Чаласлав
Лазейка
Спасибо, Игорь, за имена и детали сюжета. Надеюсь, я не разочаровал.
Мешанина. Лужи. Ветер.
Снегодождегрязь.
Фонари не светят,
А подсвечивают нас.
Из вагона в темень.
Грохочи, моя мечта.
Я опять не с теми.
Год не тот. И жизнь не та.
Из вагона в темя элек-
трический удар.
Гонят перестук железок
Мысли-провода.
Ничего не хочет,
Ничего не знает мозг.
К сердцу обесточен-
ному намертво примёрз.
На часах два ночи.
Нужно спать, а я в Сети.
Толпы одиночек
Соблюдают карантин.
Из постели в темень
взгляд упёрся, ищет связь.
Багов нет в системе,
только снегодождегрязь.
Отрицание
Расшатанные двери устаревшего электропоезда с натугой разъехались, отчаянно грохнувшись где-то внутри задребезжавших стен, будто пытаясь произвести как можно больше шума. Лозен стоял у дверей и собирался выйти, но не тут-то было. На перроне оказалась плотная толпа людей, уставившаяся на Лозена. Он растерялся, и толпа воспользовалась этим секундным замешательством, чтобы начать штурм тамбура.
Погодите, дайте выйти, скомандовал Лозен и сделал шаг в хаос.
Недовольное, что приходится разделяться, тело толпы пропустило Лозена, раздражённо пихая его локтями. Оно кипело и клокотало вокруг, пока он шёл, пытаясь вспомнить в какой стороне выход. Люди обтекали его с гомоном и руганью. В свисте кондукторов тонуло неразборчивое, но оглушительное бормотанье репродукторов. Лозен ужаснулся тому, как он мог терпеть это раньше по два раза в день, и смутно вспомнил, что чуть ли не круглосуточно пользовался аудиогарнитурой. В наушниках и электронных книгах мариновались и он, и его попытки поверить, что с этим миром ещё не всё потеряно, и надежды навсегда его покинуть. Внезапно громогласная гильотина дверей оборвала лишние звуки, и всё кануло в едином гуле набирающего скорость состава.
Когда Лозен спустился с лестницы на тротуар, длинный хвост поезда ещё тарабанил по рельсам. По-над высотками закрутился небольшой вихрь, подхвативший клочки упаковок с окурками в охапку, и понёс их вдоль домов к фабрике. Спешащие пешеходы перешагивали через мчащийся сор и, торопясь, втягивались в подъезды. Лозен зашагал вслед за вихрем, чувствуя спиной подталкивающий ветер, поднятый поездом. Но уже через пару минут завибрировали гигантские воздуховоды, и фабричная вытяжка подняла встречный поток. Сор запрыгнул на новую попутку, и дороги их с Лозеном разминулись.
Он пошёл вдоль фабрики, пока не показалась арка с потрескавшейся вывеской: «Южный человечник. Раб.зона». Лозен не обратил на неё внимания, свернув во дворы. Для него её содержание было привычным и ничего не выражало просто обозначение местности. Его родного района.
Было немного странно. Идти по улицам детства. Лозен уже и не помнил, как к ним относился. И так, и эдак, наверное. За годы службы на однообразных стерильных станциях с искусственной гравитацией и металлическими стенами всё негативное забылось. Родная Терра стала ассоциироваться только с тёплыми весенними днями, когда лёгкие распирало от невыразимого счастья и хотелось петь в полный голос. Как же хотелось ему вновь увидеть цветущие деревья, попрыгать через талые лужи, снять шапку, потому что солнце уже не по-зимнему припекает, и почувствовать свежий ветерок в волосах. Вдохнуть запах скошенных газонов. Память об этих моментах была убежищем его мыслей и утешением в дальних перелётах и боевых вылазках. И скорее всего были лишь слепком с редчайших состояний его души. Потому что, насколько он помнил, радоваться теплу и скакать по травке ему банально было неинтересно. Его всегда манили звёзды, а путь к ним он проложил себе через изнурительные тренировки и библиотеки научной литературы.
Да и кишащий человечками человечник не слишком соответствовал скомпилированному им образу. Кто-то, пятясь, резко вышел на тротуар, и Лозен, поздно остановившись, слегка толкнул перетаскиваемый ящик.
Куда прёшь, не видишь зло начал фразу грузчик, но не договорил, бросив взгляд на погоны Лозена.
Он отвернулся, недовольно фыркая, а Лозен аккуратно обошёл идущих и задумался про местный колорит. Взрослея на Терре, он, погружённый в учёбу и карьерные планы, не обращал внимания на эмоциональный фон родной планеты. Впрочем, ему и сравнивать было не с чем терряне обычно оставались в пределах своих человечников. Но в академии и на флоте, в окружении представителей других семи рас, Лозену открыли глаза занятия по политическому просвещению. Заботясь о дисциплине тела, Лозен посещал различные спортивные секции, и теперь вспоминал, что каждая из них бурлила национальными идеями радикального толка. Заголовки новостей пестрели случаями запугивания и избиений гуманоидов, работавших на Терре. Да и вообще менталитет человечества оказался довольно недружелюбным. Люди не церемонились даже с собственными соплеменниками, как понял Лозен впоследствии. Академия, где он учился, готовила военные кадры, и Лозен оказался во флоте космическим пехотинцем, а там учебно-тактическими целями оказывались, в-основном, объекты поражения, сильно смахивающие на террян. Стратегическое планирование современных войн в значительной мере опиралось на историю человеческих восстаний и прогнозирование дальнейшего роста их количества. Конечно, условного врага не называли «людьми» напрямую, а использовали специальный термин «дефектные», но на учениях предполагалась почти всегда область космоса вокруг Терры, а о дефектности других рас говорили гипотетически, без примеров из прошлого. О подобном, кажется, вообще ещё никто не слышал. Вот и теперь подпольная ячейка дефектных образовалась именно здесь, и Лозен впервые, как руководитель антитеррористического подразделения, прибыл на родную планету.
Однако мысли Лозена уплывали в сторону. Он не мог долго концентрироваться на подобных темах, хотя задания выполнял чётко и скрупулёзно. Просто, подозревал он, у него не философский склад ума. В данный момент, к примеру, размышляя над тем, что в его опасном, особенно для офицера коспехоты, районе ему стоит остерегаться внезапного нападения из засады или лобового столкновения с кучкой скучающей молодёжи, а также над тем, что необходимо не посрамить честь мундира, который, надо признать, придавал ему сейчас немало бонусов к отваге, Лозен просканировал мысленно маршрут до дома, стал представлять его внешний вид, возможные изменения, оказанные пролетевшими годами и совсем потерял нить предыдущих рассуждений. А ведь ещё с утра его одинокая прогулка по знакомым местам, которые вскоре станут вероятной целью боевого рейда, представлялась ему чуть ли не вылазкой разведчика на вражескую территорию и наполняла разум нервным возбуждением.
Но никто не нападал, агрессию не проявлял, если не считать соседки, которая на приветствие Лозена хмуро ответила косым взглядом. Лозен несколько раз приложился к старенькому затёртому сканеру, а когда замок, наконец, щёлкнул, шагая в дверь, Лозен заметил, что соседка всё ещё стояла на лестничной клетке и хищно сверлила его зрачками.
В кухне, нога на ногу, сидела старинная школьная подруга Лозена по имени Арта. Она лишь ухмыльнулась, когда появление Лозена вызвало бурную реакцию его матери, намочившей слезами китель на его груди. Лозен ловил изучающий взгляд Арты, когда мать усаживала его за стол и потчевала, когда он отвечал на расспросы и сам узнавал о судьбе различных своих родичей и знакомых, но, в основном, Арта молчала. А когда ураган эмоций немного подутих, завершаемый фразой: «Скоро и папа должен прийти», Арта встала, подтянула сползсшие от долгого сидения брюки повыше к талии и мотнула головой в сторону Лозеновой комнаты, бросив:
Пошли к тебе.
Лозен кивнул. Его раскрасневшаяся ставшая такой старенькой мама стала убирать со стола, а они прошли по низенькому коридору в маленькую коморку Лозена.
Тысячу лет здесь не был, проговорил он, оглядываясь и осторожно садясь на скрипнувшую кровать.
Арта уселась на стул напротив него и отрезала:
Не задавайтесь, товарищ капитан, ты как был, мальчишка, так и не изменился совсем.
Лозен заулыбался возмущенно-смущенно:
Это ещё что за наезды?
Обыкновенные. Вот ты сюда зачем припёрся?
Брови Лозена подпёрли чёлку:
Вот это приём. Сто лет не виделись
Арта придвинулась, уперев локти в коленки:
Вот, не надо этого. Соберись, кэп. Хорош в облаках летать, вон у тебя погоны какие тяжёлые, вообще припечатывать должны, а ты всё ворон считаешь.
Лозен и правда рассчитывал на другой исход их встречи.
Я чё-т не пойму, ты серьёзно сейчас?..
Арта вздохнула, уронив голову, затем посмотрела ему в глаза всё тем же изучающим взглядом.
Ты надолго сюда?
Лозен хмурился, недовольный.
Зависит от обстоятельств.
Арта кивнула:
Естественно. А каких?
Лозен подумал.
В основном, всё зависит от качества исполнения моих обязанностей.
Арта скривила губы:
Кончай юлить. Знаем мы твои обязанности щёткой работаешь. Зачищаешь людей от дефектных элементов. Судя по всему, тебя самого хорошенько очистили от моральных принципов, раз тебя в родные кущи направили. Отличник, да? Все показатели на высоте? Кроме совести.
Да чего ты взъелась вообще?
Да как у тебя совести хватило заявиться сюда? Сидел бы со своими в казарме. Или на разведку выполз?
Лозен вздрогнул.
Прекрати на меня наезжать. Я, как бы, соскучился, если хочешь знать. И мои по мне тоже.
Глаза Арты заискрились молниями. Она аж привстала:
Твои?! В каком месте они твои? В прицеле винтовки? Ты, вояка, в своём уме? А как матери твоей соседям в глаза смотреть?
Лозен тоже начал распаляться:
Родители мной гордятся! Ты б, кстати, тоже могла бы! На Терре я единственный капитан военного флота в своём поколении.
Ути какой молодец! Лучше б подумал, почему?
Что «почему»? Потому! Потому что пахал с детства! Во всём лучшим был. Ни одного задания не провалил! Все характеристики выше среднего!
Да с такими успехами ты адмиралом должен быть, болван! А до сих пор в лейтенантах ходил! Из твоих однокашников нештабным капитаном кто-нибудь остался?
Лозен медленно выпрямил спину, вспоминая однополчан.
Ли, кажется, ещё в штате «Несокрушимого».
Арта зло засмеялась:
Ли? Террянин? Систему не наблюдаешь?
Лозен раздражённо отмахнулся:
Хватит нести какую-то чушь.
Арта выдохнула:
Хорошо, спрошу прямо: какая еще из восьми рас не допускается к высоким должностям?
Лозен уверенно произнёс:
Периферийцы.
Арта утомлённо кивнула:
А, ну, да, они.
Лозен, не прерываясь, закончил:
Нельзя сказать, что они прямо-таки не допускаются. Периферийцы просто сами в советы Союза не рвутся. У них свои, там, какие-то мутки на границах.
Арта сплела пальцы перед губами.
А остальные?
Лозен посмотрел на неё непонимающе:
Что «остальные»?
Я, помнится, скидывала тебе статистику пару лет назад. Ты читал?
Лозен помялся:
Ну, э-э, читал вроде. Просматривал.
Арта уже говорила таким голосом, будто умоляла его о чём-то из последних сил.
Лоз, из восьми рас блокируются в карьерном плане только люди. Наш потолок это Терра. Нас не пускают отсюда. Никуда.
Кхм, Арта, я понимаю: ты ограничена и имеешь полное право быть недовольной, но
Арта резко его перебила:
Откуда ты знаешь?
Лозен извиняющимся тоном объяснил:
Мне мм давали читать твоё досье.
Кто? Зачем?
Политрук. Для ознакомления. Нам всем давали читать. Каждому про свой круг общения.
Арта посмотрела на него искрящимися от слёз жалости глазами.
Глупенький, ну, как же до тебя не доходит? Там ведь досье были только на людей.
Лозен насупился. Ему не нравились ни слова Арты, ни её тон. Он не любил выглядеть дураком. Тем более настолько, чтобы его при этом жалели.
Я не сравнивал, не могу сказать уверенно.
А я могу, вкрадчиво проговорила Арта. Там только люди. Нас всех ограничивают, Лоз. Не только меня. Мы все для них дефектны.
Лозен поморщился:
Это всё не так просто. Не для вот таких вот кухонных дебатов. Дефектность определяется научным консилиумом по целому спектру качеств
Нет, Лоз, снова вспыхнула Арта. Всё как раз-таки просто! Законом установлено, что мы хуже других. Консилиум (или что там у них) это ширма. Ты знаешь, что дефектны только люди. Так ответь мне: это справедливо?
Лозен возмутился:
Я не обладаю достаточной компетентностью! Что ты от меня хочешь, я обычный солдат.
Арта проговаривала слова тяжело, будто перемалывая их:
Ты военный офицер, Лоз. Когда Восьми понадобится убить дефектных, пошлют тебя.
Лозен кивнул, наконец-то услышав нечто вменяемое.
Правильно, это мои обязанности.
Но ты только что согласился, что дефектные это люди.
Лозен повысил голос:
И что? Они дефективные! Кто бы ни был дефектным, коспехи устранят его как угрозу.
Угрозу чему? Восьми гуманоидным расам? Кучка людей?
Слушай, я не знаю, что ты хочешь от меня добиться в этих странных политических спорах, так что давай поговорим о нас.
Арта грустно улыбнулась.
Мы о нас и говорим, глупый. Мы с тобой люди, а один из нас ограничен. Думай об этом, не отмахивайся.
Да думаю я! Я же не просто так стараюсь получить высшую должность! Я думаю о достатке и семье. И благополучии.
Арта качалась на стуле вперёд-назад, проговаривая чуть ли не нараспев:
Что толку думать о малом, претерпевая много? Маленький мой, ну, подумай, ну, я понимаю, всё это сложно, мысли путаются и сбиваются, но ты борись с этим. Думай. Думай, что вокруг тебя, что над тобой. Кто ставит рамки? Где пролегают границы? Откуда они взялись? Давай, маленький, я верю в тебя, ты справишься, ты же такой любознательный. Ты был самый пытливый в нашем классе.
Арта взъерошила ему волосы и встала.
Не считая ограниченных, конечно, добавила она с доброй ухмылкой и вышла.
Лозен посмотрел на дверь, за которой она скрылась и медленно расстегнул воротник кителя.
«Кушай аккуратненько, не запачкай форму», почему-то вспомнил он слова мамы. Если бы она не гордилась его достижениями, то немедленно послала бы его переодеться. Странно всё это. Он так и не смог понять, о чём говорила Арта.
Спать в своей старой кровати было и необычно (из-за роста и прошедших лет) и странно блаженно нега пеленала его объятиями ностальгии. Старые запахи, от которых отвык, новые запахи, пришедшие в дом со старостью родителей. Кровать стояла уже не на прежнем месте, но у знакомой стены каждые шероховатости её он знал наизусть. Ощущения были причудливые и от прикосновения к детству казались пришедшими прямиком из сказки. Будто странник пережил возвращение в уменьшенное чарами родное королевство. Всё было прежним, но другим: зыбким, как воспоминания, и реальным, как взросление. Это была сказка, а сказкам не было места в вымуштрованном сердце мужчины.
Ближе к утру раздался сигнал тревоги в служебном напульснике комма. Лозен лихорадочно принялся искать ступней штанину, стараясь сориентироваться в предрассветных сумерках. Снизу деликатно посигналил водитель.
В штабе творилось упорядоченное безумие. Хаос аврала, подчиннный строгому алгоритму боевых инструкций, создавал воронку припоминающих своё предназначение исполнителей.
Начальник штаба руководил операцией. Заметив козырнувшего Лозена, он скомандовал:
Капитан Ко. Берите свой отряд и оцепляйте Южный человечник. Действовать надо немедленно пришли донесения о готовящемся штурме блокпостов. Необходимо обыскать все квартиры дефектных, арестовать несговорчивых и добыть разведданные. Сегодня обязательно нужно раскрыть все явки и схроны. Приказ понятен?