Любовь Хилинская
Заноза
1
Вот и все.
Я стою у гроба, обитого черным бархатом, и вглядываюсь в лицо человека, который был единственной родной душой для меня. Тем, с кем, казалось, мы дышали в унисон. Я и он. Мой единственный. И сейчас не было сил перестать смотреть, как и подавить в себе слезы, беспрестанно катящиеся по лицу.
Еще пятнадцать минут, сухо сообщает голос сотрудника похоронной компании.
Обернувшись, я киваю, высмаркиваюсь в платок и дрожащей рукой прикасаюсь к лицу Пашки. Вот и все, любимый мой, вот и все Тебя нет больше, и меня нет. Как я без тебя?
Сажусь на табурет у изголовья и начинаю тихонько подвывать. Пальцы мои гладят Пашкины брови, такие красивые, изогнутые, будто рисованные, холодную кожу на щеках, мертвенно-бледные губы. Пятнадцать минут, любимый, у нас с тобой, а потом все. Тебя не станет навсегда. Как я без тебя?
Эта фраза стучит во мне бесконечно, и я хочу верить, что надо закрыть глаза, открыть, а муж жив и здоров, улыбается, говорит, что я самая красивая, что он любит меня безумно Но никогда не бывать этому. Я здесь и сейчас, а он остался во вчерашнем дне. Завтра не наступит никогда для моего светлого человека. Нет больше его. И меня нет больше.
Время! сотрудник крематория трогает меня за плечо. Уже приехали те, кто будет прощаться после вас.
На трясущихся ногах я поднимаюсь с табурета, склоняюсь к мужу и целую его в ледяные губы. В последний раз.
В зал прощаний входят двое крепких парней, глядят на меня хмуро, просят отойти в сторону, после чего накрывают крышкой домовину, заколачивают гвозди, убирают стоперы с колес каталки, на которой стоит гроб с Пашей и катят его в сторону неприметной двери. Я стою, закусив губу, глядя на то, как мой муж, моя надежда и опора, скрывается в помещении, где вскоре превратится в груду пепла.
Мне сказали, что урну можно будет забрать завтра с восьми до пятнадцати, и я разворачиваюсь, чтобы уйти. Ноги не слушаются меня, словно стали ватными, я еле бреду, сквозь пелену слез не различая дороги.
Куда прешь, чучело? слышу брезгливый женский возглас за дверью, когда пытаюсь выйти и натыкаюсь на кого-то в ярких красных туфлях и черном платье.
Краем сознания отмечаю, что дама вырядилась будто на показ мод, в черном платье-футляре, черной же шляпе с вуалью, из-под которой на меня смотрят злые раскосые глаза. Под руку ее держал высокий мужчина, но на него я даже внимания не обратила, пробормотав «извините» и побредя дальше. В другое время я бы, может, и ответила покрепче, но сейчас совершенно нет сил.
Крематорий находился неподалеку от больницы, вокруг которой имелся парк с вековыми соснами и лавочками для выздоравливающих больных. Пройти туда можно было сквозь боковую калитку, чем я и воспользовалась, а уж там дала волю слезам, закрыв лицо руками и уткнувшись в колени. Господи, как же больно! За что ж ты так наказал меня подарил короткое счастье и забрал его? Рыдания сотрясают мое тело, я никак не могу успокоиться, пока не чувствую, что кто-то положил руку на плечо.
Подняв голову, замечаю седовласого мужчину, больше похожего на бомжа, но в странной пижаме, наверное, больничной. Он держит в руках бутылочку с водой и улыбается беззубым ртом.
Выпей-ка, милая, а то совсем тут затопишь все, кивает мне и садится рядом. Ишь ты, горюшко! Помер кто?
Я с благодарностью беру воду сама-то не подумала об этом, когда спешила утром на прощание с Пашей делаю глоток, пытаясь погасить судорожные всхлипы, после чего киваю старичку.
Муж! шепчу сухими губами и чувствую, как глаза снова наливаются слезами. Любимый мой!
Эх, едрит-мадрид! сокрушается старичок, после чего снова участливо гладит меня по плечу. Молодежь мрет. Окна-то мои сюда выходят, скучно в палате, вот я и гляжу, что только и таскают покойников одного за другим. А ты не плачь, девонька, жисть-то она така, кому суждено, тот живет, а кому нет помрет. Я-то вот, знаешь, сколько раз при смерти был? Ииии! Не передать! Жена-то моя померла, деток не случилось у нас с ей, я ж запил, а когда в себя пришел, ни квартиры у меня, ни денег, ничего не осталось. Какие-то бандиты подсуетились, да и отняли все. Так и живу на теплотрассе вот, да в подвалах, покуда не погонят. Шестой год уже. Сейчас вот в больницу попал, думал, помру совсем, да выжил Видать, не время еще мне.
Я старалась дышать ровнее, но всхлипы нет-нет, да и вырывались из груди, а дед рядом все болтал и болтал, что-то рассказывал, какие-то глупости, ничего не значащие стариковские рассказы, периодически кашляя в кулак, да покряхтывая, потом вдруг опомнился.
Обед скоро! сказал он важным голосом, поднимаясь, пропускать нельзя, выпишут скоро меня, там уже так не поешь вволю. Ты давай, девка, не раскисай, молодая, встретишь еще мужика толкового, да замуж выйдешь. Не кончилась жисть-то!
Проследив глазами, как торопливо, шаткой походкой спешит старичок к больничному корпусу, я поднялась на ноги. Реви-не реви, а надо как-то дальше быть. Не жить, это слово пока не хочется употреблять, а именно быть. Стараться дышать заново, привыкать, что теперь я одна. А ведь неделю назад еще строили планы с Пашей, как поедем на море следующим летом, обязательно снимем там дом и будем купаться целыми днями в соленой воде, загорим до черноты, наедимся летних фруктов и овощей, напитаемся здоровьем, и с новыми силами в бой. Куда я теперь без него? Словно мир опустел. Какие-то люди вокруг, а я как в вакууме, будто зона отчуждения образовалась. И не хочу никого видеть.
Не помню, как добрела до автобусной остановки, уселась на заднее сиденье и уставилась в окно, ощущая, как слезы вновь заливают глаза. Мы на этом сиденье любили с Пашей ездить. Садились рядышком и обсуждали наши планы, или фильмы, которые смотрели, или еще что-то Или просто молчали, улыбаясь друг другу словно чеширские коты.
Мир рухнул. Горло сдавил спазм, я еле продыхнула, стараясь незаметно для окружающих смахнуть слезы. Приду домой, уткнусь в футболку с запахом мужа и уже там буду плакать, пока не забудусь сном.
Квартира встретила меня оглушающей тишиной. Скинув туфли, я прошла в единственную комнату и рухнула на разобранный диван. Сил, чтобы что-то делать, даже переодеться, совершенно не было. И слез почему-то не было. Я лежала в тишине, глядя перед собой в стену и вспоминала все, что случилось с нами.
Вот мы пришли с прогулки, сели пить чай, болтали Ничто не предвещало беды. Я пошла в комнату, засела с ноутбуком смотреть свой сериал, а Паша оставался в кухне, просматривал учебные материалы. Я краем уха слышала, что он кашлял, потом пошел в туалет Дальше все завретлось, как в каком-то сюрреализме. Резко и часто застучала крышка унитаза. Он там что, прикалывается? Что случилось? Отложив ноутбук, встала, постучала в дверь туалета, он у нас совмещен с ванной, но ответа не было, а стук продолжался.
Паша?! позвала я, думая, что он так шутит, а затем услышала хрип.
Откуда во мне взялись силы, я не знаю, так как дверь рванула на себя и одним махом выдернула замок, увидев, что мой муж бьется в каком-то припадке возле унитаза на коленях, опустив голову вниз.
Дальнейшие события слились в бесконечный кошмар я звонила в скорую, тащила мужа из туалета в коридор, хотя он ростом почти два метра, а я всего 160см, пыталась делать ему сердечно-легочную реанимацию, но все безуспешно. Приехавшие врачи, узнав, что мы тоже врачи, два часа пытались завести сердце моего мужа. Не получилось. На вскрытии оказалось, что у него произошла тромбоэмболия легочной артерии Внезапная и страшная смерть. И никак не защититься от нее, не уберечься, не предугадать.
Сижу я теперь в нашей маленькой квартирке совершенно одна, ощущая холодную пустоту в сердце и душе. Как мне дальше жить? У нас было столько планов на будущее, столько совместных желаний Мы ж как два попугайчика-неразлучника, а теперь я осталась с половиной кровоточащего сердца
Наверное, если б у меня была мама, я бы рыдала сейчас у нее на коленях, но мы ж оба детдомовские, у меня родители разбились в аварии, когда я была совсем малышкой, а у мужа и вовсе никого не имелось, он подкидыш, мать так и не нашли, да и не пытались особо. Мы шли нога в ногу, сначала в школе за одной партой с первого класса, потом в мед поступали, единогласно решив, что хотим спасать жизни, отучились все шесть лет, вместе в ординатуру по хирургии пошли, столько планов было, столько надежд, и вот сейчас, когда уже остался последний рывок доучиться, сдать экзамены и получить сертификат специалиста, мой дорогой умер.
Я сидела на краю дивана, не понимая, как дальше быть, тупо смотря в одну точку. Я никому не говорила о случившемся, ни однокурсникам, ни в учебной части, словно разом отупела и потеряла способность соображать. Ведь у нас же друзья есть, с которыми общались, одногруппники. Но никого видеть и слышать не хотелось. Итак придется идти в вуз, сообщать обо всем этом, потом смотреть, куда нас распределили. Как это все пережить? Еще и завтра урну забирать надо. Решение о кремации я приняла, так как не представляла, как копать могилу, как вообще на кладбище все организовать, а так, я смогу поставить прах дома и когда-нибудь со временем все же доехать до моря и развеять его там. Наверное, Паше бы понравилось.
Словно сомнамбула, я пошла в кухню, достала бутылку водки, которую мы держали на всякий случай, откупорила крышку и отпила прямо из горла добрый глоток. Огненная жидкость прокатилась по пищеводу, я закашлялась, слезы брызнули из глаз. Хватая ртом воздух, открыла кран и жадно наглоталась воды, намочив и рубашку и брюки и волосы, свисающие до талии в беспорядке. Ненавижу их! Зачем мне теперь эти космы, если любоваться ими некому?
Вспомнив, как любил Паша зарываться лицом в мои локоны, вдыхать их аромат, как я ухаживала за природным богатством, стараясь угодить мужу, я со злостью скрутила на голове шишку и заколола палочкой от китайской еды. Боже, одни воспоминания! Почему я не умерла рядом с ним?!
От того, что раньше я не пила такой крепкий напиток, и что не закусила ничем, я быстро опьянела. Почувствовав, как накатывает ошеломляющая тупость, не умываясь, не переодеваясь, доползла до комнаты и рухнула на диван, забывшись беспокойным сном.
2
Крематорий встретил меня серыми стенами и абсолютно равнодушными сотрудниками, сухо выдавшими белую урну с прахом человека, которого я считала своей половиной. Глядя на то, что когда-то было улыбчивым парнем, я потерянно вышла на улицу и зажмурилась август близился к концу, но лето еще не собиралось отступать, даря свои последние теплые деньки людям.
Крыльцо крематория было на удивление широким, сделанным будто из белого мрамора или какого-то подобного материала, рядом была расположена пышная клумба и деревянная скамеечка вокруг нее, на которую я и уселась, скрючившись и стараясь не плакать.
Соболезную, услышала откуда-то сбоку голос.
Подняв голову и повернув ее в сторону говорившего, увидела мужчину, который, видимо, сидел здесь и раньше, да я не заметила, погруженная в свои мысли.
Спасибо! ответила глухо, после чего увидела, что рядом с ним тоже стоит урна-близнец той, что была у меня в руках. И я вам соболезную.
Спасибо, кивнул он и сунул в рот сигарету, выпустив клуб дыма. То, что нас не убивает, делает сильнее, так?
Наверное, я пожала плечами. Ницше сошел с ума вскоре после того, как сказал это. Так что для кого как.
Что за странные разговоры со странным незнакомцем я веду? Думала, буду рыдать, захлебываясь, но отчего-то слез не было, хотя в груди жгло от боли.
Пить будешь? спросил мужчина, доставая откуда-то фляжку и протягивая мне. Это нас точно не убьет, да и сильнее не сделает, но хоть немного облегчит горе.
А давайте!
Во фляжке оказался коньяк или виски, я не очень разбираюсь в крепком алкоголе, он прокатился по пищеводу до желудка, который сжался и заурчал, недовольно намекая, что завтрака и обеда не было. Вот так, муж умер, а я думаю о низменном как бы поесть и выпить. Вернее, не думаю, оно отчего-то само.
Вернув фляжку мужчине, наблюдала, как и он сделал глоток, даже не поморщившись.
Поминки и вся эта суета не для меня, сказал он внезапно, покосившись в мою сторону. Мать хотела, чтоб я пригласил прорву народу, но все эти люди противны мне. Не хочу их видеть.
Ваша мама? я кивнула на урну, стоявшую на скамейке.
Да, криво усмехнулся мужчина. А у вас кто?
Муж
Мы помолчали, периодически делая глотки из фляжки, передавая ее друг другу. Мимо шли люди, кто-то рыдал, обнявшись, кто-то с каменным лицом, а мы все сидели и молчали.
Пойдем? спросил внезапно мужчина. Хочешь напиться?
Напиться? А разве мы не уже это сделали?
Поднявшись на ноги, ощутила легкое головокружение и какое-то странное ощущение, что мир поплыл. Незнакомец подал мне руку, в которую я с удовольствием и вцепилась, обретая равновесие.
Я знаю тут неподалеку бар один, там никому неинтересно, кто ты, что ты, просто сидишь и пьешь, если хочешь, сказал он, удерживая меня.
Подхватив урны, мы направились к выходу с территории крематория. Я шла рядом с этим мужчиной, чувствуя отупение и глухую боль. Он, видимо, ощущал то же самое, потому что пару раз мне показалось, что из груди его рвались то ли всхлипы, то ли странное бульканье. Но мужчины ж не плачут.
Бар оказался и в самом деле недалеко. Я знала о нем, здесь часто тусовались студенты с моего потока, но мы с Пашкой не ходили, считаясь ботанами. Просто у тех ребят были родители и возможность вести веселый образ жизни, мы же пробивали дорогу себе сами, поэтому на развлечения времени не оставалось.
«Подвал» гласило лаконичное название, и я пошла вслед за мужчиной по ступенькам вниз.
В полутемном помещении не сразу удалось сориентироваться. Где-то в глубине находилась барная стойка, в стороне сцена, на которой, видимо, в другое время играли какие-нибудь музыканты, справа столики. Мы оказались единственными посетителями в столь ранний для желающих напиться час.
Пока я осматривалась, мой спутник, имя которого я даже не узнала, успел сделать заказ.
Садись, провел он меня вглубь к отдельной кабинке. Скоро тут начнет народ подтягиваться, сегодня пятница, будет выступать кто-то. Посидим и уйдем, когда захочешь. Если что, туалет там, он махнул рукой в сторону выхода.
Я кивнула и уселась на диванчик, пристроив урну рядом.
Давай сюда, поставлю вместе, чтоб не забыть, протянул руку мужчина. Меня, если что, Алексей зовут.
Лера, я кивнула. Очень приятно.
В голове шумело, тело приятно расслабилось в уютном месте. Может, люди за этим и ходят в такие места?
Нам принесли еду, какое-то мясо в виде отбивной, оказавшееся на удивление вкусным, овощи-гриль, что-то еще. Алексей в основном молчал, да и я не горела желанием общаться. Мы выпили за упокой души, помолчали, потом еще выпили, и как-то незаметно я выложила все этому практически первому встречному. И что только закончила вуз, и что были планы, а теперь я вообще не знаю, как жить дальше.
Как-как, проворчал он, вот так и жить. Думаешь, жизнь остановилась? Тебе сколько там, двадцать три? Ну а мне тридцать три, я был женат, тоже думал, любовь на всю жизнь, как ты вот, на последнем курсе института. И что? Где она, та любовь? Родили ребенка, он пищал днями и ночами, я ишачил как мог, подрабатывал везде, чтобы через полгода понять, что нахрен мне такая жизнь не нужна. И женщина эта, жена моя, тоже оказалась к быту не готова. Сыну вон сейчас одиннадцать лет, это единственное, что нас связывает. Так что, как бы цинично не звучало, но жизнь продолжается. И ты продолжаешься, и не надо себя хоронить вместе с ним вот, кивнул он на урну. Давай выпьем за это.