Он прискакал один. Выехать один не мог, но своих людей опередил.
Харлуг! Что ты натворил?!
Отрезать бы козлу его бороду
Харлуг! Как ты мог?! За что?!
Жеребец переминается после галопа, трудно стоит на месте. Он понимает погоню, раж, а всадник нет. Разочарование. А ещё называется тьмой.
Всадник нагло смотрит в глаза. Не боится или притворяется, что не боится. Напрасно не боится.
Выражение лица всадника меняется.
Не пройдёт даром твоя злоба! Однажды ты поплатишься за всю пролитую напрасно кровь. Жизнь накажет тебя! Не руками врага, не через голод или заключение. Тебя накажет тот, кто дорог тебе, и тогда ты отплатишь жизни сполна за несправедливые дела свои
Раж отпустил Харлуга. Дыхание восстановилось, прояснились глаза.
Преувеличивает? Действительно верит, что так будет?
Харлуг внимательно всмотрелся в мрачное лицо всадника. Погибель принесёт тот, кто дорог.
Я так не думаю, отчётливо сказал Харлуг.
Клинок в подсыхающей крови вскинулся снова. Он уже напился, потому вошёл в плоть мягко, плавно. Конь взвизгнул, Харлугу в лицо ударила горячая струя, конь опрокинулся, удар отозвался в подошвы, конь дёргал слабеющими ногами, будто грёб под себя увеличивающуюся смешанную с землёй кровяную лужу.
Ты один был мне дорог, сказал Харлуг большому распахнутому лошадиному глазу.
Всадник неодобрительно цыкнул, и конь послушно понёс его прочь.
Харлуг смотрел в удаляющуюся спину и тихо смеялся. Он твёрдо верил, что родился не для того, чтобы стать для остальных уроком слюнявой морали, от которой за версту несло, словно какой-то светлый вытер о неё зад.
Часть II. После.
Конь
Харлуг проснулся достаточно рано. Потянулся и спустил ноги с кровати, тут же отдёрнул подошвы от холодного пола.
Простоволосая женщина с округлённым беременным пузом уже была на ногах, с трудом натягивала платье. Вторая, которую Харлуг привёл, потому что первая утратила прыть, ещё лежала кверху гладким задом.
Харлугу некуда было спешить. Он цапнул спящую за ногу и подтянул под себя, будто вознамерился прокатиться, как на кобылице.
Пока он «ехал», беременная равнодушно дозастегнула пуговицы на сарафане, взяла гребень и начала расчёсываться. Выражение каменного, бесчувственного равнодушия долговечно пропитало её лицо. Она никак не реагировала на стоны в кровати, нисколько не интересовалась неприкрытым зрелищем и не смущалась. Она собрала волосы и повязала голову платком. Замужней она не была, но в селении думали, что указать на позор ей, значит указывать Харлугу, а ему никто не хотел указывать.
Женщина отправилась во двор. Пора было приниматься за готовку. Вторая женщина должна была помогать ей, но Харлуг пока не испытывал желания закончить с ней. Она громко стонала, даже когда закусывала одеяло. Харлуга это смешило. Настроение его, хоть он и так на него не жаловался, улучшалось.
Беременная вернулась с вёдрами. Харлуг поднялся на колени. Женщина постанывала и всхлипывала, кожа раскраснелась и взмокла от пота. Харлуг звонко шлёпнул по влажной заднице и слез с кровати, потягиваясь, колесом выгибая грудь. Проходя мимо беременной, хлопнул и её, чтоб не скучала. На лице женщины не отразилось ни единой эмоции.
Харлуг громко рассмеялся. Вышел на улицу обнажённый. На землю за ночь легла тонкая плёнка изморози. Ноги мёрзли, прихватил ночной морозец, но Харлуг спустился к колодцу. Кинул ведро, резко прокрутил журавль, опрокинул ледяную влагу себе на грудь. После горяченького телу понравился лёд. Харлуг довольно встряхнулся, вытирая мокрыми ладонями лицо и быстро вернулся в дом.
Беременная ждала с большим полотнищем, вторая одевалась, сидя на кровати. Харлуг принял полотнище и принялся тщательно вытираться. Настроение действительно было на редкость приподнятое. Мышцы перекатывались под кожей, требуя движения. Можно было дёрнуть на охоту или ещё куда.
Холодное мясо уже ждало на столе. Остатки дикой свиньи. Харлуг ел практически одно лишь мясо, кашей, щами, рыбой брезговал. Пускай землепашцы да бабы перебиваются с пшена на капусту. Он наследник, ему положено лучшее, то, что даст силу сидеть в седле трое суток.
Беременная покорно ждала полотнище. В печке булькала в чугунке какая-то каша. Харлуг закончил вытираться, но задумчиво не выпускал ненужное сырое полотнище. Его посетила интересная мысль. Он швырнул полотнище в сторону и резким движением порвал у беременной на груди исподнее платье. С платьем треснул по шву и сарафан. Две раздувшиеся груди вывалились на обозрение. Женщина стояла, опустив руки и не пытаясь прикрыться. Харлуг дальше дёрнул сарафан по шву, положил руку под обнажившийся живот неожиданно почувствовал ладонью прикосновение другой руки. Харлуг отступил.
Кратко нахлынуло отвращение, но быстро прошло. Так даже интереснее.
Харлуг усадил отяжелевшую женщину на обеденный стол. Ей было больно и неудобно, но она терпела. Харлуг загипнотизировано смотрел, как тяжело трясётся её грудь с припухшими сосками
Пока он ел холодное мясо, обе зашивали порванную одежду. Харлуг наслаждался своим настроением. Раздумывал, что неплохо было бы привести в дом ещё одну женщину. У него определённо были силы, чтобы заняться ещё по крайней мере одной. Была одна на примете. Юная, стройная, с крепкой грудью. Гордячка, но ходит с опущенными ресницами, румянец на скулах. Её уже сосватали, но это не имеет никакого значения. Жених сопляк, семья жениха чуть получше остальной бедноты, только что капусты хватает до мая, а в остальном такие же. Будут шум поднимать, пойдут в расход. Для наследника препятствий нет, у наследников высшее право
Харлуг!
Крик донёсся с улицы. Прозвучал, точно прокричали над ухом.
Харлуг не дрогнул, только брови взметнулись на чёрный от загара лоб. Непрошеный гость. Землепашцы не смеют подойти к крыльцу.
Оставил мясо, опёрся руками в стол, неспешно поднялся. Натянул штаны, подпоясался. Взял беременную в одном исподнем платье и потащил за собой. Женщина пыталась вырваться, но он лишь крепче сжал пальцы на белом запястье.
Харлуг без страха вышел на крыльцо. При нём не было оружия. Беременная в тонком платье неловко ежилась за спиной, тяжело переводила дух от одышки. Подурнела на поздних сроках. Исподнее платье полупрозрачное, баба и мёрзнет и пыхтит. Точно надо третью брать.
Так-так, Харлуг осклабился в улыбке. Судьба не торопится привести твоё предсказание в действие, и ты пришёл сам.
На сей раз наследник тьмы явился пешим. Одет дороже князя, весь в чёрном, высокие сапоги из телячьей кожи. Харлуга раздражала его лощённость. Не таким должен быть наследник тьмы, не таким. Видно, старость рода даёт себя знать.
У судьбы много инструментов.
И что ты собрался делать? рассмеялся Харлуг. Его настроение ничуть не омрачилось. Противник не годился для честной драки. Против Харлуга хрупок.
Харлуг дёрнул беременную на свет из-за спины.
На, убей. Нового сделаю.
Мужчина покачал длинноволосой головой.
Я не такой, как ты. Для меня есть святое
Баба придушенно перевела дух, попыталась снова уйти за спину.
для меня священна клятва.
С этими словами наследник тьмы глупо нагнулся к расшитому мешку у ног, если б Харлуг захотел, размозжил бы ему череп. Однако Харлуга происходящее забавляло.
Наследник поднялся с мешком и извлёк из него огромный вытянутый череп. Чего он хотел? Чтобы он раскаялся? Отрёкся от совершённого? Ползал на коленях, плакал, сапоги ему целовал? Харлуг рассмеялся.
Выставивший себя ослом наследник бросил череп под крыльцо. Харлуг едва вспоминал об убитом коне.
Смех с клёкотом вырвался из горла.
Ну и дурак же ты, отсмеявшись, сказал Харлуг. Змея у тебя там что ли?
Нет.
Наследник тьмы померк, понурил плечи, опустил глаза.
Не опаснее беззубого пса. Харлуг выпустил запястье женщины. Она спешно скрылась в доме.
Харлуг, не чувствуя холода, вразвалку спустился по ступеням, поднял череп с побелевшей земли.
Дурак. Наверняка не поленился достать тот самый. Повесить что ли над дверью? Всего год прошёл, а кость стала совсем белой. Что не взяли зверь и птица, унесли и отмыли дожди и снега. Вытянутый белый череп, громадные пустые глазницы, совершенное выражение смерти
Что-то кольнуло, нет, не раскаяние
Харлуг не сразу заметил крошечного чёрного скорпиона, а когда заметил, было поздно, яд попал в кровь. Хватая ртом воздух, Харлуг выронил череп. Кость придавила ядовитую тварь, инструмент судьбы скрючено затих раньше своей жертвы, контрастный и мёртвый белой и мёртвой земле. Харлуг упал. Судорога сводила и разводила конечности, пена лезла изо рта. Перед глазами стоял агонизирующий в луже крови и грязи конь.
Какие обиженные у него были глаза
Ты заслужил свою глупую смерть.
Часть I. До.
Расплата
Что, что? Да так бы вы там и топтались, если бы мы не подскочили!
Хорош заливать-то! Подскочили они! Мы уже три часа отбивались, войско в три раза обмелело, подскочили они! К шапкиному разбору!
Не разобрались бы нипочём!
Да вы только и сидели в кустах, поджидали, чья правда брать начнёт, чтоб к победителям под шумок примкнуть!
К победителям?! В кустах?! Ты должен мне, Ибор, и ты, клянусь, мне заплатишь
*
Светлый старшой пригнулся над высоким шалашом дров походного костра. Ветки быстро подхватились, задымили. Старшой отмахнулся от сырого горьковатого дыма длиннопалой ладонью.
Воду носите.
Пусть Хало носит, Ибор подпершись о падуб снимал длинный сапог, а то есть он всегда первый!
Да ты!!! не подобрав слов, обиделся тёмный. Будто меньше других я в седле трясся!
Но ведь и не больше? повёл точёной бровью Ибор. Что это за замашки-то барские? В походе вон и старшие свою лямку тянут наравне, даже реже людей на привалах гоняют, всё больше сами
Да я ещё больше сбился Хало.
Ох, что за судьба быть должным такому мелочному, корыстному, приземлённому существу?! вопросил Ибор в густеющие чернью небеса.
Ты заплатишь мне, Ибор, сквозь сжатые челюсти процедил Хало.
*
Что это ты делаешь?!
Ибор лениво поднимает взгляд, будто снисходя до закипающего тёмного.
Слыхал, что тёмные не особо зорки, но с одного аршина и старый дед должен бы разглядеть
Какого чёрта ты взял мой платок?!
Ибор продолжил тереть котёл от гари.
Это? Твой?
Не делай вид, что не знаешь! Это талисман, подарок матери!
То-то я смотрю не мужская какая-то вещь, задумчиво протянул Ибор, не оставляя своего занятия. Не знаю, отчего никто не намекнул тебе, что когда ты вяжешь его себе на лоб, смотришься страшной злобной бабой если патлы в глаза лезут, так обрезал бы всё равно красоты они тебе не добавляют
У-у-у!!! взвыл Хало, бессильно сжимая большие кулаки.
Не обращай ты на него внимания, Кирыч, походя, коснулся надутого мышцами плеча.
Хало доверительно заглянул старшому в лицо:
Матери подарок! Почти не помню я матери! От платка запах слабый ещё оставался
Тёмные одновременно глянули на внезапно ставшего хозяйственным Ибора. Светлая ткань зачернела, но наследник с энтузиазмом продолжал свой грязный труд.
Отдай, коротко велел Кирыч.
Тряпка полетела Хало в лицо. Он схватил на излёте, сильно внюхался, раздувая ноздри. Лицо его померкло, руки упали, одна сжавшись на грязном платке.
Не стыдно? холодно спросил Кирыч.
А чего? на голубом глазу удивился Ибор. Он же не помнит так может, и мамаша его так пахла? Да и чёрная тряпка больше к его патлам подойдёт.
Ты заплатишь мне, Ибор
*
Тёмные мыли у реки довольно всхрапывающих жеребцов, оставшись в одних штанах. Ибор уже приобнимал направлявшуюся на стирку красотку. Девки шли от села, и не знал никто, что войско так близко подошло. Но да бояться не след десяток наследников сделал дугу с табуном, оставив войско отдрыхивать после вчерашнего боя. Когда вместе выходили, по сговору, коней не загоняли.
Девки встали вкруг ясноглазых светлых, поставив корзины на землю, улыбаясь и ведясь на бойкие речи. Как обычно нашлись те, кто ясному дню предпочитает темень ночи взгляд нескольких так и тянуло к реке, как светлые ни пели, ни балагурили и ни сверкали очами. Ибор привык, что уж кто-то да спросит, рассказать как зовут «тех крепких молодцев», и без ревности приступил к делу, добавляя к имени несколько подвигов. Девичьи личики серьезнели, глаза смотрели, как надо.
А тот? коснулась рукава тонкая рука.
Хало, о котором Ибор, конечно, и не заикнулся, чутко насторожился подле коня.
А это всего лишь Хало, небрежно протянул Ибор, всегда первый у походного котла, чтоб когда в бой идти, был предлог в кустах отсидеться
Ну, Ибор процедил Хало, неразличимо расстоянием.
Девчонка неубеждённо мазнула взглядом, но смешалась и отвернулась, чтоб подружек не смешить.
*
Застолье. За длинным, ещё нарядным столом сидят мужчины, молодёжь подоспевает с игрища. Молодые парни садятся на положенные места: Хайк, Хизмут и Ивар, девки присоединяются к хозяйственным хлопотам, добавляют блюда на стол. Мужчины успели опрокинуть по одной чарке, сидят серьёзно, некоторые вовсе напряжённо.
Хайк и Хизмут у себя дома, двое мужающих тёмных. Хозяин дома их отец, Хало. Ивар откуп за долг, Ивар сын Ибора, задолжавшего Хало и додразнившего Хало до крайности, Ибора, позабывшего, что должен, и за это расставшегося с первенцем и единственным сыном.
Ибор украдкой смотрит на Ивара, чтобы не привлекать внимания Хало. Тёмный пока вроде бы не замечает.
У Хайка и Хизмута есть всё: рост, стать, сила. Нет только Иваровых льняных с позолотой кудрей, васильковых глаз и губ, к которым девки сами льнут, без приглашений, что на игрищах, где чуть менее пристально смотрят тётки и чуть большее позволяется, особенно обидно.
Отец, зовёт Хизмут с недобрым огоньком в тёмных глазах, пусть Ивар для нас пляшет.
Одна лишь чарка выпита, никого ещё кроме девок плясать не тянет, да и те разумеют, что перед сегодняшними гостями лишний раз не стоит хвостом крутить, свезут от дома, Хало ещё не распалился, не взялся как обычно по пьяному делу вспоминать Ибору былое но ему не хочется отказывать сыну, и его глаза сверкают так же недобро.
Пляши, Ивар.
Да, господин Хало, кротко ответил парень, поднимаясь.
Униженный Ибор опустил глаза на быстро состарившемся лице.
Ивар позволил себе только глянуть на тихо играющих музыкантов, не произнёс замечания, опустил голову, веселя Хайка и Хизмута своим унижением оглушительно хлопнул ладонями, развёл руки и пошёл в полукруг, печатая с перескоком шаг, открыв грудь, будто напрашиваясь на выстрел в сердце.
Ибор сник ещё глубже. На молодом гладком лице Ивара над закрытыми глазами изломились с мукой чувства русые брови. Музыка наконец опомнилась. Ивар даже посмотрел на музыкантов удивлённо, но обязан он был не им. На место перед столом вышел Кирыч, не безусый юнец, а матёрый наследник тьмы. Ивар подумал, что ему опостылело зрелище бескрайнего унижения. Ивар не запахнул на груди руки. Вот он я, бей.
Кирыч звучно хлопнул ладонями и развёл зеркально руками, с гибкостью молодого закручивая второе крыло танца. Закружили соколом и коршуном. Девки замерли в дверях, распахнув леденцовые губки и блестя влажными глазами. Для них это уже не было унижение. Высокие мужчины красиво шли, обводя круг, в который бы впорхнуть лёгким ярким пташкам. Сокол первым спикировал вприсядку, коршун поддержал. Соединились кончиками крыльев, один крутанёт, другой в воздухе каблуками стукнет, и так без остановок. Тут уж девки одумались в круг лезть, только и моргать перестали. Чтоб дух перевести в другую сторону пошли, левую руку за затылок заломив и горло выставляя. Ладно, Ивар его смерть его избавление, а больше не нужна никому, но ведь и Кирыч туда же! А его враги со скамьи хлопают.