Не думай, что знаешь обо мне все.
Не думай, что я позволю тебе что-то решать за меня, выплевываю я в ответ. Коллинз Грейвен может идти на хрен, но ты, придурок, осторожней, или пойдешь туда же.
С этими словами я поворачиваюсь и выхожу.
И будь я проклята, если они мне не позволят это сделать.
Мэддок
Черт!
Ройс бросается к двери, но Кэптен встает перед ним и останавливает его.
Ройс резко поворачивается ко мне, разводя руками:
Ты действительно не собираешься идти за ней? Что, если она уйдет прямо сейчас, черт возьми?
Она не все слышала.
Он невесело усмехается.
Нет, не все, кроме того факта, что она будущая миссис, блядь, Грейвен! О, и мы, прикинь, кое-что от нее скрываем!
Это единственный способ.
Я, черт возьми, знаю, чувак! Но это не значит, что она не бросит нас из-за этого! Мы сказали: больше никаких секретов, никаких сольных движений. Это дерьмо? Это то, что заставляет ее оставаться Рэйвен.
Паника в его глазах вызывает спазм у меня в груди. Ее уход не только уничтожит меня, он коснется нас всех.
Я подхожу к нему и удерживаю его взгляд своим, руками крепко сжимаю его плечи.
Ройс. Она не бросит нас снова, не сейчас, без веской причины и фактов. В последний раз она тоже чуть не потеряла нас. Она не будет рисковать снова, не будучи абсолютно уверенной.
Она даже не рассердится на нас, ошеломленно шепчет Кэп. Она не такая.
Его взгляд перемещается на отца, и я тоже смотрю на него.
Стыд заливает его лицо, черты напрягаются, когда он таращится на Ройса, понимая, какое страдание это ему причиняет. Затем он смотрит на Кэпа и выдерживает его взгляд, и могу поклясться, что в следующую секунду его глаза наполняются сожалением.
Что это было?
Наконец его взгляд возвращается ко мне.
Я не заключал никакого контракта, тихо говорит он. Я заключал сделки только юнцом, доказывая свою состоятельность. Все это устроил дед Рэйвен. У него был только один сын, который женился на наркоманке-золотоискательнице, и у них родилась Равина. Они оба умерли от наркотиков, и Равина осталась на его попечении.
Он позвонил Донли, положил Равину перед ним и предложил своему боссу взять ее. Донли хотел этого только в том случае, если она будет влюблена, он хотел дружественного брака настоящего брака, а не напоказ между семьями, поэтому он добавил пункт, что Равина, сама по себе и без принуждения, будет согласна. Это был его способ удостовериться, что это не будет шагом против его людей.
Его мальчики и наши дети, включая Равину, начали ходить на одни и те же вечеринки и мероприятия. Им разрешалось посещать школьные мероприятия Брей. Все начали заводить друзей со всеми, и в городе все было хорошо. Мир между нами.
Это объясняет фотографию в ежегоднике.
Но подождите минутку
Предложил своему боссу, повторяю я, делая шаг вперед. Ты хочешь сказать, что Феликс Грейвен не был сыном Донли, что Коллинз не Грейвен по крови?
Отец кивает.
Феликс Грейвен вовсе не был Грейвеном, он был посредником между семьями.
Посторонним.
Он выбрал их? спрашивает Ройс.
В конце концов да, но я верю, что просто потому, что она влюбилась в него. Ему в тот момент нужно было просто принять это предложение. Как я уже сказал, он был кочевником, оставался вне обычаев обеих семей, но процветал в нашем городе. С Грейвеном он был бы главным. Его решение было мгновенным.
Почему нам не сказали об этом дерьме? сердито кричит Ройс.
В конце концов, это не имеет значения. Он был Грейвен, его сын Грейвен, точно так же как вы трое Брейшо. Мы живем с этим именем, имя то, кто мы есть.
Что случилось с Равиной и ее браком, разве она этого не хотела? Кэп возвращает нас в нужное русло.
О, Равина хотела этого брака, усмехается отец. Она хотела, чтобы ей прислуживали, осыпали ее подарками и возносили ее за красоту. Она не получала этого дома, у нее был неограниченный доход, но она была невидима для своего дедушки, и нашей любви к ней, моей и обоих ваших отцов, он кивает в сторону моих братьев, ей было недостаточно. Она не верила в наши чувства, думала, что нам безразлична, потому что мы были вынуждены так думать, мы были людьми Брейшо, но это было далеко от истины. Но она этого не понимала.
Феликс Грейвен, однако, отчаянно хотел заполучить ее, и он давал ей знать об этом на каждом шагу. Он был на несколько лет старше, поэтому использовал это, чтобы завоевать ее расположение. Я сказал, что он без колебаний принял предложение, как только завоевал ее сердце, и он так и поступил, даже бросил свою беременную невесту, чтобы быть с ней, не раздумывая.
Мать Коллинза?
Да. Он, не колеблясь, принял решение, был готов бросить своего нерожденного сына, если это означало, что он женится на Равине.
Он был одержим ею. Ройс хмурится.
Он был влюблен в нее. Глаза отца затуманиваются воспоминаниями. Она была такой же очаровательной, как сейчас ее дочь. Люди падали к ее ногам лишь от ее улыбки. Но дело было не только в ее красоте. Она была доброй, всепрощающей. Хорошей. Не тронутой жадностью. Он бросает на меня быстрый взгляд. Не тронутой мужчиной.
Девственница Брейшо.
Он продолжает:
Когда-то у Равины была невинная душа, в этом смысле она сильно отличалась от своей дочери. Рэйвен родилась искушенной, но Равина, она такой стала.
Ты должен знать, что Рэйвен не девственница.
Он кивает.
Коллинз хочет ее, несмотря ни на что.
Это его решение? Это не то, что им было обещано.
Дело в том, что Донли, похоже, на этот раз не вмешивается.
Так что случилось? раздраженно спрашивает Ройс, возвращаясь к истории. Равина передумала в последнюю минуту?
С глубоким вздохом он говорит:
Свадьба была запланирована на ее восемнадцатый день рождения. За время, предшествовавшее этому, Равина много времени проводила с семьей Грейвенов, чувствовала, что сильно любит Феликса, но, как я уже упоминал, он был немного старше, так что их графики не совпадали. У него был бизнес Грейвенов, у нее школа. Феликсу так не хотелось оставлять ее одну, что он попросил кого-нибудь составить ей компанию. В его жизни был только один человек, которому он доверял свою нетронутую невесту, студент, как и она. Его глаза бегают между нашими. Ученик средней школы Брейшо.
Кто?
Он встает, засовывая руки в карманы, когда встречается с нами взглядом.
Его брат.
Рэйвен
Я нажимаю маленькую кнопку на ключах Кэпа, чтобы открыть его внедорожник, и, тихо выскальзывая через парадную дверь, направляюсь к нему. Роюсь на заднем сиденье, но не нахожу чертову визитку Перкинса, которую взяла из лимузина, только второй пустой конверт, идентичный тому, который был оставлен для меня.
Вот как они узнали, Донли пришел и к ним.
Мудак.
Я на цыпочках возвращаюсь в дом, поднимаюсь по лестнице и иду прямо в комнату Кэпа.
Роюсь в карманах грязных джинсов, но там ничего нет. Потом открываю его прикроватный ящик и вижу ее торчащий из его дневника краешек.
Я замираю.
Кэп много пишет в дневнике.
Может быть, там я найду ответы на свои вопросы?
Я тянусь к нему, но в ту секунду, когда кончиками пальцев касаюсь прохладной кожаной обложки, меня пронзает чувство вины.
Они не пускают людей в этот дом, потому что не могут доверять их намерениям. Это их безопасное место, поэтому дневник лежит прямо тут, где его может обнаружить любой желающий.
Я не могу разрушить их единственное безопасное место.
Я спешу в свою комнату и только там останавливаюсь подумать.
Зачем Кэптену хранить эту карточку?
Он должен знать, что я оставила ее там, его братья поделились бы своими доводами в пользу того, чтобы сохранить ее, если бы она принадлежала им.
Может быть, он хотел спросить меня об этом?
Одно дело, если бы она болталась в кармане его грязных брюк, если бы он поднял ее, чтобы потом выбросить или что-то в этом роде, но он спрятал ее в ящике прикроватной тумбочки и воткнул между страниц, на которых записаны, может быть, его самые глубокие мысли или самые грязные желания, кто знает. И все же. Почему?
В последнее время он так взвинчен, и Перкинс был одной из причин этому. Черт возьми, он избил его только вчера!
Кэп что-то знает, и я собираюсь выяснить, что именно.
Глава 4
Мэддок
Когда я поднимаюсь наверх, вижу ее в постели, но она не спит. Рэйвен рисует круги фонариком на потолке и даже не смотрит в мою сторону, когда я вхожу.
Как только я запираю дверь, фонарик щелкает, и внезапно становится совсем темно.
Я мгновенно хмурюсь: она задернула шторы.
Ее глубокие вдохи и выдохи выдают ее, она делает все возможное, чтобы контролировать свой страх темноты.
Я снимаю обувь, сбрасываю джинсы и рубашку и забираюсь в постель к ней.
Я тянусь к ее фонарику, она отдает его, но говорит:
Не включай.
Почему нет?
Потому что мне не хочется смотреть на твое лицо, когда ты мне лжешь.
Ах, черт.
Я просовываю руку под подушку и притягиваю ее к себе.
Как насчет того, чтобы я тогда ничего не говорил, чтобы не пришлось лгать?
Она усмехается.
Чувак, нет даже намека на неуверенность, как будто ты точно знаешь, что держать меня в темноте вот так будет лучше.
Так и есть.
Для кого, здоровяк?
Я молчу и слышу ее смех с ноткой горечи.
Она мотает головой на подушке:
Разве мы уже не поняли, что скрывать что-то друг от друга худший из вариантов?
Несколько минут мы не произносим ни слова, погруженные в свои мысли.
Знаешь, что я поняла о страхе? спрашивает наконец она, но не ждет ответа. Он сдерживает нас, отнимает у нас силу. У тебя, здоровяк, никогда не было причин лгать мне, а теперь есть.
Я хмуро смотрю в темную комнату:
И какова эта причина?
Ты боишься, просто говорит она, и мои мышцы напрягаются рядом с ней. Она вырывает фонарик у меня из рук и бросает его на пол. И если есть что-то достаточно большое, чтобы напугать тебя тогда это должно касаться меня.
Она поднимает взгляд, и теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я могу разглядеть очертания ее лица, заметить беспокойство, которое я почувствовал нутром, как только вошел в комнату.
Я говорила тебе, шепчет она, ее пальцы поднимаются, чтобы коснуться моих губ. Я предупреждала тебя. Любовь? Она делает тебя слабым.
Я качаю головой, переворачиваюсь и забираюсь на нее сверху.
Ее ноги раздвигаются, и я устраиваюсь между ними. Я подношу свои губы к ее губам, провожу ладонью по ее бедрам, она приподнимает колено и упирается мне в грудную клетку.
Ты все неправильно поняла, детка. Любовь к тебе не делает меня слабым. Она делает меня неудержимым. Я прижимаюсь к ней бедрами, и ее руки обнимают меня, кончики пальцев скользят по моим лопаткам, когда она прижимает меня ближе. Ничто и никто не сможет встать между мной и тобой. Я провожу носом по ее подбородку. Никто.
Тот факт, что ты сказал именно эти слова, говорит о том, что кто-то все же попытается. Она хватает меня за подбородок, возвращая мои глаза к своим. Скажи мне, что делать.
Отдавай мне все, что у тебя есть, всегда, шепчу я, напирая, и ее голова вдавливается в подушку. Сначала думай обо мне. Сначала приди ко мне. Приходи только ко мне. Сможешь это сделать?
На ее лице отражается беспокойство, но она шепчет:
Да.
Я освобождаюсь от своих боксеров и отодвигаю ее стринги в сторону, кладя головку члена прямо напротив ее разгоряченной киски. Я толкаю кончик внутрь, и ее ноги подтягиваются, обвиваясь вокруг меня.
Ее ногти впиваются мне в спину, когда я вхожу в нее и делаю медленные, короткие толчки.
Мэддок?
Да? Я опускаю голову рядом с ней, мои губы на ее плече.
А что, если этого недостаточно?
Того, что ты даешь, никогда не будет достаточно, Рэйвен. Я всегда буду хотеть большего. Я слышу свой стон, когда она начинает двигать бедрами мне навстречу, умоляя меня сделать то, что, как она знает, могу только я. Люби меня, детка, и вместе нас будет не остановить.
Из нее вырывается стон, и она толкает меня в грудь.
Я позволяю ей перевернуть меня и забраться сверху, но она не хочет так, она хочет почувствовать меня всего.
Сядь, требует она, удерживая меня внутри себя, но двигая ногами сзади.
Я делаю, как говорит моя малышка, и она скользит еще глубже вниз по моему члену, заставляя мои бедра сжиматься. Мои руки летят к ее заднице, толкая ее к себе, сжимая, раздвигая.
Ее голова откидывается назад, и мой рот опускается к ее горлу, когда она снимает рубашку и бросает ее куда-то назад.
Положив руки мне на плечи, она начинает скакать верхом, ее спина изгибается, ее движения совершенны.
Я наклоняюсь вперед, скольжу зубами по ее соскам, и она стонет, ее киска подергивается подо мной, и я рычу, больше не в силах себя контролировать.
Я держу ее на себе, приподнимаясь так, чтобы мои ноги были на полу, и сажусь с прямой спиной на кровати.
Она хрипло смеется, поднимая голову, одной рукой скользит вверх и обнимает мою шею сзади.
Парень, я не из тех, кто слишком надолго готов отказаться от власти.
Я поднимаю ее маленькое тело, двигая ее так, как хочу, и ее ноги обвиваются вокруг меня, ее длинные черные волосы падают вокруг нее, грудь к груди, рот ко рту.
Ты такая сексуальная, детка. Такая красивая.
Она ахает, когда я попадаю в то место, которое она любит, хватает меня крепче, ее губы прижимаются к моим.
Она смотрит мне в глаза.
И такая твоя, стонет она, ее язык быстро скользит между моими губами.
Я рычу, просовывая руку между ее ягодиц, надавливая средним пальцем и притягивая ее еще ближе.
Это был не вопрос, и да, это то, что я уже знаю она моя, но слышать, как она говорит это прямо сейчас, после нескольких гребаных дней, которые у нас были Я готов кончить прямо сейчас.
И все такое.
Я ускоряюсь, и она подтягивает ноги назад, чтобы встать на колени. Вот так, когда мои ноги на полу, а ее колени рядом со мной, наш секс становится диким, жестким и таким нужным для нас обоих, отчаянно желающих кончить, но сдерживающихся, еще не готовых отпустить.
Жесткие, влажные шлепки слышны по всей комнате, возможно, даже в коридоре, но мне наплевать.
Ее стоны становятся громче, мои стоны становятся глубже, и наконец ее зубы впиваются в мою нижнюю губу, и она начинает дрожать рядом со мной.
Я переворачиваю ее на спину, подтаскиваю ее киску к краю кровати и врезаюсь в нее, заставляя оргазм ударять сильнее, и ее ноги прижимаются к моим, крепко сжимаются, но я снова их развожу, и ее рука движется между ног.
Я позволяю ей ласкать себя, но только для того, чтобы я мог наблюдать, как я жестко кончаю в нее. Мои руки на ее бедрах, скорее всего, оставят синяки, но она не будет жаловаться.
Она хочет всего меня, как и я требую всю ее.
Она тянется ко мне, когда я наконец перестаю дрожать, поэтому я выхожу, забираюсь обратно на кровать и подтягиваю ее на подушках к себе.
Когда наше дыхание замедляется, она начинает водить пальцем по моей татуировке.
Я знаю, что ей любопытно, зачем я ее набил и что означают четыре переплетенные веревки, но ей придется спросить. И она спросит.
Я обнимаю ее, и она выдыхает.
Через несколько минут ее рука перестает двигаться, дыхание выравнивается, и я знаю, что она заснула в моих объятиях, где ей и место.
Вот тогда-то ко мне и приходят мысли, которых у меня не должно быть и которым я никогда бы не поддался, те, от которых меня мутит.
Те, о которых предупреждал нас отец.
Это было бы так чертовски просто.
Один звонок это все, что потребуется чтобы разрушить мир моего брата и спасти мой.
Меня гложет чувство вины, не давая мне спать всю ночь.
Глава 5
Рэйвен
Она не девственница, слова доктора, который уложил меня в лимузине Донли Грейвена, вертелись у меня в голове с момента неожиданных признаний Ролланда.
Моя мать была родом отсюда.
Черт, не только отсюда, она была Брейшо.
До того, как Ролланд поговорил с парнями, он на что-то намекнул, и теперь я вижу в этом смысл. Он сказал, что, если я хочу кого-то винить, стоит винить свою мать в том, что она не смогла удержать ноги вместе до первой брачной ночи. Так что я могу только предположить, что когда-то она стояла там, где я сейчас.