Бадоев с его диагнозами остался где-то сбоку. Телефон в кармане. А нереализованный материнский инстинкт взял на себя управление и потянул за малышами в сторону актового зала.
Так, как ее ждали здесь, не ждал ни один кавалер за все двадцать восемь лет жизни. Глаза малышей горели ярче, чем лампочки на елке. Крики «Дед Мороз!», «Снегурочка!» заставляли сердце биться все быстрее и быстрее.
В состоянии аффекта Вероника принялась поздравлять каждого воспитанника лично. Жала мальчикам руки. Девочек целовала в щеки. И не сразу заметила, что штатный маньяк, вместо того чтобы пугать всех своим грозным видом, радостно скалился во все тридцать два и позволял детишкам постарше делать с собой селфи.
Этот удар стал для Вероники первым и самым неожиданным. В любви к детям начальник СБ ранее замечен не был. А из долгого брака умудрился выйти без наследников и алиментов.
Списав неожиданную доброту на временное помутнение рассудка, она мысленно махнула на Бадоева рукой. Занялась раздачей подарков от компании. Но спустя всего полчаса ее личный маньяк преподнес новый сюрприз.
* * *
Как бы они ни рассчитывали, а ограничиться поздравительной речью не удалось. Заведующая и рада была бы отпустить дорогих гостей. Ее в кабинете уже ждал отдельный презент. Но малыши с воспитателями вспомнили, что они разучивали песни со стихами, и для Вероники с Бадоевым началось персональное представление.
Хороводы сменялись пением «В лесу родилась елочка». Стихи про Деда Мороза танцами для Снегурочки. Громкие аплодисменты волнением перед новым номером. И так по кругу.
Все еще не доверяющая своему напарнику по шоу, Вероника периодически искоса посматривала на начбеза. Готовая подстраховать этого дуболома, улыбалась каждому. И совершенно растерялась, когда один из малышей, вызвавшихся спеть песенку «для дедушки» на немецком языке, вдруг забыл слова.
От стыда захотелось провалиться под землю вместе с этим мальчиком или закрыть его собой от всех. Веронику словно в собственное прошлое забросило. Туда, где все смеялись над «неуклюжей тощей дылдой» и радовались каждой ошибке этой «заучки».
Еще бы пара секунд молчания, и она точно начала бы отплясывать, лишь бы переключить на себя внимание. Но танцевать не пришлось. Переволновавшийся мальчик так и не смог произнести ни слова, но вместо него национальную немецкую песню[2] вдруг затянул Дед Мороз.
На чистом немецком.
Без акцента.
Вполне сносным голосом, чем-то напоминающим голос не сильно прокуренного Лепса.
Если бы Веронику в этот момент ударили лопатой по голове, она, скорее всего, и не заметила бы. Часть женского мозга, отвечающая за анализ ситуации, вывесила табличку «Не беспокоить!» и блаженно отключилась. Лимбическая система, ответственная за эмоции, объявила о технических неполадках.
А остальных ресурсов головы хватило лишь на то, чтобы махать ресницами и удерживать на своем месте падающую челюсть.
* * *
К моменту, когда праздник закончился и заведующая выделила почетным гостям каморку для переодевания, Вероника успела лишь частично справиться со своим шоком.
К ней вернулся полный контроль над телом. Вспомнила, кто она такая и зачем здесь находится. Проблема осталась лишь в мужчине, которого до этого упорно считала помесью Страшилы и Дровосека мордоворотом без мозга и сердца.
Как показала встреча с детьми, где-то за бронированной грудиной все же что-то трепыхалось. Вероника пока не готова была утверждать, что это сердце, собственные обиды еще не забылись, но из маньяка-вуайериста однозначно получился бы потрясающий отец. Внимательный и заботливый.
С мозгом тоже вышла промашка. Вероника не удивилась бы, если бы Бадоев вместо немецкой песни про елочку затянул русскую. Учитывая, сколько раз за этот вечер они слышали нетленное «В лесу родилась елочка», текст выучила бы даже мартышка.
Она стерпела бы, запой он что-нибудь из творчества группы «Рамштайн». Песни этих немцев уже много лет звучали из каждого утюга. Только серьезная деменция могла спасти память от главных хитов Тилля Линдеманна.
Но знать наизусть немецкий новогодний гимн Среди умников, которые ей встречались, Вероника не могла вспомнить ни одного, кто учил бы эту песню. Не было таких даже на инязе! Никто не дурил себе голову праздничными традициями. Все впитывали грамматику, лексику, пополняли словарный запас, но не пели
Тем более не пели так!
От воспоминаний о последнем куплете по телу пробежала горячая волна, и, чтобы снова не впасть в транс, Вероника обернулась к своему Морозу.
И какие у вас, Руслан Азимович, еще таланты имеются?
Дверь раздевалки за ними закрылась, и Вероника не сразу заметила, что они остались наедине.
Нет у меня талантов, с облегчением стягивая с себя бороду, буркнуло недавнее чудовище.
На нее оно по-прежнему не смотрело. Три часа прошло со спора в офисе, а злость, видимо, не отпускала.
А как же немецкий язык?
Вероника достала из чехла свое платье для корпоратива. Скромное, черное. Без разреза и декольте. Почти монашеское.
И языка нет. «Хенде хох» и «муттер». Все.
Конечно. Только три слова. Без акцента, как в МГИМО или в Академии внешней разведки.
Будто она произнесла какую-то чушь, Бадоев пропустил замечание мимо ушей. Вместо ответа скинул с себя пальто. Бросил на него шапку. И взялся за валенки.
И петь вы не умеете? Вероника зло сощурилась.
Медведь на ухо наступил. В детстве.
А у меня, значит, слуховые галлюцинации несколько минут назад были?
Женская мнительность.
Гад и не пытался быть приветливым. На детском празднике и улыбался, и пел, и даже о чем-то разговаривал с малышами, а с ней наедине снова включил режим «Игнорировать и унижать».
Вероника только отошла от обиды за платье, а теперь опять чувствовала, как внутри все начинает закипать.
Ну, вам, с вашими диагнозами, конечно, виднее.
Резко скинула с себя пальто Снегурочки.
Правильно говорить: «Начальнику всегда виднее!».
Валенки со стуком упали на пол. Лишь когда очередь дошла до рубашки, бывший Мороз, похоже, заметил, что находится в помещении не один.
Веронику это тоже остановило. Больше одного стриптиза в день она и Паше не показывала. Босс точно не заслуживал роль исключения из правил. Но этот его надменный взгляд, сжатые губы и желваки на скулах
Каменное идолище так и напрашивалось на качественную раскогтевку лица. Даже нервные окончания под ногтевыми пластинами заныли, требуя устроить лечебное кровопускание!
Останавливало лишь понимание, какими полушариями придется расплачиваться за испорченную начальскую тушку.
Значит, я мнительная и глухая? Сделала глубокий вдох и выдох.
И память у тебя чересчур хорошая, недовольно буркнуло себе под нос чудовище.
Даже память не устроила!
Еще б пять-шесть секунд, и Вероника начала бы успокаиваться. Претензий за свою жизнь она уже успела наслушаться. И от оскорбленных существ мужского пола, и от завистливых женщин. Но на память, как в детстве, никто не жаловался.
И как вы только со мной работаете!
Стоп-кран слетел к чертям. Чуть ли не вырывая с мясом пуговицы, она начала расстегивать рубашку. Ничего не смущаясь. Ни о чем не беспокоясь.
Сам не знаю, прозвучало с неожиданной обреченностью.
Эта обреченность Веронику и зацепила. На миг остановив яростный стриптиз, она посмотрела на своего босса и чуть второй раз за день не уронила челюсть.
Вместо того чтобы раскрыть рот и начать трахать ее глазами, бессердечный монстр последовал примеру своей помощницы.
Быстрыми пальцами пробежался по всем пуговицам рубахи Деда Мороза. С какой-то дикой злостью стянул один рукав, затем другой. И бросил рубаху возле чехла с одеждой.
Не было в этом ничего от грации Ченнинга Татума в «Супермайкле». Даже от стиптизерских плясок отечественной звезды Тарзана! Но горло у Вероники внезапно пересохло, ноги подкосились, а тело бросило в такой жар, что пришлось спиной привалиться к холодной двери каморки.
Если бы хватило сил, она бы обязательно пропищала что-нибудь вроде: «Предупреждать надо!». Или потребовала табличку «Осторожно! Восемнадцать плюс».
Но сил не было.
Храбрости тоже.
А взгляд против воли соскользнул с лица начальника вниз на сильную широкую грудь, на бугрящиеся мускулами мужские руки, на восемь совершенных кубиков и на убийственно эротичные косые мышцы. И воздух в комнате мгновенно стал густым и горячим.
Глава 7. Кобелиная мужская натура
Вероника не помнила, как одевалась, как выбиралась из каморки и как садилась в машину. Ее абсолютная память первый раз в жизни дала сбой!
Детский дом был позади, а в голове остались только обрывки воспоминаний.
Холодная дверь за спиной и непривычная, резкая слабость.
Литые бицепсы, трицепсы, идеальные кубики и голодный взгляд синих глаз.
Собственные пальцы. Почему-то дрожащие и не попадающие в петли.
Две рубашки, лежащие рядом. Белые, как флаги на поверженных крепостях.
Шаг навстречу. Один. Широкий. Мужской.
Сильная рука, обхватывающая горло, и большой палец, поглаживающий вену.
Напряжение. Сумасшедшее. До звездочек перед глазами. До позорной тянущей боли внизу живота. До жара, словно рядом развели адский костер.
И стук в дверь.
Резкий, неожиданный. С детским криком: «Дед Мороз, выходи!» три громких раза.
После этого Вероника совсем ничего не помнила. Ее будто выключили, а включили уже в джипе. Одетую, обутую. В черном платье под тонкой шубкой и удобных сапогах Снегурочки.
Ее личный маньяк выглядел до обидного намного лучше. На нем не осталось ничего от Деда Мороза. Дорогой костюм подчеркивал широкие плечи. Белоснежная рубашка оттеняла легкую небритость. А руки вращали руль так спокойно и уверенно, будто не было этим вечером ничего кроме стихов, песен и подарков.
Словно ей все привиделось. «Женская мнительность», подсказала предательница-память.
Возможно, такой амнезии стоило порадоваться. Бадоев был последним мужчиной на свете, которого Вероника подпустила бы к своему телу. После предательства Паши только связи с поехавшим боссом не хватало.
Но вместо облегчения на душе почему-то засела обида.
Гранитный фейс Бадоева хотелось расцарапать еще сильнее, чем во время последней ссоры. Тяжелый ком распирал легкие и требовал выкричаться на этого болвана до хрипоты. Только теперь даже повода не было.
Чудовище, словно нарочно, не лихачило, не мучило уши дурацкой музыкой по радио и не ругало других водителей или пешеходов.
Этот бездушный монстр своим скучным вождением рубил на корню любые поводы придраться. Бесил до трясучки. Опять нагло игнорировал. И заставлял чувствовать себя полной дурой. Тупой блондинкой!
Радовало лишь одно ехать с ним оказалось недолго. От детского дома до ресторана даже с пробками дорога не должна была занимать больше двадцати минут, а на корпоративе ее уже ждали шампанское, восхищенные взгляды вменяемых мужчин и танцы, которыми можно было отвлечься.
Всем этим она и занялась сразу после приезда.
Запретив себе думать о Бадоеве, сбросила в гардеробе шубку. Сменила наконец сапоги Снегурочки на любимые туфли. И, растягивая губы в улыбке, двинулась косить в промышленных масштабах мужские ряды.
Как оказалось, уже через пару минут разогретым коллегам много не понадобилось. Черное закрытое платье привлекало внимание сильнее, чем стриптизерские наряды коллег. Шампанское в бокале не заканчивалось. А ее нежелание разговаривать превратило последних молчунов в брызжущих остротами стендаперов.
В этой суете постепенно даже злость на Бадоева начала стихать. Вероника не встречалась больше с ним взглядом. В пестрой толпе невозможно было рассмотреть широкие плечи своего босса. Никто с ней не спорил и не доводил до белого каления.
Хорошо было! Пусть и без генерального, который укатил на несколько дней в Воронеж. Но ярко, дорого и вкусно.
В этом Вероника пыталась себя убедить, пока пачками стреноживала мужчин из инженерного отдела, из архитектурного и из финансового. Повторяя мысленно: «Все прекрасно», когда щедро орошала местную зелень холодным шампанским. И чуть не захныкала от досады, когда вместо безголосой, но фигуристой певички на сцену вышел Лепс.
Этот удар перечеркнул одним куплетом все попытки отвлечься. Настоящий Лепс оказался хуже детдомовского подражателя. Мужское внимание больше не радовало. А за зелень стало обидно до слез.
Надеясь хоть немного прийти в себя, она взяла шубку и вышла во внутренний дворик ресторана.
В планах была медитация на снежинки под фонарем. Веронике просто необходимо было хоть немного побыть одной. Но и во дворике оказалось людно.
Вместо снежинок и фонаря взгляд остановился на Валентине и высоком широкоплечем типе, который грел ее в своих объятиях. А вместо покоя стало так грустно, что даже в ресторан возвращаться не захотелось.
Решение «как быть» пришло сразу. О том, чтобы попрощаться с коллегами, Вероника и не задумалась. Не глядя на замершую под фонарем парочку, вызвала такси. Подняв воротник шубки, вышла на улицу. И прыгнула в теплый салон, как только авто с шашечками остановилось возле входа в ресторан.
Успокаивать себя или придумывать оправдания странному состоянию не было ни желания, ни сил. По сторонам и то смотреть не хотелось. Лишь когда такси остановилось возле подъезда, Вероника впервые пошевелилась.
Достала кошелек. Передала деньги. И замерла на месте, заметив, как в ее двор сворачивает знакомый квадратный джип.
* * *
Руслану хотелось убивать. С того самого момента, как выгрузил свою Снегурочку возле ресторана. До бегства этой дуры домой.
Отличное состояние. Причем он сам не смог сказать, когда жажда убийства была сильнее: в начале корпоратива или в конце.
За время праздника в детском доме Бадоев почти убедился, что его секретарша не такая уж бездушная Барби, какой прикидывалась в офисе. Вероника не требовала отвезти ее на банкет. Не торопила детей и воспитателей. Не заигрывала с учителями мужского пола.
Эта переодетая в его рубашку и пальто со снежинками «Мисс декабрь» изображала Снегурку так качественно, что и Станиславский сказал бы: «Верю!». Фея, бляха муха, с нимбом и крыльями.
Но стоило привезти звезду в ресторан, от приличной женщины, к которой тянулись дети, ничего не осталось.
Теперь тянулись мужики! Всех возрастов, семейных положений и статусов в корпоративной табели о рангах.
От стояков, которые росли со скоростью бамбука, в глазах рябило. Руслан не успевал загибать пальцы на руках. Инженеры, бухгалтера, прорабы У Пожарской словно пригорало! Нужно было обязательно наверстать все упущенное в детском доме время и уложить себе под ноги как можно больше безвольного мужского мяса.
Она даже многодетным отцом замом по финансовым вопросам не побрезговала. Тот, как мальчик на побегушках, носил ей шампанское, вешал на уши какую-то лапшу и чуть ли не выпрыгивал из штанов, когда Вероника ему скалилась.
Смотреть противно было. Словно Руслан не собственную секретаршу на корпоратив привез, а породистую кошку в стаю одиноких мартовских котов. Хорошо, они хоть не орали и не устраивали мордобой за право потереться об ее элитный зад.
Впрочем, мордобой, наверное, был бы неплох. Костяшки чесались с самого приезда на корпоратив. И несколько минут работы кулаками помогли бы спустить пар.