На планете, сказал Персио, кажется, прошел дождь.
Если там прошел дождь, прикинул Хорхе, то муравочеловекам пришлось забираться на плоты. Потоп, наверное, был или не совсем?
Персио точно не знал, но муравочеловеки способны были справиться с ситуацией.
Ты не захватил телескоп, сказал Хорхе. Как же мы с борта парохода будем следить за нашей планетой?
А звездная телепатия на что? сказал Персио и подмигнул. Клаудиа, вы устали.
Вон та женщина в белом сказала бы, что все это от влажности. Ну вот, Персио, мы тут. Что будет дальше?
Ах вот вы о чем У меня не было времени как следует изучить вопрос, но я готовлю фронт.
Фронт?
Фронт атаки. Каждую вещь, каждое событие следует атаковать различными способами. Люди почти всегда прибегают лишь к одному способу и получают половинчатые результаты. Я всегда подготавливаю свой фронт и затем синкретизирую результаты.
Понимаю, сказала Клаудиа тоном, который говорил об обратном.
Надо действовать push-pull[3], сказал Персио. Не знаю, понятно ли я объяснил. Некоторые вещи находятся еще как бы в пути, и следует подтолкнуть их, чтобы увидеть, что произойдет дальше. Женщин, например, не при детях будет сказано. А что-то надо просто дернуть за рукоятку. Этот парень, Дали, знает, что делает (а может, как раз не знает, но все равно), когда рисует тело, забитое ящичками. По-моему, очень многое на свете имеет рукоятку. Возьмем, к примеру, поэтические образы. Если смотреть на них извне, не видно ничего, кроме открытого смысла, хотя он может быть вполне герметичным. Вы удовлетворитесь открытым смыслом? Ничего подобного. Надо дернуть за рукоятку и влезть внутрь ящичка. Дернуть за рукоятку означает приблизиться к сути, овладеть сутью, выйти из привычных рамок.
А, сказала Клаудиа, потихоньку делая знак Хорхе, чтобы он высморкался.
В данном случае, например, имеет место огромное количество значащих элементов. Каждый столик, каждый галстук. В этом хаотическом беспорядке я вижу, как вырисовывается строгий порядок. И спрашиваю себя, что же будет дальше.
И я тоже. Но это забавное развлечение.
Развлечение всегда спектакль: мы его не анализируем, потому что тогда наружу вылезет непристойное притворство. Заметьте, я не против развлечения как такового, но прежде чем приступить к развлечению, я всегда сначала запираю лабораторию и выплескиваю кислоты и щелочи. Другими словами, подчиняюсь, поддаюсь кажимости. Вы сами прекрасно знаете, сколь драматично смешное.
Прочти для Персио стихи о Гаррике, сказала Клаудиа Хорхе. Это будет прекрасная иллюстрация к его теории.
Завидя Гаррика, английского актера во весь голос начал Хорхе. Персио внимательно слушал, а когда он закончил, захлопал в ладоши. За другими столиками тоже кто-то стал аплодировать, и Хорхе покраснел.
Quod erat demonstrandum[4], сказал Персио. Конечно же, я имел в виду более широкое понятие в том смысле, что любое развлечение это вполне осознанная маска, которая в конце концов приживается и подменяет подлинное лицо. Почему человек смеется? Смеяться не над чем, разве что над самим смехом. Обратите внимание, часто дети, которые много смеются, заканчивают плачем.
Глупые, сказал Хорхе. Хочешь, я прочитаю тебе про ныряльщика и жемчужину?
На палубе, а вернее в кубрике, при свете звезд ты будешь читать мне все, что душе угодно, сказал Персио. А теперь я хотел бы немного разобраться в этом полугастрономическом окружении. Эти бандонеоны[5] что означают?
О, мадонна, сказал Хорхе и зевнул.
VII
Черный «линкольн», черный костюм, черный галстук. Остальное смутно. Более всего из дона Гало Порриньо был заметен шофер с внушительной спиной и кресло на колесах мощное сооружение из резины и хромированного железа. Многие остановились посмотреть, как шофер с сиделкой вытаскивали дона Гало и водружали на тротуар. На лицах проступала жалость, приглушенная очевидным богатством хворого господина. К тому же сам дон Гало, походивший на ощипанного цыпленка, глядел так высокомерно, что хотелось пропеть ему «Интернационал» прямо в лицо, чего, однако, никто никогда не делал, как заметил Медрано, невзирая на то, что Аргентина свободная страна, а музыка относится к тем искусствам, которые поощряются в самых высоких сферах.
А я и забыл, что дон Гало тоже выиграл в лотерею. Да и как дон Гало мог не выиграть? Но вот что старик отправится в такое путешествие, никогда бы не подумал. Это просто невероятно.
Вы знакомы с этим сеньором? спросила Нора.
Тот, кто в Хунине не знает дона Гало Порриньо, достоин публичной казни на самой лучшей и просторной площади, сказал Медрано. Превратности моей профессии забросили меня в этот передовой город лет пять назад, где я томился, пока не настали счастливые времена и я перебрался в Буэнос-Айрес. Дон Гало был одним из первых отцов города, с которым я там познакомился.
Он выглядит вполне приличным господином, сказал доктор Рестелли. Правда, немного странно, что при таком автомобиле
При таком автомобиле, сказал Лопес, можно выбросить за борт капитана, а пароход использовать в качестве пепельницы.
При таком автомобиле, сказал Медрано, можно заехать очень далеко. Даже от Хунина до «Лондона». Одна из моих слабостей наука сплетни, хотя должен сказать в свое оправдание, меня интересуют лишь определенные, высшие формы сплетни, как, например, история. Что я могу вам сказать о доне Гало? (Так начинают некоторые писатели, которые прекрасно знают, что хотят сказать.) Я бы сказал, что ему более подходит имя Гай, а почему сейчас увидите. В Хунине есть большой магазин с многозначительным названием «Золото и Лазурь»; однако если бы вы были склонны к прогулкам по Буэнос-Айресу, в чем я сомневаюсь, то знали бы, что на площади Двадцать Пятого Мая тоже есть магазин «Золото и Лазурь» и что практически во всех крупных населенных пунктах нашей обширной провинции золото и лазурь осели на самых стратегически важных перекрестках. А следовательно, миллионы песо осели в карманах дона Гало, трудолюбивого испанца, который, как я полагаю, прибыл в эту страну точно так же, как и почти все его соплеменники, и трудился тут с упорством, которое отличает их в наших пампах, столь располагающих к послеобеденным сиестам. Дон Гало, паралитик, почти одинокий, живет в своем дворце на улице Палермо. Хорошо отлаженная цепочка служащих охаживает каждое звено этой цепи из золота и лазури: управляющие, глаза и уши властелина, денно и нощно бдят, совершенствуют, информируют и санкционируют. И вот Я не утомил вас?
Нет-нет, сказала Нора, которая просто-упивалась-его-словами.
Ладно, чуть насмешливо продолжал Медрано, выдерживая взятый стиль, который, он был уверен, только Лопес мог оценить в полной мере. И вот лет пять назад отмечалась бриллиантовая свадьба дона Гало с его галантерейной торговлей, портняжными мастерскими и прочими сопутствующими ремеслами. Управляющие на местах через официальные каналы узнали, что патрон ожидает от своих служащих чествования и намерен самолично провести смотр всех своих магазинов и магазинчиков. В ту пору я был в приятельских отношениях с Пеньей, управляющим филиалом в Хунине, и он был страшно озабочен предстоящим визитом дона Гало. Пенье стало известно, что визит будет носить в высшей степени рабочий характер и что дон Гало намеревается осмотреть все до последней пуговицы. По-видимому, он получил какую-то тайную информацию. И поскольку все управляющие были озабочены одинаково, то между филиалами началось дикое соревнование, эдакая гонка вооружений. Мы в клубе хохотали над рассказами Пеньи о том, как он подкупил двух коммивояжеров, чтобы они сообщали, что готовят к визиту патрона в филиале на улице Девятого Июля или на улице Пеуахо. И он тоже лез вон из кожи, и у него в магазине служащие, раздраженные и перепуганные, работали допоздна.
Дон Гало начал турне в честь своего юбилея с Лобоса, посетил, кажется, три или четыре своих лавки и в одну прекрасную ослепительно-солнечную субботу появился в Хунине. В то время он ездил на синем «бьюике», но Пенья велел приготовить для него открытый автомобиль, на каком и Александр Македонский не побрезговал бы въехать в Персеполь. На дона Гало произвела впечатление встреча: Пенья со свитой ожидал его у въезда в город и предложил перейти в открытый автомобиль. Кортеж торжественно проехал по главной улице: я таких вещей не пропускаю, а потому пришел заранее и встал на краю тротуара неподалеку от магазина. Когда машина подъехала, служащие, расставленные должным образом, принялись аплодировать. Девушки бросали белые цветы, а мужчины (многие специально нанятые для этого случая) размахивали флажками с лазурно-золотой эмблемой. Через улицу перекинули подобие триумфальной арки с транспарантом: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОН ГАЛО. Бедняге Пенье эта маленькая вольность стоила бессонной ночи, но старику дерзновенный порыв подданных пришелся по нраву. Автомобиль остановился перед магазином, аплодисменты перешли в овацию (прошу прощения за ненавистное, но в данном случае необходимое выражение), и дон Гало, как обезьянка сидя на краешке стула, время от времени поднимал правую руку в знак приветствия. Уверяю вас, он вполне мог бы посылать привет и обеими руками, но я уже понял, что собой представлял этот тип: Пенья не преувеличивал. Сеньор феодал посетил своих рабов и с любезно-недоверчивым видом взвешивал почести, которые те ему воздавали. Я ломал голову, старался вспомнить, где я уже видел подобное. Не саму сцену, потому что она в точности повторяла любую официальную встречу с флажками, транспарантами и цветами. А то, что за этой сценой скрывалось (а мне выявилось): все эти насмерть перепуганные приказчики и закройщики, бедняга Пенья, скучающе-алчное лицо дона Гало. Когда Пенья поднялся на скамеечку зачитать приветственную речь (признаюсь, добрая ее часть была моей, потому что из подобных вещей и состоят нехитрые развлечения в маленьком городке), дон Гало заерзал в кресле, а потом, слушая, время от времени одобрительно кивал головой и с холодной любезностью принимал оглушительные взрывы аплодисментов, которыми разражались служащие точно в тех местах, которые им указал накануне вечером Пенья. Когда же он дошел до самого волнующего момента (мы в подробностях расписали трудовые свершения дона Гало, self made man[6], самоучка и т. п.), я увидел, что чествуемый сделал знак гориллоподобному шоферу, которого вы тут видите. Горилла вылез из автомобиля и сказал что-то одному из стоявших у края тротуара, тот покраснел и тоже сказал что-то другому, стоявшему рядом, и тот тоже пришел в смущение и стал оглядываться по сторонам, словно высматривая, откуда явится спасение И я понял, что близок к решению загадки, что сейчас узнаю, отчего же все это мне так знакомо. «Он попросил серебряный уринник, догадался я. Гай Тримальхион. Мать моя мамочка, мир только и делает, что повторяется» Но нет, конечно, не ночной горшок, а всего лишь стакан воды, хорошо продуманный стакан воды, чтобы раздавить Пенью, сбить пафос его речи и наверстать то, что потерял из-за трюка с открытым автомобилем
Нора не поняла концовки, но ее заразил смех Лопеса. Роберто, с большим трудом устроив дона Гало у окна, нес ему апельсиновый сок. Шофер уже отошел и у двери разговаривал с сиделкой. Кресло дона Гало мешало всем, загораживая дорогу, но, похоже, именно это дону Гало и нравилось. Лопес от души развлекался.
Быть того не может, повторял он. С таким здоровьем и при таком богатстве отправляться в плавание лишь потому, что задаром?
Не так уж задаром, сказал Медрано, лотерейный билет стоил ему десять песо, че.
В старости у деятельных мужчин случаются ребяческие капризы, сказал доктор Рестелли. Я сам о деньгах говорить не будем спрашиваю себя, а мне-то надо ли было
А вот и с бандонеонами пришли, сказал Лусио. Неужели к нам?
VIII
Кафе это для заковыристой публики, сразу видно: стулья как для министров, а подавальщики морду воротят, если попросишь пол-литровую кружку, да чтобы пиво долили после того, как отстоится пена. В общем, не та обстановка, вот что плохо.
Атилио Пресутти, более известный как Мохнатый, запустил пятерню в свои буйные кудри цвета спелой моркови и, с трудом продравшись сквозь них до затылка, вынул руку. Потом пригладил каштановые усы и поглядел на собственную веснушчатую физиономию в стенном зеркале с удовлетворением. Однако удовлетворение оказалось неполным, и он вынул из верхнего кармашка пиджака синюю расческу и принялся причесываться, свободной рукой старательно подбивая кудри, чтобы лучше обозначить чуб. Глядя на него, и двое его приятелей тоже стали приводить в порядок шевелюру.
Для заковыристых кафе, повторил Мохнатый. Кому это брызнуло устраивать проводы в таком месте.
Мороженое тут хорошее, сказала Нелли, стряхивая перхоть с его лацкана. Зачем ты надел синий костюм, Атилио? Только погляжу и от жары умираю, клянусь.
В чемодане он изомнется, сказал Мохнатый. Я бы скинул пиджак, да тут вроде как неудобно. Лучше б собрались в баре Ньято, по-свойски.
Замолчите, Атилио, сказала мать Нелли. Не говорите мне про проводы после того, что было в воскресенье. Ах боже мой, как вспомню, так сразу
Подумаешь, какое дело, донья Пепа, сказал Мохнатый.
Сеньора Пресутти строго посмотрела на сына.
Что значит какое дело, сказала она. Ах, донья Пепа, эти дети Выходит, тебе все нипочем? А отец твой отчего же в постели с вывихнутой лопаткой и разбитой ногой?
А что такого? сказал Мохнатый. Да старик наш покрепче паровоза.
Что случилось-то? спросил один из приятелей.
А ты разве не был в воскресенье?
А ты не помнишь, что я не был? Я ж к бою готовился. А когда готовишься праздники побоку. Вспомни, я тебя предупредил.
Теперь вспоминаю, сказал Мохнатый. Ты такое пропустил, Русито.
Несчастный случай приключился, да?
Еще какой, сказал Мохнатый. Старик с крыши навернулся, прямо во двор, чуть не убился. Ой, что было.
Настоящий несчастный случай, сказала сеньора Пресутти. Расскажи, Атилио, а то меня страх берет, только вспомню.
Бедняжка донья Росита, сказала Нелли.
Бедняжка, сказала мать Нелли.
Подумаешь, какое дело, сказал Мохнатый. Ну, собрались ребята проводить нас с Нелли. Старуха налепила равиолей, потрясных, а ребята притащили пива и пирожных всяких. Сидим, значит, на террасе, на крыше, мы с младшеньким пристроили навес, принесли радиолу. В общем, все у нас есть, гуляем. Сколько нас было-то? Тридцать, не меньше.
Больше, сказала Нелли. Я считала, почти сорок. Жаркого еле хватило, помню.
В общем, славно погудели, не то что здесь, как в мебельном магазине. Старик сидел во главе стола, рядом с ним дон Рапо, с верфей. Сам знаешь, старик мой обожает стаканчик опрокинуть. Смотри-ка, смотри-ка, какую старуха мину скорчила. Я что неправду говорю? А что в этом плохого? Я знаю одно: когда бананы принесли, мы все уже были косые, а старик косее всех. А как пел, мамочка родная. Потом ему в голову ударило выпить за наше плавание, он поднялся пол-литровая кружка в руке, только рот разинул, а тут его кашель прихватил, он назад вот так откинулся и ухнул вниз, прямо во двор. Грохоту было ужас, бедный старик. Ну прямо как мешок с кукурузой, клянусь.
Бедный дон Пипо, сказал Русито, а сеньора Пресутти достала из сумочки платок.
Видишь, Атилио? Заставил маму плакать, сказала Нелли. Не плачьте, донья Росита. Ничего страшного не случилось.
Конечно, сказал Мохнатый. Но шороху наделал, че. Мы все вниз, я был уверен, что старик себе шею свернул. Женщины в слезы, такое тут заварилось. Я велел Нелли радиолу выключить, а донье Пепе пришлось заняться старухой, с ней припадок приключился. Бедняга, как ее корчило.