Долго идти не пришлось. Следы оборвались у асфальтовой дорожки, ведущей к кейплтонской конюшне. Навстречу нам из ворот выбежал конюх с криком:
Чего это ради вы тут шатаетесь?
Мне хотелось бы задать только один вопрос, заявил Холмс, засунув большой и указательный палец в карман жилета. Если я приду завтра в пять утра повидать вашего хозяина, мистера Сайласа Брауна, это не будет слишком рано?
Господь с вами, сэр, уж кого-кого, а мистера Брауна всяко застанете: он ранняя пташка. А вот он и сам, задавайте ему свои вопросы. Нет-нет, сэр! Денег я при нем не возьму, иначе меня отсюда вытурят. Попозже, если угодно.
Не успел Шерлок Холмс спрятать монету в полкроны обратно в карман, как из ворот, широко шагая, к нам двинулся немолодой мужчина свирепого вида с охотничьим хлыстом.
Что это такое, Доусон? заорал он. Сплетни разводите? А ну, марш работать! А вам какого черта тут понадобилось?
Всего лишь поговорить с вами, дражайший сэр. Десяти минут мне достаточно, елейным тоном протянул Холмс.
Некогда мне болтать со всякими бездельниками! Посторонних мы не пускаем. Вон, а не то я собак на вас спущу.
Холмс подался вперед и шепнул что-то на ухо тренеру. Тот отшатнулся и побагровел.
Это ложь! выпалил он. Наглая ложь!
Отлично. Обсудим это на публике или побеседуем у вас в гостиной?
Ладно, пройдемте, коли желаете.
Холмс улыбнулся:
Побудьте минутку здесь, Ватсон. Итак, мистер Браун, я к вашим услугам.
Прошло целых двадцать минут, и закатные лучи уже померкли, когда Холмс появился вновь в сопровождении тренера. Мне никогда не доводилось видеть в человеке столь разительную перемену за считаное время. Лицо Сайласа Брауна сделалось пепельно-серым, на лбу выступили крупные капли пота, а руки дрожали так, что хлыст мотался, будто ветка на ветру. Куда только девалась его недавняя хамская бесцеремонность? Он искательно заглядывал в глаза Холмсу, будто побитый пес.
Ваши указания будут выполнены. Все будет сделано как надо, твердил он.
Ошибки быть не должно! Холмс круто повернулся к Брауну, и тот съежился под его грозным взглядом.
Что вы, что вы! Это исключено. Доставлю куда скажете. Переменить ли?
Холмс, подумав немного, расхохотался:
Нет, не надо! Я вам напишу подробней. И смотрите, без всяких там штучек, а то
Можете на меня положиться, Богом клянусь!
Позаботьтесь о нем так, словно это ваша собственность.
Можете на меня положиться.
Что ж, попробую. Завтра получите мою записку.
Холмс отвернулся, словно и не заметив протянутой к нему трясущейся руки, и мы пошагали к Кингз-Пайленду.
Ну и молодчик этот Сайлас Браун наглец, трус и подлиза в одном лице! Такую бесподобную смесь нечасто встретишь, устало заметил на ходу Холмс.
Лошадь, значит, у него?
Он сначала из кожи лез, стараясь отвертеться, но я с такой точностью описал все его действия во вторник утром, что он вообразил, будто я таскался за ним по пятам. Вы, конечно, обратили внимание на следы его сапог с необычными квадратными носками; эти сапоги на нем и сегодня. И конечно же, на такой поступок человек, находящийся в подчинении, вряд осмелился бы. Я напомнил Брауну, как он, по привычке поднявшись спозаранку, увидел на пустоши незнакомую лошадь. Обрисовал далее, как он подошел к ней, с изумлением различил на лбу лошади белую звездочку и понял, что судьба послала ему единственного соперника того жеребца, в которого он вложил крупную сумму. Я рассказал Брауну, что первым его побуждением было отвести Звездного в Кингз-Пайленд, но лукавый подбил его скрыть лошадь до окончания скачек. Он так и поступил: повел Звездного в Кейплтон и там спрятал. Когда я закончил мой отчет, Браун сдался и начал думать только о спасении собственной шкуры.
Но ведь его конюшню осматривали!
О, у этого прожженного лошадника полный короб всевозможных уловок.
И вы не боитесь оставить лошадь в его руках? Он же очень заинтересован в том, чтобы причинить ей вред.
Друг мой, он станет беречь ее пуще зеницы ока. Браун может рассчитывать на милосердие только в том случае, если предъявит ее в целости и сохранности.
Полковник Росс не произвел на меня впечатления человека, склонного к милосердию.
Дело не в полковнике Россе. Я следую моему собственному методу и сообщаю ровно столько, сколько считаю нужным. В этом преимущество моего независимого положения. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, но полковник отнесся ко мне несколько свысока, и я настроен слегка над ним потешиться. Не говорите ему ни слова о Звездном.
Разумеется, только с вашего позволения.
Впрочем, все это сущие пустяки по сравнению с вопросом, кто убил Джона Стрейкера.
Вы намерены немедленно приступить к расследованию?
Напротив, мы оба возвращаемся в Лондон первым же ночным поездом.
Слова Холмса меня ошеломили. Мы пробыли в Девоншире всего несколько часов, и я никак не мог взять в толк, почему он намерен прекратить расследование, столь блестяще начатое. Однако добиться от него пояснений мне так и не удалось, пока мы не вошли в дом покойного тренера. Полковник и инспектор ожидали нас в гостиной.
Мы с приятелем возвращаемся в Лондон ночным экспрессом, объявил Холмс. Приятно было хоть немного подышать вашим чудесным дартмурским воздухом.
Инспектор широко раскрыл глаза, а полковник насмешливо скривил губы.
Итак, вы отчаялись изловить убийцу несчастного Стрейкера, бросил он.
Холмс пожал плечами:
С этим делом действительно сопряжены серьезные трудности. Впрочем, совершенно уверен, что во вторник ваша лошадь выйдет на старт, и прошу вас передать жокею, чтобы он был наготове. А не могу ли я взглянуть на фотографию мистера Джона Стрейкера?
Инспектор вынул снимок из конверта и протянул его Холмсу.
Дорогой Грегори, вы предупреждаете все мои желания. С вашего позволения, господа, я на минуту вас оставлю: мне нужно задать служанке один вопрос.
Должен признаться, что ваш лондонский консультант сильно меня разочаровал, напрямик заявил полковник Росс, как только мой друг вышел из комнаты. Не вижу, чтобы мы с его приезда хоть на шаг продвинулись вперед.
Но он, по крайней мере, заверил вас, что ваша лошадь примет участие в скачках, вмешался я.
Заверения-то он дал, возразил полковник, недовольно поведя плечом. Но я предпочел бы лошадь.
Я собрался было защитить моего друга, но он как раз вернулся:
Ну что, джентльмены, в Тэвисток?
Когда мы садились в коляску, дверцу придержал один из конюхов. Холмса, казалось, осенила какая-то мысль: он перегнулся через борт и тронул паренька за рукав:
У вас в загоне есть овцы. Кто за ними следит?
Я, сэр.
Вы не замечали, не творится ли с ними в последнее время что-нибудь неладное?
Да нет, сэр, ничего особенного: разве что три вдруг начали прихрамывать, сэр.
Холмс хмыкнул и, чрезвычайно довольный, потер руки.
Ловко, Ватсон, очень ловко! Он подтолкнул меня в бок. Грегори, позвольте мне обратить ваше внимание на эту удивительную эпидемию среди здешних овец. Вперед!
Полковник Росс по-прежнему сохранял на лице кислое выражение свидетельство, как невысоко он ценит мнение моего компаньона, но по виду инспектора ясно было, что он крайне взволнован этим замечанием.
Вы считаете это немаловажным? осведомился он у Холмса.
Более чем.
Есть ли другие частности, над которыми я должен задуматься?
Например, странное поведение собаки в ночные часы.
Странное поведение? Но она никак себя не вела.
Вот это и странно, заключил Холмс.
Четыре дня спустя мы с Холмсом снова сидели в поезде на Винчестер, где происходили скачки на кубок Уэссекса. Полковник Росс ожидал нас, как было условлено, на станции, в запряженном четверкой экипаже, в котором мы и отправились за город, к скаковому кругу. Полковник был мрачен и держался с нами крайне холодно.
Моей лошади нет как нет, буркнул он.
Полагаю, вы узнаете Звездного, когда его увидите?
Полковник разъярился:
Я двадцать лет на бегах, и еще никому не приходило в голову задать мне подобный вопрос! Звездного по белой отметине на лбу и пятнам на передней правой ноге узнает любой ребенок.
А что со ставками?
Что-то не совсем понятное. Вчера ставили пятнадцать к одному, потом ставки пошли вниз, а сейчас ставка три к одному, да и то на волоске висит.
М-да, хмыкнул Холмс. Наверняка пронюхали, что к чему, это ясно.
Мы подъехали к ограждению возле главной трибуны. Я взял афишу и начал читать:
Призовой кубок Уэссекса. Жеребцы четырех и пяти лет. 50 соверенов подписных, половинная неустойка. Первый приз 1000 фунтов. Второй приз 300 фунтов. Третий приз 200 фунтов. Новая беговая дорожка (1 миля 5 фарлонгов).
1. Негр. Владелец мистер Хит Ньютон; наездник красный шлем, жилет светло-коричневый.
2. Боксер. Владелец полковник Уордлоу; наездник розовый шлем, жилет синий с черным.
3. Дезборо. Владелец лорд Бэкуотер; наездник шлем и рукава жилета желтые.
4. Звездный. Владелец полковник Росс; наездник шлем черный, жилет красный.
5. Ирис. Владелец герцог Балморал; наездник черные и желтые полосы.
6. Рашпиль. Владелец лорд Синглфорд; наездник шлем фиолетовый, рукава жилета черные.
Мы положились на ваше слово и вторую лошадь вычеркнули, сказал полковник. Но что это? Звездный фаворит?
Звездный пять к четырем! слышались выкрики с трибун. Звездный пять к четырем! Дезборо пятнадцать к пяти! Остальные пять к четырем!
Лошади выходят на старт! воскликнул я. Все шесть!
Все шесть? подхватил полковник, вне себя от волнения. Значит, и моя лошадь здесь? Но я ее не вижу. Моих цветов нет.
Пока что показались только пять. А, вот, должно быть, и Звездный!
В эту минуту из паддока вынесся гнедой жеребец и галопом проскакал мимо нас. Жокей был в черном и красном хорошо известных цветах полковника.
Это не моя лошадь! завопил владелец. У нее нет ни единого белого волоска! Что вы натворили, мистер Холмс?
Ничего-ничего, посмотрим, как этот рысак себя покажет, невозмутимо парировал Холмс. Некоторое время он не отрывал глаз от моего полевого бинокля. Превосходно! Великолепный старт! вдруг воскликнул он. Ага, вот они на повороте!
Из коляски нам хорошо было видно, как лошади выбираются на прямую. Шесть рысаков шли настолько кучно, что поместились бы под одной попоной, но на половине дистанции вперед вырвался жеребец из кейплтонской конюшни с наездником в желтом. Однако прежде чем он с нами поравнялся, жеребец полковника стремительно обогнал соперника и достиг финиша на целых шесть корпусов впереди. Ирис герцога Балморала пришел третьим с большим отрывом.
Так или не так, а кубок мой! выдохнул полковник, утирая со лба пот. Признаюсь, не в силах разобрать, что к чему. Вам не кажется, что вы слишком долго храните секрет, мистер Холмс?
Согласен, полковник. Сейчас вы узнаете все. Давайте вместе взглянем на лошадь. Вот он, ваш Звездный, произнес он, когда мы вошли в паддок, куда доступ разрешался только владельцам лошадей и их друзьям. Достаточно протереть лоб и ногу лошади винным спиртом, и перед вами во всей красе предстанет ваш любимец.
Как так? Полковник не находил слов.
Звездный попал в руки жулика, я его вызволил и взял на себя смелость выпустить на скачки в том виде, в каком его сюда доставили.
Дорогой мой сэр, да вы настоящий волшебник! Лошадь ухожена как нельзя лучше. Сегодня Звездный превзошел сам себя. Приношу вам тысячу извинений за выказанное недоверие. Вернув Звездного, вы оказали мне неоценимую услугу. Но куда бо́льшую окажете, если изловите убийцу Джона Стрейкера.
Он уже мной изловлен, хладнокровно заметил Холмс.
Мы с полковником воззрились на него в полном изумлении.
Изловлен? Вами? И где же он тогда?
Здесь.
Здесь? Где?
В данный момент я нахожусь в его обществе.
Полковник от возмущения налился краской:
Я прекрасно сознаю, мистер Холмс, что чрезвычайно вам обязан, однако ваши слова либо дурная шутка, либо оскорбление.
Холмс рассмеялся:
Уверяю вас, полковник, я и не думал записывать вас в преступники. Подлинный убийца находится у вас за спиной.
Он отступил в сторону и положил руку на лоснящуюся гриву породистого жеребца.
Звездный?! в один голос вскричали мы с полковником.
Именно он. Но должен сказать, что вину его смягчает немаловажное обстоятельство: Звездный действовал ради самозащиты, а вот Джон Стрейкер совершенно не заслуживал вашего доверия. Ага, звонок! Я надеюсь немного выиграть в следующем забеге, поэтому сообщу вам подробности в более подходящее время.
Вечером на обратном пути в Лондон мы, сидя в углу пулмановского вагона, слушали рассказ Холмса, и время как для меня, так и, полагаю, для полковника Росса пролетело совершенно незаметно. Холмс детально описал все события, происшедшие в дартмурской конюшне ночью в понедельник, а также приемы, благодаря которым ему удалось распутать этот клубок.
Начну с того, что все версии, выработанные мной на основе газетных сообщений, оказались ошибочными. Тем не менее даже из этих репортажей можно было бы извлечь ценные указания, не будь они завалены грудой необязательных сведений, сбивающих с пути. Я отправился в Девоншир, убежденный в том, что преступление совершил Фицрой Симпсон, хотя и понимал, что свидетельства против него слишком уж шатки.
Только в экипаже, когда мы подъехали к домику тренера, меня осенило, какую громадную роль в этом деле сыграла баранина в соусе карри. Помните мою рассеянность? Я остался в коляске, дивясь тому, что мог упустить столь очевидную подсказку.
Признаться, вмешался полковник, мне и сейчас непонятно, при чем тут баранина.
Баранина стала отправной точкой моих рассуждений. У порошкового опиума достаточно выраженный вкус: не то чтобы неприятный, но ощутимый. Если его подсыпать в обычное блюдо, привкус наверняка заметят и, вероятно, отодвинут тарелку подальше. А вот острая приправа карри заглушает примеси. Невозможно вообразить, что карри готовили тем вечером на кухне тренера по воле Фицроя Симпсона. Еще более фантастично, что он случайно оказался там именно в тот вечер, когда на стол у Стрейкеров подавали кушанье, более всего отвечавшее его замыслу. Это немыслимо. Итак, Симпсон выбывает из числа подозреваемых, а наше внимание приковывают Стрейкер с супругой: только они могли заказать служанке на ужин баранину с карри. Опиум добавили в отдельную тарелку, предназначенную для конюха: все прочие едоки не испытали никаких последствий. Кто же муж или жена мог всыпать в тарелку опиум, улучив момент, когда служанка отвернется?
Прежде чем ответить на этот вопрос, я поразмыслил над странным молчанием собаки: один правильный вывод неизбежно наталкивает и на другие. Если помните, паренек-конюх едва не натравил на Симпсона собаку. Значит, ее держали в конюшне, однако когда кто-то проник туда ночью и увел лошадь, она даже ни разу не гавкнула. А могла разбудить лаем и двух других мальцов, спавших на сеновале. Следовательно, ночного визитера собака знала хорошо.
Я уже был уверен или почти уверен, что среди ночи в конюшню за Звездным явился не кто иной, как сам Джон Стрейкер. Но с какой целью? Явно бесчестной, а то зачем бы ему дурманить подручного? И все же этот вопрос ставил меня в тупик. Известны случаи, когда тренеры через подставных лиц ставят огромные суммы против своих же лошадей и обманным путем лишают их победы. Иногда подкупают жокея, чтобы тот попридержал скачущую лошадь. Иногда используют более хитрые и изощренные способы. Что же предпринял Стрейкер? Я надеялся, что содержимое его карманов наведет меня на разгадку.