Ведь меня забросило сюда по причине, мне неизвестной. Что вызвало рикошет? Случайная сверхчастица из далекой галактики оказалась в неподходящее время в неподходящем месте? Миллион предположений, и ни одно гроша ломаного не стоит, поскольку в процессе перемещения я не творец, а подопытный. Спросите собачку Чернушку, первой облетевшую Луну, в чём причина того, что космоплан сел не на штатный космодром в Сальске, а на запасной, воронежский. Сосиски в Воронеже вкуснее, решит Чернушка.
Я та же Чернушка. Только собачку встретили знающие люди, извлекли из аппарата, накормили, напоили, а мне приходится всё самому.
Вот и сейчас я сам должен идти в магазин. Оделся перед зеркалом. В процессе перестройки из размеров старался не выходить, разве удлинил ноги на пару сантиметров и руки на столько же. Лицо сделал чуть более классическим но не настолько, чтобы нельзя было узнать по паспорту. Мускулатуру особо не наращивал, скорее, сделал ее более функциональной. Не новые мышцы придумал, разумеется, а прежние перестроил, теперь они способны к действию в форсированных режимах. И костяк кое-где поправил, а то болезни дались Виктору Брончину нелегко. В целом против прежнего прибавил три сантиметра. Если не вглядываться, не очень и заметно. А если вглядываться осанку исправил и обувь обновил, каблук потолще взял.
Основная перестройка она внутри.
По лестнице спустился бегом. Опорно-двигательная система работает без нареканий. Быстрым шагом пересек двор. Никто не позвал, да куда особенно звать, если дождь? Быстрым же шагом дошел до распределителя, гипермаркета по-местному. Купил необходимое, двенадцать килограммов. Быстро вернулся назад. По лестнице не бежал, но шёл быстро.
А дверь-то и открыта. Кто-то побывал незваным. Или до сей поры незваным пребывает.
Я вошел, положил сумки на пол.
А, жилец явился! Ты заходи, заходи, не стесняйся послышалось из комнаты. Говорили громко, уверенно.
Я и зашел.
В комнате находились трое. Один постарше, лет пятидесяти, и двое помоложе, двадцать пять и тридцать лет. Те, кто помоложе крепкие, с виду неприятные. А постарше улыбался, как любимому племяннику.
Не узнаешь?
Простите, нет.
Да и не должен, ты ж меня не видел. Я хозяин этой квартиры.
Очень приятно, а вошли-то вы как? Замки-то я менял я не знал точно, но, полагаю, такой дотошный человек, как Брончин, на время аренды замки бы сменил непременно.
Да? А я и не заметил. Да разве теперь замки, слушай? Только название одно, а открываются одним ключом. Ты чего стоишь, садись!
Садиться было некуда. За письменным столом сидел назвавшийся хозяином квартиры, на втором стуле молодец постарше, а больше стульев в комнате не было, и потому молодой сидел на диване. Что ж, сразу ясно, кто в доме хозяин.
Я постою пока, ответил я.
Как хочешь. Мне говорили, ты болеешь, тяжело болеешь. Умирать, говорили, собрался.
Я выздоровел.
Выглядишь хорошо, он с любопытством осмотрел меня. А я забеспокоился. Нехорошо, если в квартире умирает кто-то, особенно посторонний.
Я себе не посторонний.
А мне? Вот я и испугался, понимаешь. Теперь вижу, ошибся. Сразу, знаешь, легче на душе.
Рад за вас.
Ты за себя радуйся. Я тебе жилье нашел.
У меня есть жилье.
Было, поправил он меня. Сейчас я его продаю. Деньги нужны. А покупатель капризный, сразу въехать хочет, пожить, а уж потом платить. Капризный, но хорошую цену даёт. И потому тебе придется выехать раньше времени. Да что раньше, ерунда, у тебя месяц остался по договору.
Сорок три дня уточнил я.
Вот видишь! обрадовался хозяин. Ты уже волнуешься, дни считаешь, разве это жизнь? А я тебе место нашел лучше не бываешь. У человека дом есть, так ты в этом доме жить будешь. Ничего платить не нужно, только за домом присматривать и кое-какую работёнку выполнять.
И где этот дом?
Замечательное место! Заповедник! Там посёлок организовался, небольшой. Люди не то, чтобы очень богатые, но и не бедные. У того человека будешь жить даром, а подрядишься еще два дома обихаживать вот тебе и деньги!
А где заповедник?
Да рядом совсем, под Заокском.
Тульская область?
Ну видишь, какое здоровье хорошее! Все голова помнит!
Спасибо за заботу, конечно, но нет. Я уж как-нибудь здесь.
Ты не понял, огорчился хозяин. Здесь нельзя. Здесь завтра другой человек жить будет.
Вообще-то я имел в виду Москву, ответил я. Ну, насчет человека в договоре написано, что досрочное расторжение возможно лишь по согласию обеих сторон. Моя сторона не согласная.
Зря это ты. Я ведь с тобой по-хорошему. Вижу человек чистый, опрятный, квартиру за год ничуть не испортил, не насвинячил, не то, что некоторые. Вот и предложил. А там как знаешь, конечно. Можешь в суд подавать. Только вещи свои забирай и уходи. Прямо сейчас. Если что, ребята помогут он кивнул на молодцев. Те встали да, да, дорогой, мы поможем!
А если не уйду?
Шутишь, да? Ты, вообще, кто?
Кто?
Ты лицо с временной регистрацией. Приезжий. И вот приезжий начинает буянить, квартиру не освобождает, уважаемых людей обижает. Коренных москвичей.
Парни заржали.
Ты на них внимания не обращай, это не они смеются. Это судьба смеется. Так уж получилось. Ты теперь в Москве никто. Паспорт свой посмотри, если не веришь. Начнешь буянить, драться, тебя в милицию, то есть в полицию заберут. Ненадолго, дня на два, на три. Ты вернешься, а здесь люди живут. Вещи твои, понятно, выброшены. Деньги, если какие есть, в ментовке отберут, а каких нет, так их нет. И к кому ты пойдешь за помощью в Москве? В чем твоя выгода, кроме синяков да шишек, если, конечно, дело обойдется синяками и шишками?
Насчет паспорта он верно сказал. Мне смотреть не нужно, помню. Правда, что такое «временная регистрация» я тогда не понял. Я и сейчас не знаю, что это такое. Догадываюсь только ничего хорошего.
Ну, к кому я пойду мое дело. Да вот хоть к Игорю пустил я пробный зонд. Лицо хозяина дрогнуло: Игоря он определенно знал, и ему определенно не нравилось, что я связываю Игоря с ним. Да и кроме Игоря есть к кому. Так что не беспокойся, если, конечно, ты беспокоишься. С квартиры я съеду в срок, и, если будет все хорошо, оставлю ее такой же чистой и опрятной. А шишками и синяками меня разве запугаешь? Я что, трусливый? Так обо мне говорят?
О тебе говорят, что ты на голову больной. Вижу, правду говорят но я видел, что спокойствие хозяина да и хозяина ли? напускное.
А больше ничего? Значит, тебя обманули. Подставили. Сказали инвалид, его чуть тряхнешь, и он твой. А то и трясти не придется. Верно?
Хозяин не ответил, но по лицу ясно было всё верно, так и сказали.
И если сейчас в квартире будут три трупа, мне, конечно, придется не сладко. Совсем не сладко. Пусть я чья-то проблема. Упекут меня в тюрьму, в психушку и проблемы нет. Но твоя-то выгода в чём будет? Убит помешавшимся на войне капитаном, инвалидом по психическому заболеванию. Мне плохо, тебе совсем никак, но кому-то хорошо, разве не так? За твой счет хорошо! О твоих парнях не говорю, они жизни не знают и вряд ли узнают. Расходники. Но ты-то умный, у тебя-то впереди много чего
Хозяин думал напряженно. Пот катил по лицу.
Давай, мы его начал один из молодцев, но хозяин оборвал его на полуслове не по-русски.
Не знаю, о чем ты говоришь, сказал наконец хозяин. Ничего плохого я тебе не хотел. Просто попросил. Не хочешь уезжать как хочешь. Я тебя выгонять не буду он выделил это «я». Что мне, месяца жалко, что ли. Ты ж заплатил. Или за тебя заплатили, да? Мы сейчас уйдем. И мы этот месяц тебя беспокоить не будем, на этот раз он выделил «мы». А там сам решай, где тебе лучше.
Он поднялся и вышел. Молодцы последовали за ним.
Хозяин говорил искренне. Сейчас, в эту минуту он совершенно не хотел рисковать ни своей жизнью, ни своим здоровьем. Парни у него крепкие, но кто знает, на что способен боевой офицер с психической болезнью? Эпилепсия это не только пена изо рта и судороги, эпилепсия разная бывает. О берсерках, думаю, и в этом мире знают. Хотя вряд ли сегодняшние визитеры. Но и они жить хотят. Не молодцы, тем жизнь и своя, и чужая копейка, но старший, хозяин? Мало ли, вдруг у меня выкидной нож в кармане? Нет, лезть на рожон хозяину смысла нет.
Другое дело, что его могут и не спросить. Если он не хозяин, а сержант. Прикажут, и куда тот денется? Возьмёт не пару молодчиков, а пяток. С дубинками, ножами, что там ещё принято в мире Виктора Брончина. Эндобиология штука хорошая, но пять вооруженных молодцев величина отнюдь не пренебрежимо малая. Хотя Нет, я ни разу не мастер рукопашного боя. Я эндобиолог.
А стать эндобиологом трудно. И способности нужны, желательно врожденные, и талант, и труд. Чтобы активно менять внутреннюю среду, вот как я сейчас, требуются годы подготовки и пожизненная ежедневная практика. Потому большинство людей ограничиваются лишь трехсотчасовым курсом эндобиологии. По аналогии это арифметика начальной школы к высшей математике хорошего университета. Но большинству хватает арифметики. Чтобы люди шли в математики, нужно их завлечь. Вот мы и завлекаем. Демонстрируем на днях открытых дверей всякие трюки пробегаем стометровку за девять секунд, а в образе так и за семь. Ловим стрелы на лету. Сидим под водой по четверть часа. Преобразуемся в берсерков и устраиваем показательные бои. Поучитесь, попрактикуете лет пятнадцать и вы будете такими.
Про войну с атлантидами отдельно.
Идут многие, в двенадцать лет каждому хочется быть легендарным героем, но через год отсеиваются девяносто пять человек из ста.
Интересно другое: кому, собственно, так не терпится выселить меня из этой простенькой квартирки в более чем неприглядном доме? Куш арендная плата за сорок два дня, уплаченная вперед? Нет, судя по газетам, а их я прочитал дюжину, здесь и за куда меньшие суммы пропадают люди, но хозяин, насколько я могу судить, человек расчетливый. И ради того, чтобы получить квартиру месяцем раньше оговоренного и уже оплаченного, на серьезное дело идти не станет. Что в этой квартирке необыкновенного? Бриллианты мадам Петуховой? Так их могли бы забрать и в мое отсутствие, и в моем присутствии.
Нет, единственно, что отличало эту квартиру из сотен квартир этого дома и тысяч этого квартала то, что в ней жил я. Во мне и причина. Любопытно лишь, какой я: Виктор Брончин или Артём Краснов?
3
До рассвета оставалось немного. Столько, сколько нужно.
Они проехали аллеей, остановились у цветника, некогда роскошного, а сейчас даже в плоских лучах маскировочных фар пугающего мерзостью запустения.
Фонарь не светил. Во всем парке не наберётся и дюжины исправных фонарей, а уж здесь, у цветника, их не было вовсе.
Но им как раз такой и был нужен.
Они вытащили приговорённого из багажника, усадили у фонаря.
Настя забросила верёвку на перекладину. Семён надел приговорённому маску, расправил её, потом затянул петлю вокруг шеи всё быстро, но чётко. На грудь бедолаге повесил фанерку. Затем они вдвоём подтянули приговорённого так, чтобы ноги болтались на высоте полуметра от земли. Приговорённый превратился в висельника. Настя за три минуты собрала из невинных деталей взрывконструкцию и прикрепила скотчем к ногам недвижного тела. Выглядела взрывконструкция внушительно, всякий поймёт, когда увидит. Увидит не сейчас, а когда народ пойдет через Парк к первому трамваю, чтобы ехать на Заречный рынок.
Отошли. Настя сделала снимок один, хватит. Нечего зря светиться.
Они вернулись в машину. За руль сел Семён: если попадётся полиция, меньше шансов, что их запомнят. Впрочем, это было не так уж важно.
Важно было совсем другое.
*
Леонид гулял по Парку неспешно. Второй день отпуска, куда спешить? Ни в Сочи, ни в Крым, ни куда-нибудь ещё он не собирался. Средства не позволяли. А домашний отпуск предлагал развлечений немного: прогулки с Бэрримором, да бутылку пива после заката. Пиво, впрочем, можно было выпить и раньше, хоть утром, но тогда день вообще терял смысл. Были, конечно, разные мелочи вроде игры в шахматы с соседом по балкону, военным пенсионером Александром Александровичем, можно ещё посмотреть кино, почитать книгу, но это действительно мелочи. Как-то не игралось, не смотрелось и не читалось. И потому следовало получать максимальное удовольствие от того, что имелось. Например, от утренней прогулки. Пять пятьдесят пять, людей в парке очень мало, никто не ворчит, что развели-де собак, шагу ступить некуда, и нужно бы всех собак, а заодно и хозяев расстрелять или хотя бы отравить.
Бэрримор, чёрный терьер, сновал по тропинкам с видом чрезвычайно занятым. То обнюхивал старые пни, то лаял на деревья, то нескромно заглядывал в кусты, где, по летнему времени, порой ночевали бездомные, укрываясь кто картонкой, кто пиджачком, а кто и ничем не укрывался.
Ранний час Леонида не тяготил: отпуск, не отпуск, он любил вставать на рассвете. Ему, Леониду, и в пять выйти было бы не сложно, но не стоило ломать привычки Бэрримора: собака любит установленный порядок, а любые отклонения от него воспринимает, словно революцию. А революция она кому как. Не всем на пользу. У Бэрримора есть хозяин, есть собачий корм (опять же, строго по рациону, чтобы не было неожиданностей), есть миска со свежей, отфильтрованной водой, есть противоблошиный ошейник от надежной фирмы, есть две прогулки в день, час утром и полтора вечером, чего же более?
Пёс забежал на аллею, ведущую к некогда красивому цветнику. Сейчас цветник пребывал в небрежении, но если утвердят план передачи Парка некоему закрытому акционерному обществу (название которого не разглашалось в интересах главы городской администрации), Парк ожидала коренная перестройка, вплоть до запрета пребывания в нём собак, бездомных личностей и просто горожан, не имеющих отношения к «жилому комплексу высокой элитности», который знающие люди прочили на место Парка.
Бэрримор залаял, и залаял в особой тональности. Сейчас это был лай, означающий «Внимание! Опасность!»
Леонид поспешил: вдруг кто-то угрожает собаке палкой, ножом, а то и пистолетом. Мимо цветника шла дорожка к остановке, и в это время народ уже тянулся к первому трамваю.
Действительно, народ был. Человек десять. Но они никуда не шли. Стояли и смотрели на фонарь. И Бэрримор лаял не на них, а на тот же фонарь. Вернее, на висящего на фонаре человека.
Удавленник? Три-четыре раза в год в Парке находили повешенных, которых после короткого следствия зачисляли в самоубийцы.
Подходить к удавленнику Леонид не торопился. Просто хотел приглядеться. Взяв Бэрримора на поводок, обошел фонарь кругом. Да уж: к ногам удавленника были привязаны динамитные шашки во всяком случае, в кино их называют динамитными шашками. Или не динамитными, а тротиловыми? В общем, взрывчатка, она и есть взрывчатка. И часы большой механический будильник поверх шашек взрывчатки на левой ноге.
Народ тоже не подходил близко. Кучковался в тридцати шагах, перешептывался, но громко говорить остерегался. Да и что тут скажешь? Главное под взрыв не попасть.
Наконец, мужичок бывалого вида сказал:
Если рванет, то и нас достанет. Лучше подальше отойти, поберечься. Не ровён час
Леонид послушался. И сам отошёл, и Бэрримора отвёл. Но прежде сделал несколько снимков на мобильник. Мобильник был неплохим, новым, подаренным Леониду на новый год взамен умершего от старости, и потому удавленник вышел ясно и четко. Отдельно он снял крупным планом лицо, но тут уже оптика (или электроника?) обеспечить международный стандарт не могла. Впрочем, если не привередничать, всяк мог узнать удавленника: во время прошлых выборов в Думу плакатами с его изображением был обклеен весь город: «Губернатор поддерживает! Поддержи и ты!»
А теперь губернатор никого не поддерживал. Кого уж тут поддержишь, когда сам болтаешься в петле, а к ногам привязана взрывчатка с будильником?