Нет, брат, отмахнулся я. Не стану
Тогда не взыщи, взялся за фигуру дьяк.
Затем последовали еще два хода, и, когда наставник царевича мысленно уже праздновал победу, я нанес давно планируемый удар.
Шах и мат, передвинул я ферзя.
Как это? разинул рот Анциферов.
Сколь раз тебе говорил, пожал плечами я в ответ. Считай ходы! А называется это гамбит. Ладно, хватит на сегодня. Завтра и послезавтра мне не до игры будет, а на третий день приходи опять. И это, приглядывай за моими
Все исполню, царь-батюшка! принялся собирать шахматы дьяк, одновременно кланяясь и напряженно размышляя, как же он так опростоволосился.
Я давно понял, что, наметив верную комбинацию, Первушка забывает обо всем и перестает следить за доской, и в очередной раз обыграл его. Только сегодня это не доставило мне удовольствия.
Придумавшие шахматы древние индийцы говорили, что эта игра помогает тренировать разум полководца. Что ж, посмотрим, какой игрок молодой и, по слухам, мечтающий о славе самого Сулеймана Великолепного султан Осман.
Много воды унесла Двина в воды студеного моря с той поры, как у Михайло-Архангельского монастыря впервые появились иноземные купцы. Сначала просто торговали с кораблей, затем им на смену пришли постоянные торговые фактории. Русские тоже не сидели сложа руки, и вокруг обители выросли стены острога, потом появился посад, а лет восемь назад поселение объявили городом, который так и нарекли Архангельском.
Несмотря на то что земли на севере для хлебопашества нехороши, жили местные обыватели по большей части справно, можно даже сказать, зажиточно, ибо кормило их море. Хлебушка, конечно, волнами не выкинет, но вот рыбки всяко-разно вдоволь. Не голодали, одним словом.
Оно, конечно, зима в здешних краях долгая, а лето всего ничего, а все же в отличие от Балтики вокруг нет такого количества жадных соседей, так и норовящих перекрыть дорогу негоциантам. А потому торговля, а вместе с ней и сам город все ширились и ширились. Оттого и место здешнего воеводы считалось весьма хлебным.
Минувшим летом «на кормление» сюда был поставлен боярин Никита Вельяминов. Сказывали, прежде он был у государя в чести, а потом незнамо за что попал в опалу. Так это или нет, никто доподлинно не ведал, а спрашивать не решались, ибо характером воевода был крут. Впрочем, обиды от него никакой местному люду не было. Поминки по чину своему принимал, не без этого, однако же лишнего не требовал. Судил же, коли такая нужда случалась, по справедливости.
Вместе с новым воеводой приехала и его семья. Жена Марья урожденная Долгорукова, да сестра Алена вдова князя Щербатова, погибшего от рук воровских казаков. Были и дети, у самого Никиты дочь Настенька, да у Алены сынишка Иван, приходившийся боярину соответственно племянником.
Зима выдалась в тот год снежная да морозная, иной раз такая вьюга, что по неделе из дома носа не высунешь, а потом смотришь, и ветер стих, и солнышко пригрело, отчего на улице хорошо, да и на сердце благодать! Одно нехорошо, ночь рано наступает. Вроде и времени на иноземных часах, стоящих у воеводы в горнице, именуемой по-новомодному кабинетом, а за окном хоть глаз выколи!
Все ли благополучно, братец? встретила вернувшегося домой воеводу Алена.
Слава богу, все благополучно, весело отозвался тот, кидая на руки холопов заиндевевшую на морозе шубу.
А что за шум был?
Пустое, отмахнулся боярин. Голландские моряки с флейта «Святое пророчество» от безделья пошли в кабак и там упились до изумления, после чего стали местных задирать. Ну те им и дали
Смертоубийства хоть не было?
Не, не попустил Господь. То есть не успели. Прибежали стрельцы да всыпали и тем и другим, после чего всех в острог и отправили.
Шкипер их, поди, жаловаться приходил?
Не без того, усмехнулся Никита.
А ты что же?
Посулил, что в другой раз всех в железа закую, после чего велел отпустить, как проспятся.
Вот и ладно, кивнула Алена. Тогда ступай к столу, я уж распорядилась, чтобы накрывали.
А где Марья? спохватился воевода, что не видно жены.
Недужится ей немного.
Что такое?!
Сказывает, голова болит.
Знахарку звали?
Вот еще! Чтобы она Марьюшку на лед посадила? Благодарю покорно, братец.
А немецкого доктора?
Конечно, только он, видать, вместе с теми моряками гулял.
Точно, вспомнил воевода. Был там иноземец в темном платье. Как пить дать, лекарь! Эх, беда, что же делать-то?
Не тревожься раньше времени. Трудно Маше здесь. Зима лютая, лето короткое. Ты целыми днями на службе. Вот и тяжко ей на душе.
А ты как же?
Я целый день при деле. С Ванечкой вожусь, а когда он спит, книги читаю. Хозяйство опять же. Ты вот что, Никитушка. Пригласил бы гостей в дом. Только не на пир, а на прием. Пусть с женами придут. Пока вы будете умные разговоры вести, мы тоже пообщаемся. Глядишь, Машеньке и повеселее будет!
Будь по-твоему, кивнул воевода. А теперь вели обед подавать, проголодался, сил нет!
Впрочем, поесть боярину спокойно не дали. Только он, выпив с устатку малую чару можжевеловой водки, закусил ее копченой рыбкой и взялся за ложку, чтобы похлебать горячего, как со двора послышался громкий требовательный стук.
Кого там еще черт принес? не удержался Никита, после чего немного виновато посмотрел на сестру.
Сейчас узнаем, ровно отозвалась Алена, не любившая ругани.
Гонец из Москвы прискакал, господин воевода! крикнул вбежавший в трапезную холоп. Сказывает, указ царский привез!
Ишь ты, насторожился Вельяминов и обеспокоенно посмотрел на побледневшую сестру.
Через минуту слуги почти волоком подтащили к нему почти сплошь покрытого инеем человека.
Смотри, как замерз! покачал головой хозяин дома и, налив полную чару водки, протянул прибывшему. На-ко вот, выпей!
Храни тебя Бог, боярин, поблагодарил гонец, когда к нему вернулась способность говорить.
Не за что, отозвался Никита. Благополучно ли добрался?
Слава богу. Даже тати лесные не нападали, а от волков мы отбились!
И много ли серых?
Немало. Грешным делом, думал уж пороху с пулями не хватит.
Что за весть привез ты нам?
Скорбную, боярин. Государыня Катерина Михайловна волей Божьей скончалась!
Горе-то какое! искренне огорчился воевода, после чего истово перекрестился.
А вот что в указе, не ведаю. Велено лично в руки передать!
Давай, раз велено, отозвался Вельяминов, принимая сшитый из толстой кожи цилиндр с висящей печатью.
Решительно сломав печать, он вытащил свернутую в трубочку грамоту и погрузился в чтение. Закончив, некоторое время сидел в задумчивости, после чего вдруг спохватился и спросил у посланника:
Что-то никак не признаю тебя, ты чьих будешь?
Из жильцов[11] я, боярин. Шемякиным прозываюсь, Михайло Матвеев сын.
Погоди-ка, не твой ли отец у государя в смоленском походе постельничим был?
Мой.
Знавал я в старопрежние времена твоего родителя. Он жив ли?
Этим летом помер, а меня на службу поверстали. Государь вспомнил о батюшкиных заслугах и повелел в жильцы определить.
Садись, Миша, с нами за стол. Перекуси с дороги чем бог послал, да расскажи, что в Москве нового.
Благодарствую, боярин, с каким-то облегчением в голосе отозвался молодой человек и хотел скромно присесть с краешку.
Но Вельяминов не позволил, а усадил его рядом с собой и принялся усердно потчевать, даже велел сестре на правах хозяйки дома поднести юноше кубок. Явно не ожидавший подобной ласки парень растрогался и охотно отвечал на все вопросы. Однако скоро усталость взяла свое, и он начал клевать носом.
Отнесите гостя в спальню, велел воевода холопам, а когда они с Аленой остались одни, тихонько спросил: Знаешь ли, что в сей грамоте?
Повеление в Москву ехать, спокойно ответила ему княгиня.
А ведь я у государя в ногах валялся, просил меня воеводой услать, чтобы только тебя увезти подальше!
Судьбы не избежать.
То-то и оно. Что делать-то будем?
Жить дальше, Никитушка.
Посольский обоз вышел из Москвы сразу после окончания Рождественского поста. Перед тем, как водится, поскакали ко всем воеводам гонцы, чтобы предупредить о том, что движется поезд и его надо уберечь от всяческих невзгод, а паче всего от разбоя. К иноземцам тоже были отправлены послания с заверениями в дружбе и желании жить в мире.
Впереди обоза двигался разъезд из московских служилых людей, которые будут охранять его до Можайска. Там их сменят местные, потом придет черед смолян, и так до самой границы. За передовым отрядом один за другим следуют поставленные на полозья возки, сани со всяким припасом и охрана из стрельцов и дворян. Всего ратных людей больше сотни, а с ними сам глава Посольского приказа и его ближайшие помощники, а также старшие и младшие подьячие, толмачи, переводчики[12] и конечно же слуги.
Из всех разрядов служилых людей по отечеству дьяки издревле были самой закрытой корпорацией. В самом деле, до боярина или окольничего, будь на то воля государева, может дослужиться любой. Но только дьяки с их книжной премудростью и обусловленной этим обособленностью от прочих могли вести делопроизводство и управлять приказами. И если бы не Смута, огненным колесом прокатившаяся по земле и людям и поставившая все с ног на голову, никогда бы бывшему боцману и перебежчику не бывать в дьяках!
Впрочем, Клим и сам был, что называется, парень не промах! У получившего под свое начало один из важнейших органов государственного управления, выше которого был разве что Разрядный приказ, Рюмина не было возможности постепенно вживаться в новую для него роль, привыкая к должности.
При тех вызовах, что стояли перед чудом выжившим государством, а паче всего таком беспокойном государе, как Иван Мекленбургский, времени на раскачку не было, и русским дипломатам требовалось подчас совершать прямо-таки немыслимое. Этого требовали и обстоятельства, и сам царь, который не признавал слова «нет». А потому пришлось колыванскому уроженцу засучить рукава и браться за работу. И первым делом было необходимо поменять весь уклад, или, как говорят иноземцы, провести реформу.
Одним из главных нововведений стало привлечение к службе иноземцев. Само по себе это не было чем-то из ряда вон выходящим. Ведь еще государь Иван III посылал сватать за себя царевну Софью Палеолог итальянца Ивана Фрязина. Но до сего момента это были все-таки разовые акции, а теперь в штат приказа на постоянной основе стали входить немцы из мекленбургских владений государя, пара переманенных из Литвы шляхтичей и даже один «скотский немец» шотландец.
Вторым по счету, но не по значению, стало появление постоянных миссий при иноземных дворах. Если раньше послы, выполнив поставленную задачу, возвращались домой, то теперь они задерживались надолго, собирая и переправляя в Москву различные сведения, оказывали помощь купцам и вербовали нужных для русского государства людей. Правда, пока такие были лишь в родном для Иоганна Мекленбурге, в союзном Стокгольме и в имперской Вене, но, как говорится, лиха беда начало!
Царь требовал постоянно искать и привозить в Москву видных ученых, архитекторов, художников и музыкантов. Это стало еще одной постоянной заботой Рюмина, в приказе был отведен целый стол, или, как привыкли называть их приказные подьячие, повытье. К сожалению, успехи у нового направления дипломатической деятельности были пока невелики, но, по крайней мере, серьезных преподавателей в академии заметно прибавилось.
В Смоленске они, дождавшись, пока закончится ледоход, дружно погрузились на барки и мирно, с изрядным удобством и без суеты, но ходко поплыли вниз по Днепру, благополучно миновав стороной Киев и все опасности дороги.
В Запорожскую сечь Клим прибыл уже весной, в разгар половодья. Поначалу дело шло ни шатко ни валко. Обиженный на Москву вообще и на Ивана Мекленбургского в особенности самопровозглашенный гетман Сагайдачный принял посольство холодно. Приближенные его тоже воротили нос, а рядовые казаки, особенно из числа не слишком умных, частенько задирали охранявших дипломатическую миссию стрельцов и боярских детей. Однако далеко не все в Сечи относились к Москве враждебно.
Как-то поздним вечером, когда добрые люди уже ложатся спать, к Рюмину заявился известный своими набегами на турок Яков Неродич по прозвищу Бородавка. В отличие от шляхтича Коношевича-Сагайдачного, Яков происходил из простых казаков и всего в этой жизни добился сам, головой и саблей.
Доброго здоровья, пан посол! с кривой усмешкой поприветствовал он дьяка. Гостя незваного примешь ли?
И тебе не хворать, атаман, отозвался Рюмин, показывая на лавку. А что до приема, так это смотря с чем пришел
Слышал я, что наш гетман тебя неласково принял?
Лично мне от Сагайдачного ласка без надобности, чай, он не девка.
Ха-ха, искренне развеселился Бородавка. Как погляжу, ты, пан посол, в своего царя удался. Тот тоже на язык остер!
Клим в ответ только пожал плечами и кликнул слуг, чтобы принесли вина.
Выпьешь, атаман?
С хорошим человеком отчего же и не выпить? охотно согласился казак.
За здоровье его царского величества Ивана Федоровича Мекленбургского! провозгласил дьяк.
Добрый вояка, одобрительно кивнул Яков и в два глотка осушил поданный ему кубок, после чего вытер пышные усы и добавил: Вино тоже доброе!
Вы встречались с ним? высоко поднял бровь Клим.
Та было разок, ухмыльнулся Бородавка, но в подробности вдаваться не стал.
Что же, теперь давай за твоего короля? предложил Рюмин.
Тю! скривился, как от касторки, гость. Та хай ему грец, песьему сыну!
Не любишь Сигизмунда?
А он не девка, чтобы его любить! хохотнул казак, но тут же посерьезнел и протянул чарку. Давай лучше выпьем за всех добрых людей, какого бы они звания ни были. За тех, кто с погаными воюет на суше и на море. Кто христиан вызволяет из неволи.
За такое грех не выпить, согласился дьяк, разливая по второму кругу.
А теперь скажи мне, пан посол, перешел к делу атаман, отодвигая от себя опустошенную посуду. За каким бесом твой царь прислал тебя к славному низовому воинству?
Слышал ли ты, что донские казаки год назад захватили Азов?
Так про то разве глухие не слышали! По всем шинкам да майданам[13] бандуристы поют песни о славных степных рыцарях, постоявших за христианскую веру.
А ведомо ли тебе, что турецкий султан намеревается примерно их наказать и собирает для того большое войско?
И это не тайна.
А не думаешь ли ты, атаман, что запорожским казакам не пристало в таком деле оставаться в стороне?
И что тебе на это Сагайдачный ответил?
Сказал, что у короля Сигизмунда с Османом мир и что он его рушить не станет!
Гетман и старшина, а также все реестровые жалованья от круля ждут, презрительно усмехнулся казак.
Не дождутся.
Это почему же?
У Сигизмунда в казне мышь с голодухи повесилась. Нет у него денег!
Польша страна не бедная.
Не дадут ему магнаты ни полушки. Особенно для вашего брата казака! Так что сильно рты не разевайте. Помяни мое слово, не будет вам ни жалованья, ни реестра, ни королевской милости!
Верные вести?
Скоро сам все узнаешь, только поздно будет.
Ладно, пусть о том у Сагайдачного голова болит. Скажи лучше, что ваш царь хочет?
Нашему государю турецкий Азов тоже как кость в горле, а потому он донским казакам милостей не жалеет. Года не было, чтобы он им в жалованье прибавку не сделал. Зелья порохового, свинца, хлеба, сукна доброго шлет не жалея
Ой, и здоров же ты врать, пан посол, рассмеялся Бородавка. Думаешь, я не знаю, что того жалованья хватает, только чтобы с голода ноги не протянуть?