Покупатели большой массы до такой степени совершенно завладеют рынком, что миллионер, который, уже теперь принужден девять десятых своей жизни проводить, как ее проводят другие люди, будет принужден и в остальной десятой части идти нога в ногу с остальными.
Почему миллионеры не должны слишком много оставлять своим семьям
Быть миллионером это значит обладать большим количеством денег, чем человек в состоянии истратить на самого себя и притом ежедневно страдать от невнимания тех людей, которым такое состояние кажется чрезвычайно привлекательным. Что, следовательно, должен сделать миллионер с своим излишним капиталом? Обычный ответ на это гласит так: сохранить его для своих детей и раздавать милостыню. Но эти два вспомогательные средства в том смысле, как они обыкновенно понимаются, совершенно одно и тоже; и к тому же эти средства чрезвычайно губительны. С точки зрения общества совершенно безразлично, будет ли личность, освобожденная щедростью миллионера от необходимости работать для поддержания своего существования, его сыном, его зятем, или же случайным нищим.
В первых двух случаях личные ощущения миллионера могут получать большее удовлетворение; но вред для общества и для того, кто получает эти деньги остается одинаковым. Если желают испортить карьеру молодому человеку, то нет более верного средства, как одарить его тем, что называют «независимостью» и что в действительности есть не что иное, как полная зависимость, от работы других людей. Всякий, кто достаточно разумно наблюдает жизнь, чтобы уметь сравнивать среднего человека, имеющего достаточно средств, чтобы быть независимым в ту пору, когда он как раз кончает университет с тем же человеком двадцать лет спустя, когда он во всем своем поведении следует лишь привычкам, может видеть, что в сравнении с такой» жизнью жизнь почтальона есть водоворот всяких волнений, а жизнь полисмена глава из романа, всякий такой наблюдатель должен был бы неоднократно говорить себе, что для этого человека было бы гораздо лучше, если бы его отец истратил все деньги до последнего пфенинга, или же выбросил бы их в Темзу.
Паразиты
В Ирландии всякого живущего заграницей помещика горько упрекают в том, что он не управляет лично своим имением. Нам довольно ясно доказывают, что человек, проживающий свой доход за границей, является настоящим паразитом, пользующимся прилежанием своей страны. Необходимый минимум того присмотра, в котором нуждается поместье, выполняется его заместителем или управляющим, противодействие которого тунеядческой деятельности помещика еще подкрепляется тем фактом, что наибольшая часть поместья обыкновенно принадлежит владельцам закладных, а номинальный владелец имения так несведущ в» своих собственных делах, что не может делать ничего другого, как писать своему управляющему письма с просьбой о высылке денег. В этих поместьях поколения крестьян (и управляющих) ведут тяжелую, но сносную жизнь; тогда как вдалеке от них поколения женщин и мужчин с хорошим воспитанием и естественными задатками превращаются в тунеядцев, расточителей, пьяниц, «радостных наследников», бедных родственников и всякого рода подонков общества, ведут бесцельную жизнь и очень часто кончают грязной и трагической смертью. Но существует ли на земле такая страна, где не происходят подобных крушений? Типичный современный помещик не является ирландским землевладельцем, а космополитическим акционером; и, конечно акционер живет заграницей. И поэтому он, чем лучше управляется его имение, делается все более и более полным паразитом своего владения и совершенно так же, как живущий за границей ирландец, он способен сделаться центром деморализации для своих родственников.
Каждый миллионер, оставляющий таким образом все свои миллионы своей семье, подвергает своих невинных потомков такому риску, не обеспечивая им никакого преимущества, которого они не могли бы добиться гораздо действительнее и приятнее своей личной деятельностью, при поддержке благоприятного вступления в жизнь. Прежде подобное рассуждение не имело никакого значения для родителей, так как работа за деньги считалась бесчестной для знатного человека; это воззрение имеет еще и до сих пор в наших отсталых кругах значение по отношению к образованной женщине. Во всех отраслях заработка мы встречаемся с остатками старых предрассудков примером этому является оставшийся карман на платье адвоката; этот карман прежде служил для того, чтобы туда клали вознаграждение адвокату, который таким образом скрывал продажность своих услуг. Большинство из ныне живущих людей среднего возраста и отсталых заражены теми или иными предрассудками, с которыми молодые люди не должны более считаться, и на которые они не должны более обращать внимания. Таковы, например, предубеждения, что линия, отделяющая крупную торговлю от мелкой торговли есть в то же время демаркационная линия между двумя разными общественными положениями; или что когда какой-нибудь лорд взимает по шиллингу с человека за право осмотра своего замка и парка, то это не то же самое, как если бы он открыл торговлю молоком, дичью и хозяйственными продуктами, или что сын купца, покупающий офицерский патент в аристократическом полку, проявляет этим самым смехотворную претенциозность.
Достоинство труда
Даже и предупреждение против физической работы теперь начинает исчезать. В художественных кругах из нее сделали своего рода культ, когда Рёскин вывел свою оксфордскую школу из закрытого помещений и заставил ее мостить мостовые. Много лет тому назад Диккенсу, во время одного его посещения тюрьмы, пришлось столкнуться с отравителем Уэнрайтом, который для доказательства своего тонкого воспитания, спрашивал своего товарища по камере (насколько я помню каменщика) видел ли хоть когда-либо, чтобы он (Уэнрайт) спускался до того, чтобы чистить камеру или взять в руки щетку, т. е. коротко говоря, видел ли тот, чтобы он когда-нибудь совершал работу, которую он мог взвалить на плечи своего товарища. И каменщик с гордостью ответил отрицательно на вопрос такого важного товарища. Во время большого ирландского движения против исключительных законов для Ирландии при министерстве Бальфура была произведена попытка возбудить усиленное внимание указанием на преследование ирландских политических преступников, которых, несмотря на то, что они вероятно, были из хороших семей заставляли унижаться до исполнения работы прислуги, и которых заставляли самих чистить свои камеры. Кому было до этого дело? Легко можно было бы увеличить примеры изменения к лучшему общественного мнения в этом направлении. Но нет никакой надобности нагромождать доказательства. И так охотно согласятся допустить, что отец, предоставляющий сына его собственным силам дав ему предварительно воспитание и достаточные средства, совсем не унижает его, не разрушает его надежд жениться на женщине из хорошей семьи и не портит общественного положения его семьи, а напротив, укрепляет его характер и повышает его надежды на профессиональное, политическое, деловое и семейное положение.
Кроме того, общественное мнение, которое делается все строже и строже по отношению к трутням в улье, начинает угрожать введением иного налога на доход, который не является продуктом личного труда, и даже начинает выполнять эту угрозу; так что человек, который, не взирая на протест мудрости старших и здравого гражданского смысла, не жалеет средств для обогащения и вероятной деморализации потомства относительно заслуг которых общество ничем не гарантировано делает это, рискуя, что в конце концов, его милостыня совершенно обесценится налогом. Таким образом мы лишаем последнего выхода миллионера, настроенного сочувственно по отношению к общественным интересам, так как теперь нет никакой надобности «заботиться о своей семье». Все что, могут требовать от него его дети, все что ожидает от него общество, все, что приносит пользу ему самому, заключается в наилучшей подготовке, а не в «независимости».
И кроме того существуют миллионеры, у которых нет детей.
Почему подавать милостыню означает бросать деньги на ветер
Так как таким образом у миллионера отнимается всякая возможность, как-нибудь распределить свое наследство, то он, доведенный до крайности, бывает принужден, для того, чтобы «сделать добро», оставлять значительные суммы обществам заслуживающих доверия людей, что в такой же степени вредно, как и бесцельно; так как что еще могут сделать эти люди, заслуживающие доверия, как не раздать капитал по маленьким суммам тому или другому благотворительному учреждению? Но у меня, конечно, нет никакого желания, заставлять вновь звучать фальшивые струны учения Гредгринда политической экономии; если бы я мог, я безусловно повесил бы в каждой общественной начальной школе копию с картины Уатса, на которой вырисовываются очертания мертвеца из под покрывающего его полотна и на которой написано: «То что скопил я, то потерял я; то что я растратил, тем обладал я; то, что роздал я, то я имею», Но горе тому человеку, который берет у другого, что он может сам себе сделать, и горе тому, кто дает!
Нельзя обойти молчанием того факта, что всегда в тот момент, когда делается попытка организовать благотворительность, доверяя капиталы обществам сведущих людей, убеждаются в том, что все нищие типичные люди: т. е. все они не «почтенные бедняки», а лица, сделавшие открытие, что возможно существовать, если вы просто будете до тех пор наглым образом просить о том, что вам нужно, пока вы этого не получите и в этом заключается сущность нищенства. Постоянное общество экспертов, которое нелогическим образом побуждается к тому, чтобы употреблять свои капиталы только для «почтенных бедняков», превращается очень скоро в союз, направленный против настоящего нищенства и, следовательно, против настоящей раздачи милостыни. В конце концов их попытка, возникшая первоначально из естественного благожелательства, приводит к граничащему почти с безумием, индивидуализму и к отвращению к обычной «благотворительности», как к одному из худших социальных преступлений. При таких условиях возникает не особенно приятное положение; но ни один разумный человек не может остаться равнодушным при виде той необходимости, с которой проявляется, этот результат на каждом, кто знаком с социальными отношениями нищенства и благотворительности.
«Почтенные бедняки»
Конечно, этим затруднением мы обязаны отчасти теории о «почтенных бедняках». Мне помнится, что однажды в то время, как я ежедневно посещал читальный зал Британского музея, этого превосходного коммунистического учреждения, я дал заработать перепиской два фунта человеку, почтенная бедность которого разжалобила бы даже камень: это был старомодный учитель в отставке, (собственно не по своей вине), в конце концов, основавшийся в читальном зале. Это был трезвый, церемонный и вообще совершенно безупречный человек, говоривший интеллигентным языком, к тому же он был страстным читателем и действительно наиболее подходящим объектом для дела любви.
Первое, что произошло при этих обстоятельствах это то, что он получил от меня пять шиллингов в виде задатка. Второе было то, что он уступил свое дело за и фунт 15 шиллингов, другой находящейся в таких же условиях личности, затем совершенно забыл о нем и снова засел за свои любимые книги. Второе лицо или скорее даже третье, потребовало от того лица, которое только и была известно мне, задатка в полтора шиллинга, чтобы купить бумаги; когда же он получил желаемый задаток, он передал поручение третьему лицу, взявшемуся его исполнить за и фунт 13,6 шиллингов. Эта спекуляция продолжалась один или два дня, работа переходила из рук в руки и, в конце концов, очутилась в руках наименее надежной и наименее воздержанной переписчицы зала*, которая выполнила эту работу фактически за пять шиллингов и, начиная с этого дня до самой своей смерти, просила у меня бесконечно взаймы, сначала по шести пенсов, затем по четыре пенса и, в конце концов, по два пенса. Она не принадлежала к числу почтенных бедняков: если бы она принадлежала к их числу, она бы никогда не могла дойти до такой нищеты. Ея притязания на сострадание заключались в том, что она не могла быть зависимой, что она не могла устоять против искушения пить, что она не могла себя заставить старательно исполнять свою работу и поэтому ее положение на земле было очень жалким; это положение было совершенно подобно тому, от которого страдает слепой, глухой, калека, сумасшедший или вообще какая-нибудь жертва физических несовершенств или болезней.
Она рассказывала мне, что однажды ее рекомендовали заведующим «Charity Organization Society», но те, после наведенных о ней справках, отказались ей помогать, потому что она оказалась «недостойной» этого, чем эти чиновники хотели выразить, что она не способна, сама себе помочь. Мы имеем здесь очевидно дело с каким-нибудь смешением понятий. Она была ожесточена против Society, и не без основания; так как она знала, что те капиталы, которыми располагало общество, по большей части получались от людей, смотревших на это общество, как на орудие милосердия, направленное в защиту бедных и угнетенных.
С другой же стороны, эти люди сами бессмысленно ограничили применение своих пожертвований, назначив их для раздачи только воздержанным, порядочным и достойным уважения людям, т. е., таким людям, которые меньше других нуждаются в помощи и подарками могут быть только развращены. Если бы какой-нибудь разумный миллионер чувствовал в себе потребность разыгрывать роль друга людей, раздающего милостыню (чем он подверг бы очень большой опасности свой собственный характер), то он должен был бы раздавать свою милостыню исключительно наиболее недостойным, безнадежным, неисправимым легкомысленным тунеядцам и лентяям. Но такая политика очень скоро исчерпала бы средства даже миллиардера. Самые чувствительные жертвователи очень скоро пришли бы к убеждению, что экономически невозможно делать добро нищим. Можно обращаться с ними человеколюбиво, что означает, что их можно покорить, дисциплинировать и заставить исполнять известный минимум работы, в постольку доброжелательной форме, поскольку позволяют образ действия и их собственное энергичное противодействие; но такая благотворительность не дает никакого удовлетворения инстинктом сострадания. Это скорее просто общественная обязанность, такая же, как и принуждение наблюдать за предписаниями, касающимися здоровья, которая должна была бы перейти в общественные руки.
Поддерживаемые частными лицами колонии для безработных, как, например, колонии армии спасения в Хедлефе, являются лишь опытами, которые должны будут лечь в основу неизбежного расширения закона о бедных. В настоящее время для бедных настоятельной необходимостью является улучшение закона о них; и эта конечная цель постоянно отодвигается на задний план, благодаря попыткам заменить это улучшение частной благотворительностью. Рассмотрим для примера тот печальный случай с состарившимися бедняками, которые безусловно не нищие, а лишь поседевшие на службе промышленности люди, которые в большинстве случаев своей жизнью, полной ужасных мучений, заслужили пенсию и по отношению к которым мы можем быть настолько непорядочными, чтобы отказывать им в ней.
Ежегодно нам приходится считаться, по крайней мере, с тремястами пятидесятью тысячами подобных людей. Частными усилиями может быть лишь очень немного сделано для того, чтобы, при посредстве постройки некоторых убежищ для стариков, защитить этих несчастных от жестокости общественных плательщиков налогов: (домовладельцев). Но для бедняков может быть сделано очень много, если несколько встряхнуть общественную совесть и выбирать на должность презрения бедных разумных, человеколюбивых и сведущих людей. Вместо того, чтобы запирать состарившихся супругов по одиночке в рабочие дома, попечители о бедных West Derby (Liverpool) Uniona поместили их в меблированные пригородные домики, в которых они могут, при условии содержать их в порядке и чистоте, жить совершенно спокойно, как в каком-нибудь частном доме презрения. Различие в радости, уюте и самоуважении, которое создается положением в этом домике и в рабочем доме колоссально: различие в содержании выражается менее, чем в двух шиллингах в неделю на каждую чету. Если бы миллионер захотел строить дома презрения он сделал бы гораздо лучше, если бы вместо этого, принял на себе расходы по постройке и содержанию таких домиков, при условии, чтобы данные попечительства о бедных приняли бы систему West Derby. Это, конечно, привело бы к разорению плательщика налогов; но средний плательщик налогов совершенно бесстыдное создание, громко возмущающееся против безнравственности, которую он видит в том, что кто-нибудь за его счет будет извлекать пользу из попечительства о бедных; с другой же стороны это создание противное в своей низкой льстивости по отношению к богачу, с своей стороны унижающему его теми подаяниями, которые в виде вспомогательных денег служат для облегчения налогов.