери его остановил. Она словно положила руку ему на плечо.
Для Уайти это была такая досада, что он не мог выиграть толком ни одного спора с хитроватым младшим сыном, хотя знал (и все знали), что он прав. Ему оставалось винить лишь самого себя (Уайти это признавал), что он согласился дать младшему сыну имя, выдуманное женой, вместо какого-нибудь традиционного скажем, Мэттью.
С сыном, которого бы так звали, у него не было бы подобных стычек, как их никогда не было с Томом.
Вирджил всегда был задумчивым ребенком. Одиноким, упрямым. В школе отстраненным. Среди сверстников темной лошадкой. Для брата и сестер малышом.
В одиннадцать лет Вирджил подпал под обаяние Уильяма Блейка, на стихи которого случайно наткнулся в старых школьных маминых антологиях на тесных книжных полках.
О! У Вирджила было такое чувство, будто через него пронесся поток, оставив его обессиленным.
Материнские пометки на полях заинтриговали Вирджила. Раньше он себе не представлял мать юной девушкой, школьницей, сидящей в классе, обдумывающей стихотворение и делающей пометки от руки.
Он впадал в задумчивость, подобно матери, когда ей казалось, что она в комнате одна.
Имя Вирджил предложила Джессалин (кажется, так звали ее школьного учителя, молодого красавца, любителя поэзии?), и Уайти возражать не стал. Не так часто жена выражала какие-то пожелания.
(Впоследствии он сожалел об уступке. Он считал почти всерьез, что все беды Вирджила проистекают от имени, полученного при рождении.)
Когда одиннадцатилетний Вирджил спросил мать про Уильяма Блейка, она поначалу даже не поняла, о ком идет речь. Поэзия это было так давно. Она смутно помнила названия: «Изречения невинности», «Песни невинности и опыта». Когда Вирджил показал ей «Нортонскую антологию английской литературы», том второй, она не поверила, что это ее книга, пока он не продемонстрировал ей пометку на титульном листе: Джессалин Ханна Сьюэлл.
И только тогда она задумчиво произнесла:
Ну да теперь я кое-что вспоминаю.
Вскоре Вирджил открыл для себя пьянящую поэзию Уолта Уитмена, Джерарда Мэнли Хопкинса, Рембо, Бодлера. Его первыми литературными опытами стали подражания этим поэтам, так же как первыми попытками в рисовании стали подражания Матиссу, Кандинскому и Пикассо (цветные оттиски в «Искусстве европейских мастеров», еще одной книге, обнаруженной им в семейной библиотеке). Не по годам развитый юноша прочел (или попытался прочесть) «Илиаду» и «Одиссею», «Метаморфозы» Овидия, «Диалоги» Платона. «Энеида» его тезки Вергилия у него как-то не пошла.
Вирджил раздобыл подержанное пианино и настоял, что будет брать уроки. Позаимствовал у родственника старую флейту.
Он сочинял музыку к собственным стихам. А свои художественные замыслы называл визуализированной музыкой.
Хотелось думать о себе как о существе мифическом, этаком оракуле. А «Вирджил Маккларен» он воспринимал как западню, в которой Вирджил задыхался. Смысл жизни не сводился к записи в паспорте, он расширялся до безличного высшего «я». Он поставил перед собой великую цель очистить душу. Свои стихи и художественные поделки он подписывал без фамилии: Вирджил (март 2005), Вирджил (сент. 2007).
Недоучившись в Оберлине и пару лет попутешествовав по стране, он вернулся в Северный Хэммонд и поселился в большом арендованном фермерском доме с постоянно меняющимся контингентом таких же художников-самоучек и политических активистов разного возраста. («Можно ли это считать коммуной хиппи?» с тревогой спрашивала себя Джессалин.) Их идеал, говорил ей Вирджил, «морально безупречная» жизнь, без эксплуатации других людей или животных или окружающей среды, с приобретением пищи и услуг не за деньги, а путем естественного обмена. Ходили слухи, что они совершают ночные налеты на супермаркет «Дампстерс» и местные свалки. Однажды он принес в свое жилье слегка ободранный огнеупорный кухонный стол и четыре стула, которые, как выяснилось, выбросила на помойку его старшая сестра. (Беверли была вне себя, ее родной братец превратился в «мусорщика», но он нисколько не смутился.)
Небольшие скульптуры Вирджила из бумаги, металлолома, изогнутой проволоки, веревок, бечевки и блесток выставлялись на передней веранде фермерского дома. Постепенно он снискал себе репутацию на местных художественных ярмарках, его работы хорошо продавались по низким ценам или «по бартеру». Изредка он даже получал какой-нибудь приз (не денежный). Муниципальный колледж пригласил его преподавать изобразительное искусство (оплачиваемая должность, и если бы он решил остаться, то это была бы постоянная работа со всеми бонусами), но после двух семестров он решил уйти по следующим соображениям: (1) а вдруг он занимает чужое место, в котором какой-то художник нуждается больше; (2) он предпочитает свободный график без обременяющих ограничений; (3) лучше иметь очень низкий годовой доход, чтобы не платить налоги.
Джессалин обрадовалась, когда он стал преподавать, и страшно огорчилась, когда он ушел из колледжа.
Господи! Когда уже он начнет сам себя обеспечивать? пробурчал Уайти.
Дорогой, Вирджил себя обеспечивает по крайней мере, частично. За счет своих художественных работ.
Художественные работы, ха! Да это мусор в буквальном смысле слова. Не мрамор, не сталь, не Уайти подбирал нужное слово, не алебастр. Сколько может стоить металлолом?
Мне кажется, искусство это не вопрос материала, а того, что с ним делает художник, с воодушевлением заговорила Джессалин. Например, Пикассо
Пикассо! Ты это серьезно? Пикассо никогда бы не стал жить в Северном Хэммонде.
Вирджил испытал влияние скульптора-затворника, делающего шкатулки как его?.. Джозеф Корнелл. Он говорит, что занимается «искусством аутсайдеров» такие художники не показывают свои работы в галереях.
В галереях, ха! Пусть скажет спасибо, что может показать их в универсаме или на сельскохозяйственной ярмарке вместе с коровами и свиньями. Вот что это такое, «искусство аутсайдеров».
Он показывал свои работы в городской библиотеке и в колледже, ты же знаешь.
Ну да, большое достижение: выставка в помещении, а не на улице! Уайти кипятился, умножая несправедливые высказывания.
Ты хоть раз видел его скульптуры, Уайти? Полутораметровый петух, стоящий у меня в саду смешной и довольно красивый. А как здорово придумано смазать перья консервантом. И еще
У нашего сына нет страховки! Нет бонусов! Он «кормится от земли», как нищий.
Дорогой, не говори глупостей. В случае чего он всегда может на нас рассчитывать. И он это знает.
Джессалин говорила с уверенностью, которой на самом деле не испытывала. Уайти взорвался:
Он это знает? Откуда? Ты ему сказала?
Нет, конечно. Вирджил никогда не просит денег для себя. А когда они у него заводятся, он их раздает
Раздает! Мать честная!
У него это не укладывалось в голове: их сын, практически неимущий, жертвует, пусть даже небольшие суммы, не пойми кому Центру по спасению животных, обществу по защите дикой природы «Зеленые акры» и Союзу защиты свобод. Вирджил активист организации, выступающей против лабораторных экспериментов над дикими зверями. К ужасу Уайти, его сын попал на фотографию с десятком протестантов, пикетировавших научную лабораторию, а она, между прочим, принадлежит фармацевтической компании клиенту Уайти. (К счастью, пикетчиков не сумели идентифицировать, так как фотография получилась нечеткая.)
Вирджил объяснял матери, что за всем этим скрывается философия. (Он мог нагрянуть к родителям в самое неожиданное время. Точнее, к матери, когда Уайти точно не было дома. Вирджилу вообще была свойственна спонтанность, поэтому заранее он ее не предупреждал.) «Высший альтруизм» кажется, так он это называл? Джессалин полагала, что начинать надо с умеренного альтруизма, а уже потом доходить до высшего. Но что-то доказывать Вирджилу было бесполезно. Вот уж кто был далек от «умеренности».
Она не стала всего этого говорить Уайти, чтобы не разбередить его вспыльчивую натуру еще больше.