Что было, то было - Трынкин Виктор 2 стр.


 Слушаю, товарищ старший лейтенант.

 Сержант, надо узнать, что там у немцев делается.

 Понял, товарищ старший лейтенант.

 Да чего ты заладил лейтенант, лейтенант В общем, надо пробраться на тот берег. Через речку. За деревней она узкая и мелкая. Желательно взять «языка». Надо узнать, ждут ли они подкрепление и когда.

 Понял.

 Идти надо вдвоем Кого возьмешь?

 Любого Ну давайте Антонюка.

Родионов недоверчиво переспросил:

 Антонюка? Н-да Боюсь я за него.

 Ничего, зато он парень не хлипкий.

Капитан перехватил настроение Родионова:

 Есть сомнение?

Веселов переминался с ноги на ногу:

 Ребята устали после боя, а он вроде ничего.

Капитан строго сказал:

 Выходить сейчас, пока темно. Вернуться к утру живыми.

Из-за кустов появился полураздетый Гуськов. Он в кальсонах, сапогах и в гимнастерке. Все с удивлением посмотрели на него.

 Это что такое?  Добродеев переглянулся с Родионовым.

А Гуськов, не обращая внимания на строгих командиров, искренне обрадовался, увидев капитана. И словно на гражданке, стал восхищаться, забыв об одежде:

 Товарищ капитан? Вернулись? Живой! Слава тебе, Господи

 Почему в таком виде?  еле сдерживая смех, спросил Добродеев.

 Дык я на речку ходил,  почесал раннюю лысину Гуськов.  Вода холо-одная.

Веселов поправил пилотку, из-под которой выскочили веселые русые завитушки.

 А он всегда, товарищ капитан, после боя кальсоны стирает. Святое дело.

 Э-э-э, губошлепый балаболка. Не кручинься за меня.

 Оденься скорее, а то простудишься,  улыбнулся Добродеев.

Родионов незаметно дал знак Веселову. Тот как появился из темноты, так и исчез.

 Это я сейчас, мигом.  Гуськов стеснительно мнется.  У вас закурить не найдется?  Добродеев протянул пачку папирос.  О-о! Папиросы «Беломор». Сразу видно, из тыла человек прибыл.

 Бери, бери.

 Кто добро творит, того Бог благодарит,  Гуськов берет две штуки.  Я ведь папиросы-то, не очень

 «Не очень», а берешь две штуки.

 А две потому, товарищ капитан, что одну сейчас, а другую после боя. Чтобы цель была выжить.

Родионов, сдерживая улыбку, старался придать голосу приказной тон.  Иди в избу, обсушись и ложись спать.

Гуськов прячет папироску за ухо:

 Благослови вас, Господи.  Быстро уходит.

Добродеев осторожно садится на брошенное у сарайчика бревно, закуривает.

 Никакая армия не научит Гуськова дисциплине.

 Да уж И не нужна ему эта война Он классный плотник. В деревне дома строил.

 Да и мы с тобой, Федор, не по своей воле здесь. Если бы не фашист, готовились бы сейчас к пахоте. Земля-то ждет!..

 Да тише ты. Кругом смерть, а ты «земля».

 Самое страшное, Федя,  человека на войне приучают убивать.

 Не убивать, а защищать свое Отечество

И разговор как-то замолк. Только огоньки от папирос нервно вспыхивали. Повисла в ночной тишине задумчивая пауза. Оба понимали, что не по своей доброй воле взяли в руки оружие. Они войну не искали. Она сама, кровожадная, пришла к ним, а их долг освободить родную землю от пришельцев.

За стеной сарайчика послышались позывные. Там примостился связист Камратов со своей аппаратурой. Он сонным голосом разговаривает с коллегой из штаба:

 Я «Роза» Слушаю Чего ты там?.. «Роза» слушает Да не сплю я Ничего особенного. Тихо. Тихо, говорю Немножко постреливают. Ладно.  Вешает трубку.

 Весна растревожила мне душу, Федор. К земле потянуло.

 Ничего, Паша, скоро мы этому фрицу окончательно хвоста наломаем и тогда

 Зачем люди убивают друг друга?

 Зачем?  Не найдя ответа, Федор замолчал.  И что тебя на философию потянуло? Ты, я смотрю, Паша, пока в госпитале валялся делать-то нечерта было

Где-то далеко взвилась ракета, на секунду высветив суровые лица друзей.

Глава 4.

Небольшая плоскодонка бесшумно скользит по бархатной глади неспешной и неширокой речушки. В лодке Веселов и Антонюк. Лодка, чуть шурша, скрывается в прошлогодних камышах. Бойцы, напряженно прислушиваясь, ступают на топкий берег. Здесь еще хозяйничают немцы. Веселов насторожился, услышав подозрительный шум, подумал: «Наверное, разбудили лягушек». Убедившись в безопасности, тихо прошептал:

 Лодку подтяни Только тихо.

Антонюк, боязливо озираясь, подтягивает лодку к берегу.

 Надо запомнить, где ее оставили, чтобы потом не искать.

Осторожно наступая на мокрую землю, разведчики направились в сторону деревни.

В сарайчике связист Камратов сонным голосом продолжает ворковать:

 «Акация», «Акация» Гутен морген Я «Роза», «Роза»! «Роза»!! Проверка линии. Проверка линии!.. Черт глухой.

Добродеев отодвинул гнилую доску сарая:

 Чего там?

 Да «Акация»?  Связист неожиданно встрепенулся.  Так точно, есть.  Передает трубку Добродееву.

 Слушаю Понял Слушаюсь, товарищ полковник.  Посмотрел на Родионова.  Здесь Передам Точно в назначенное время?  Смотрит на часы.  Слушаюсь.  Передает трубку связисту.

 Из штаба?  Родионов напрягся.

 Передают тебе благодарность за этот населенный пункт.

Родионов чуть расслабился.

 Полковник сказал, где-то важную высоту хотят отбить у немцев. Танки пойдут туда. А шум поднимут по всему фронту дивизии, чтобы сбить немцев с толку. Артполк выставит тягачи на передовую.

 У нас уже стоит один.

 Сказал, что как только подтянут тылы, будет приказ двинемся дальше.

Глава 5.

Разведка дело рискованное и опасное. Разведчики смелые люди. Труд их бывает бесценен. Он опирается на мужество, преданность и жертвенность. Разведчики Веселов и Антонюк притаились в зарослях высоких кустов на краю деревни.

Слышна немецкая речь. Около добротной избы видимо это немецкий штаб стоит мотоцикл. Из избы то и дело выходят и входят офицеры и солдаты. Двое умчались на мотоцикле Немного стихло. Веселов напряженно следит за перемещениями немцев.

 Эх, если бы понять, что они там лопочут.

 Сцапают нас здесь немцы узнаешь, что лопочут,  забурчал Антонюк.  Вон они кругом.

 Не роняй сопли,  Веселов, не отрываясь, продолжает наблюдать за немцами.

 Понятно, что они готовят наступление,  жалобно застонал Антонюк.  Пошли к лодке, пока не поздно.

Веселов с досадой посмотрел на Антонюка.

 Правда говорят: Чтобы узнать человека, надо в разведку с ним сходить,  почти зло прошептал Веселов.  Нам нужен «язык».

 Чихал я на него. Скажем не удалось

 Ну и дремучий ты мужик, Антонюк. Ошибся я в тебе.

 Ох ты, ох ты! Зря я согласился с тобой идти.

 Не замечал я раньше, что ты такая гнида. Думал ты нормальный мужик.

 Приказ мы выполнили увидели, что здесь происходит.

 Ты, Антонюк, тупой, как сибирский валенок. Только «язык» скажет, что у них на уме.

Подул слабый ветер, мокрый и холодный. Из грязных туч, расплывшихся над головой, заморосил мелкий дождь.

 Хватит дурью маяться. У меня мурашки бегают по телу.

Улыбнулся сержант, но его улыбку Антонюк в темноте не видел.

 Смотри, чтобы они не затоптали твою совесть. Чего нюни распустил?

 Упертый ты, Веселов. Еще шутишь. Как ты его возьмешь, этого «языка»?

Глава 6.

Неугомонная война даже ночью не спит. Во тьме где-то неожиданно затеялась далекая беспорядочная перестрелка.

 По деревне стреляют,  пряча окурок в кулак, глухо сказал Добродеев.

Родионов спокойно, стряхивая пепел:

 Пусть стреляют. Там никого нет.  Глубоко, с наслаждением затянулся.  Всё население в лес ушло.

 Знаешь, Федор, у меня эта мысль как гвоздь в голове сидит,  тихо заговорил Добродеев.

 Какая?

 Да на счет войны нашей. И вообще насчет войны любой.

 А что так?

 Ну, вот ты мне ответь. Когда конец этим войнам будет? Когда?!

 Да тише ты, философ.

 Ну?

 Отвечу,  срывающимся голосом заговорил Родионов.  Мы воюем за свою землю. Свою жизнь. А ведь она была неплохой. Мы на своей земле. Защищаем своих родных, матерей, жен Вот ты не женился до войны А то бы Резко замолчал. В незнакомой деревушке, сырой ночью, посредине войны воспоминание о мирном времени так и толкалось в память.  Я помню, когда ты появился в колхозе после учебы. Бабы шибко шушукались: учитель, молодой, холостой

 Да не об этом думалось тогда.  Добродеев как-то тихо вздохнул.

 А уж когда в председатели выбирали, девки на тебя глаза лупили в открытую.

 Федя, хватит.  Капитан мял папиросу нервными пальцами.  По наивности я не замечал, как крутится под ногами земля.

 Вот-вот. Тогда время было другое. Хотелось крутить шарик быстрее.

 Несправедливости на земле много,  как-то хмуро, глядя в темноту, произнес Добродеев. О чем он подумал тогда только ему известно.

Глава 7.

Еще в госпитале, когда Добродеев залечивал раны, ему привиделся сон. Вся довоенная жизнь проскакала, как на коне, по пестрым полям его памяти быстро и негромко, не оставляя за собой заметного следа. Детство носилось, бедокурило по пыльным деревенским улицам и резко оборвалось, когда приехала комиссия из центра с предписанием о высылке семьи в Сибирь. Не понравилось кому-то, что зажиточный крестьянин Григорий Добродеев выступил против закрытия церкви на селе. А случилось это после того, как церковный звонарь забрался на колокольню, громыхнул три раза в большой колокол и заорал:

 Нету теперь у нас правды, она ушла на небеса!

Это был период, переломивший много судеб и жизней самого трудолюбивого класса в России.

Накануне высылки случился пожар. Дом сгорел. Семья Добродеевых отец, мать и сын оказались в голом поле. Мать успела взять кое-какую поклажу и самое дорогое уцелевшие иконки. Погрузили на телегу свой скарб, нехитрый сельхозинвентарь и в путь.

Был мучительный переезд на незнакомое место, в глухое маленькое село Хлябцево в семидесяти километрах от Омска. Трудолюбивый, с крестьянским характером Григорий очень любил своего Пашку. Старался сделать всё, чтобы вывести его в люди и дать образование. Понимал, что мужик должен не только трудиться, но и быть грамотным. Отец был умен от природы и на селе, несмотря на разность положений, быстро сошелся с учителем Сергеем Петровичем Рябцевым, которого сослали за благородное происхождение. Хотя положение у них было одинаковое ссыльные.

Сергей Петрович, с согласия общины, собрал деревенских детей и стал их учить. Обучением он занимался с удовольствием. И скоро заметил способность Пашки к учебе. Он уговорил Григория отдать парня туда, где есть официальная школа. Отец ради такого дела без колебаний согласился, отвез сына в соседнее село, договорился за деньги с одинокой, набожной женщиной Авдотьей, что она выделит ему угол и будет кормить со своего стола. Детей у нее своих не было, и она, перекрестившись три раза перед иконкой, согласилась приютить симпатичного мальчишку.

Теперь родителей Пашка видел редко, скучал по матери и отцу. Когда приходилось видеть, то расставаться не хотел. Но отец своим крестьянским чутьем понимал, что парню надо учиться, и настаивал на своем.

Годы летели быстро. И по окончании школы встал вопрос, что делать дальше. Учителя сказали: «Надо ехать в город и поступать в педагогический институт». Так он и сделал. Учеба давалась ему легко. Но за время учебы Павлу пришлось дважды съездить в Хлябцево на горькие похороны: сначала отца, а затем матери. И остался Паша Добродеев один на всей планете. Родственников у него не было. После окончания института все студенты хотели остаться в городе, а он попросил распределить его в село. И словно по Божьему промыслу или недосмотру чекистов оказался он в том селе, откуда была выслана его семья. В местной школе было всего два учителя остальные уехали в город. Они уговорили молодого педагога Павла Григорьевича занять должность директора.

За несколько лет школа в корне преобразилась. Это заметили и колхозники. Когда на общем собрании встал вопрос о председателе, то вместо лентяя и пьяницы ставленника райкома Матвея Прокопчука бабы и мужики единодушно подняли руки за Павла Григорьевича Добродеева.

Коллективизация набирала обороты. Но колхоз это не школа. И хотя он сызмальства знал крестьянское дело, и оно было ему не в диковинку, в новых условиях приходилось туго. Тем не менее колхоз под руководством молодого председателя стал поднимать голову. «Заозёрное» в районе начали похваливать и даже ставить в пример. Но тут в мирную жизнь непредвиденно встряла война. Добродеева как председателя колхоза направили на курсы командиров. И вот уже три года он месит грязь по военным дорогам. А смерть с противным свистом гоняется за ним.

Глава 8.

Робко вздрагивали розовые огоньки от папирос капитана и старшего лейтенанта, подчеркивая темень ночи, плотно накрывшую округу. Кажется, она застыла в своей массе, ожидая прихода спасительного серенького утра, которое всё не приходит. Да и никто не торопит это утро. Добродееву и Родионову есть, о чем поговорить, поразмышлять, окунуться в прошлое вспомнить довоенную жизнь. Не знали они, что это была трудная и обыкновенная радость. А узнали они об этом только тогда, когда фашист пришел в их дом. Долго будет помнить их поколение кровь и трупы на полях.

 Из всех ошибок в мире, самая большая ошибка это война. Добродеев плюнул на окурок, погасив его. Нет, война не для меня.  В его голосе прозвучали твердые нотки. Капитан замолчал. Молчал и Родионов, и, погасив свою папироску, он понимающе вздохнул.

 Но ты, Паша, в ней участвуешь.

 Да. Поневоле

Конечно, кому не хочется мирной и счастливой жизни?! Но чумные силы ломают эту жизнь, ломают людские судьбы, рубят под корень всё, что наработало человечество за сотни лет, покушаются на самое святое человеческую жизнь.

 Ладно, Паша,  Родионов с надеждой улыбнулся в темноте.  Кончится война, вернемся в свое «Заозёрное»  заживём.  От такой сладкой мечты старший лейтенант даже зажмурился.

А у капитана комок подкатил к горлу. Не хотелось говорить своему агроному страшную весть. Но что поделаешь, ее не утаишь. Всё равно узнает:

 А «Заозёрное» наше, Федя, немцы сожгли под корень. Это я сам видел.

 Как?!  у Федора перехватило дыхание.

 Одни печные трубы остались, небо подпирать.

 Вот это да. А ты молчишь.  У Федора сердце болезненно сжалось.  И живых нет?

 Народ, наверно, размотало по соседям. У меня времени не было, чтобы узнать.

 Как же мои там? Я думал: освободили, а писем нет.

 Надо надеяться. Подожди, Федя. Придут тебе письма.

 Там ведь мать и бабушка. Ты же знаешь.

 Дай Бог, чтобы они остались живы.

Федор с горечью произнес:

 Вот за это мы и воюем, Паша.

 Да. Они должны ответить.

В темноте ночи послышался неясный шорох, и прямо перед военными появился мужичок в замызганной стеганке. Он прищурился, чтобы лучше разглядеть:

 Здрасте вам, начальники дорогие!

Бойцы оторопели. Родионов с нескрываемым удивлением хохотнул:

 Вот те на! Откуда ты взялся?

 Как откуда?  Старик подтянул стеганку, подпоясанную солдатским ремнем.  Я на своей земле.

 Ночью нечего болтаться по деревне,  строго сказал Родионов.

 Так-днем-то вовсе нельзя неприятель заметит. У нас и общее собрание ночью было. Еще до вашего штурма. В поле, во-он под теми скирдами.

Добродеев и Родионов неодобрительно переглянулись.

 Какое собрание?

 Колхозное. Правление выбирали. Мужиков-то в деревне не осталось.

Родионов растерянно улыбнулся.

 Ну ты даёшь! Где же он, ваш колхоз-то?

Ну как где,  сердито произнёс старик,  вот в этой деревне, Соколово.  Тихонько крикнул в кусты:  Ульяна! Иди-ка сюда, чего спряталась. Это свои.

Из темноты появилась девушка, как сказочное видение. Она робко смотрела большими глазами на командиров. Из-под косынки выбились белокурые пряди. Застенчивая полуулыбка была на ее лице. И мрак ночи словно раздвинулся стало светлее. Родионов еще больше удивился:

 Ты смотри, комбат, что делается на передовой.

 Это для вас передовая.  Старик хитровато прищурился.  А для нас тыл.  Опять с молодецким видом поправил стеганку.  Меня зовут Харитон Акимыч. А это,  старик посерьезнел и придал голосу убедительности,  вот это наш член правления, Ульяна Сорокина. А в председатели, стало быть, обратили меня.

Назад Дальше