Голос у нее был одновременно ласковый и требовательный. Лицо не казалось глупым, даже когда она танцевала или вертелась перед зеркалом.
Как-то раз я ждал ее ночью в аэропорту. Сначала через узкий турникет высыпали пассажиры. Затем я ждал еще минут пятнадцать. И наконец увидел Лиду. Она шла рядом с тремя пилотами. Она была в изящном форменном пальто и сапожках. На пилотах были теплые куртки. Все они казались усталыми и молчали, четыре товарища после нелегкой работы
Лиде, как я понимаю, было тоскливо со мной. Достоинства, которыми я обладал, ей не импонировали. Например, я был эрудитом. Вот и сейчас у меня был наготове подходящий афоризм Шопенгауэра. Что-то о равновесии духовных и плотских начал.
Но Лида шепнула: «Я поставлю чайник». И ушла на кухню.
Я не зря так много говорю об этой женщине. Правда, не она центральная героиня рассказа. Однако все произошло у нее дома. И к тому же она мне все еще нравится.
Около часа ночи раздался телефонный звонок. Лида прибежала из кухни, схватила трубку.
Тошка! закричала она. Радость ты моя! Откуда? На съемках? Ну конечно, приезжай. Какой может быть разговор?! Едешь до Будапештской, шестнадцать, квартира тридцать один Все, жду!..
Я сказал:
Это что же, выметаться мне или как?
Зачем? сказала Лида. Тошку мы уложим на кухне. Она же понимает
Я думал, Тошка это он.
Что значит он?
Например, Тошка Чехов.
Тошка актриса. Работает на Малой Бронной. Снимается в кино. Помнишь «Мужской разговор», «Назову тебя Юркой»?.. Она играет женщину, которая падает на рельсы.
Не помню, сказал я.
Она в купе с Джигарханяном едет.
Не помню.
Картина Одесской студии. «Назову тебя Юркой». Может, ты и фильма не видел?
Нет, сказал я
Через полчаса телефон зазвонил снова.
Господи, кричала Лида, до чего же ты бестолковая! Если автобусом, то до Будапештской. А в такси до проспекта Славы, шестнадцать
Роскошная дама, засмеялась Лида, такси ей подавай
Антонина Георгиевна мне сразу не понравилась.
Крупная, рыжая, в модной блузке с пятном на груди, она чересчур шумела. А увидев меня, как закричит:
Это тот самый Генрих Лебедев, который украл из музея нефритовую ящерицу?!
Нет, смутилась Лида, ты все перепутала.
Возникла неловкая пауза. Мне удалось сдержаться.
Я, говорю, представьте себе другой, еще неведомый избранник.
Чего это он? поразилась гостья.
Не обращай внимания, сказала Лида.
Антонина Георгиевна подошла к столу. Зябко поеживаясь, сложила руки на груди. Потом спросила:
Хоть выпить-то есть?
Все кончилось, сказала Лида, поздно. Тебе уже хватит.
Что значит хватит? Я только начала. Нельзя послать этого типа?
У меня нет денег!
Эту фразу я почему-то счел нужным выговорить громко и отчетливо. С каким-то неуместным вызовом И даже с оттенком торжественной угрозы.
Денег навалом, брезгливо обронила гостья.
Все равно, сказала Лида, уже третий час ночи. Рестораны закрыты
Коробку с «Русским бальзамом» она незаметно поставила в шкаф.
Ну и жизнь в этой колыбели революции! сказала гостья.
Затем потребовала чаю и начала рассказывать о себе. Воспроизвожу ее рассказ дословно. Он прерывался восторженными восклицаниями Лиды. А также моими скептическими репликами. Итак:
«Весь этот год сплошной апофеоз! Людка Чурсина завалила пробу. Браиловский вызывает меня. Я отказываюсь, но еду. Людка в трансе. Платье у нее такое страшненькое, а я целый гардероб везу. Туфель двенадцать пар, нет, вру, одиннадцать. Явилась, значит, с чемоданом на площадку. Браиловский кричит: Шапки долой! Перед вами актриса! Общий восторг! Короче, Людка в трансе. Я в люксе. Приносят сценарий. Я три страницы прочитала и говорю: Дрэк, а не сценарий. Где фактура? Где подтекст, вашу мать?.. Собираю шмотки и в аэропорт. Браиловский в трансе. Людка прыгает от счастья Через три недели сижу в ЦДЛ. Заходит Евтушенко с Мариной Влади»
Женька Евтушенко? спросила Лида.
«Ну Высоцкий был на съемках. Заходит Евтушенко. Естественно, шампанское, коньяк Знакомит с Мариной. У Марины, я посмотрела, ни грамма косметики, один тон. Я, говорит, Марина Влади. Ты представляешь? А я сижу в открытом платье и ни звука. У Женьки шары вот такие»
Несколько раз мы с Лидой переглядывались. Затем она сказала:
Я с утра в резерве. Так что надо спать ложиться.
Ерунда, протянула гостья, сиди. Успеете еще
Тут мы услышали пошлость. Лида смутилась, я отвернулся и закурил. Мне все это стало надоедать.
Я умылся. Затем поставил будильник на восемь утра. То есть вел себя почти демонстративно.
Лида сложила в раковину грязную посуду. Она казалась такой усталой. Наша гостья тоже приуныла. Потом мы все легли.
Ой, нет, сказала Лида, когда я тронул ее за плечо, успокойся, ради бога. Поздно Какие все мужчины гады!
Все! Что значит все? сказал я.
Но девушка уже спала. Или притворялась, что спит
Проснулся я около шести часов. Комната была залита невесомым июньским светом. Я сел, огляделся и едва не вскрикнул.
За стеклянной дверью на кухне танцевала Антонина Георгиевна. Танец был изысканный, грациозный, с необычными фигурами, долгими паузами. В руке она держала легкий газовый платок. Бесшумно двигаясь, взмахивая платком, она задевала то край умывальника, то стенные часы, то цветочный горшок.
Глаза ее были полузакрыты. На лице я заметил выражение тихого счастья. Этот безмолвный хореографический номер производил ужасное и трогательное впечатление.
Я разбудил Лиду, и несколько мгновений она следила за гостьей. Потом натянула халат, включила магнитофон и с грохотом отворила рамы. Мне нравилось, что Лида всегда так быстро переходила от глубокого сна к активной деятельности. За исключением тех минут, когда я домогался ее любви
Я посмотрел в окно. С девятого этажа казалось, что на земле царит абсолютный порядок. Газоны ярко и аккуратно выделялись на сером фоне. Ровные линии деревьев образовывали четкие углы на перекрестках. В эту секунду я испытал знакомое чувство, от которого мне делается больно. Мне захотелось оказаться там, на ветру перекрестков. Там, где человеческое равнодушие успокоило бы меня после всей этой духоты, любви и нежности
Гостья услышала шум и оказалась на пороге.
Чего ты поднялась? спросила Лида. Еще автобусы не ходят.
Нужно позвонить в Москву. Антонина Георгиевна решительно сняла трубку.
По неумолимым законам абсурда ее тотчас же соединили.
Семен, крикнула она, ты дома?
Ты всех разбудишь, ненормальная, сказала Лида.
Семен, значит, ты дома! А я была уверена, что ты развлекаешься!
Тошка, перестань, сказала Лида и добавила: Это ее муж
Я думала, что у тебя сублимация. Должен же ты сублимировать научный потенциал?! Отвечай, вейсманист-морганист!.. Где Митя? Позови Митю! Позови моего сына, негодяй! Позови, иначе я буду звонить каждые три минуты! Причем не тебе, а самому Косыгину!..
Перестань, сказала Лида, ты у меня в гостях. Ты не должна оскорблять людей. Мне это неприятно.
Антонина Георгиевна бросила трубку. На лице ее выступили розовые пятна.
Поеду на «Ленфильм» и все скажу Киселеву. Кисель меня поймет.
В шесть часов утра? засмеялась Лида. Тебе придется излить душу швейцару.
Я скажу им все, продолжала гостья, абсолютно все. Я им такое припомню! Пушкина убили, Лермонтова убили, Достоевского сделали эпилептиком Достоевского им не прощу! Вот кого жалко, хоть он и украл, паскуда, мой сюжет!..
Успокойся, говорила Лида, успокойся. Ложись и спи. Дать тебе валерьянки?
Поеду на «Ленфильм» и крикну в матюгальник: «Да здравствует Солженицын!»
Лида обняла ее и с трудом уложила в постель. Мы тоже легли.
Ненормальная, шепнула Лида, Тошка ненормальная. Я в этом окончательно убедилась. Ей нельзя пить. Ей надо лечиться. Казалось бы, жизнь дала человеку все! Славу, деньги, общественное положение, муж кандидат наук, зоолог Сын шахматами увлекается, близорукий, правда
Ты понимаешь, начал я, кино это многоступенчатая иерархическая система. На заводе, скажем, все трудящиеся более или менее равны. А значит, тяжелым комплексам нет места. В кино же расстояние от нуля до высшей точки громадное. А значит, все показатели на шкале достоинств
Откуда ты знаешь про кино? спросила Лида.
Догадываюсь. Существует интуиция
А про завод?
Допустим, я был на экскурсии, читал и вообще
Что ты можешь знать, сидя в этой дурацкой библиотеке? усмехнулась Лида.
Да, я работаю в библиотеке. Не понимаю, что тут смешного. По-твоему, старший библиограф не имеет отношения к литературе?
Старший продавец ювелирного магазина тоже имеет отношение к золоту.
Ты не учитываешь
Хватит, шепнула Лида, я все это слышала тысячу раз. Спи, дорогой.
Я только хотел объяснить, что есть внешняя сторона жизни, которую индусы называют пеленой Майа
Но Лида уже спала. Или притворялась, что спит
Не прошло и часа, как отворилась дверь. Тошка стояла на пороге в дождевике и газовой косынке.
Все, заявила она, беру такси до Комарова. Там живет Светка Маневич, и я поселюсь у нее. Буду загорать, купаться. И еще меня привлекает живопись в духе раннего Босха.
Какая же ты беспокойная! сказала Лида. Подожди минут двадцать. Поедем вместе.
И она подошла к зеркалу. С этой минуты Лида была так далека от нас!
Мне нравилось смотреть, как Лида одевается. Как она причесывает волосы. То есть занимается всеми этими женскими делами.
Лично я пребываю в жестоком конфликте с одеждой. Надевая брюки, всегда теряю равновесие. Мучительно просовываю голову в узкий хомут застегнутой сорочки. Расправляю мизинцем подвернувшийся задник ботинка.
Лида жила в полном мире с косметикой, тряпками, обувью. Одевалась спокойно, умело и даже талантливо. Вся процедура напоминала строгий классический танец.
Она тронула щеки розовой кисточкой. Законченным резким движением подвела губы. В ее руках пронзительно чирикнул флакон с духами. Легкий след пудры остался на зеркале.
В заключение был обеими руками медленно натянут короткий рыжеватый парик.
Зачем? спрашивал я месяца два назад. У тебя же чудесные волосы!
Лида мне объяснила:
В парикмахерской много народу и душно. А на работе я обязана быть интересной в смысле головы. Мы летим в десяти километрах над землей. Расстояние ощущается, даже если не смотреть в иллюминатор. Кто-то летит впервые, боится, нервничает. Ну и так далее. А я должна быть в форме. Я таким образом показываю не бойтесь! Все нормально. Ничего особенного. Видите, как я мило улыбаюсь? Конфеты и лимонад это для вида. В действительности я существую, чтобы каждого пассажира заверить не бойся. Если уж эта красивая, юная девушка и то не боится Пойми, это такая роль. Бортпроводница не профессия, а роль
Лида надела форменный костюм с металлическими пуговицами. Мы спустились в лифте. Антонина Георгиевна без конца твердила:
Еду на «Ленфильм». Буквально на одну минуту. Плюну в рожу Киселеву и скажу: «Чиновнику от драматической актрисы! Распишитесь в получении!» Или еще лучше. Зайду в художественную часть и крикну: «Идиоты! Не может художественное целое подчиняться художественной части!..»
Лида ее не слушала. Моя девушка находилась где-то вдали. Может быть, на холодном поле аэродрома. А может быть, выше, еще выше, за облаками
На перекрестке мы расстались. Лида села в автобус, махнув нам рукой. Антонина Георгиевна пыталась остановить такси.
Я чувствовал себя неловко. Жаль, что у меня не было денег. Обычная история
Ну, мне пора, сказал я Тошке, извините. Проводить вас, к сожалению, не могу. Библиотека на территории порта, режим довольно строгий. А мне еще надо домой заехать
Тут я заметил, что она плачет. Это страшное дело, когда актрисы плачут в нерабочие часы. Это ужасно, просто ужасно
Я быстро попрощался и зашагал к троллейбусной остановке.
Было утро. Машины прижимались к тротуарам. Солнце поднялось над крышами. Лучи его коснулись стекол.
Оглядевшись, я неожиданно подумал, что сижу в театре. Занавес раздвинут, свет погас. Актеры давно уже на сцене. Реальная жизнь осталась за кулисами. И ты, как мальчишка, бессилен. Ты знаешь, что Яго, допустим, подлец, и не вмешиваешься. Все равно ты не можешь помочь. И вообще где артисты, где зрители? Кто за кем наблюдает? Кому надо хлопать в финале?.. Все перепуталось А что, если сам барометр рождает непогоду?..
Вдоль ограды под липами желтели скамейки. Я сел, достал из кармана помятый «Беломор». Слабость и горечь мешали подняться. А может, это было следствием кошмарной ночи?
Через несколько минут я овладел собой. Решил идти пешком до «Горьковской» и там сесть в метро. К этому времени моя походка уже напоминала походку Брюса из фильма «Золотая долина».
Назавтра я прочитал в газете траурное сообщение. ИЛ-124, следовавший по маршруту Ленинград Адлер, разбился. Все погибли. В том числе знаменитый эстрадный артист, корреспондент «Огонька» и несколько японских дипломатов. И еще группа пионеров, летевших в Артек.
Я позвонил диспетчеру аэропорта. Мне сказали, что Лида жива. Она находилась в резерве.
Солдаты на Невском
Рано утром на плацу капитан Чудновский высказался следующим образом:
Кто шинель укоротит хотя на палец будем взыскивать!
Он задумался и добавил как-то совсем не по-военному:
Притом это не модно, если верить журналу «Силуэт»
У ефрейтора Гаенко шинель была обрезана, подшита, но все равно из-под нее едва виднелись ослепительно начищенные яловые сапоги.
Стоял ефрейтор Гаенко в шеренге последним. Он и только он на вечерней поверке, делая шаг вперед, задорным голосом восклицал:
Расчет окончен!
Друг его, ефрейтор Рябов, как это нередко случается, был противоположностью Гаенко. Высокий, медлительный и сильный, он жутко терялся от крика, а всех людей со звездами на погонах спокойно, искренне боготворил.
Любовные истории, которые Гаенко рассказывал после отбоя, волновали ефрейтора Рябова, открывая перед ним, уроженцем глухой Боровлянки, таинственный мир с красивыми вдовами, ночными поездками в такси, умелыми драками, загадочными нежными словами: декольте, будуар, гонорея
Ефрейтор Рябов уважал приятеля и часто будил его ночами, тихо спрашивая:
Это верно, Андрюха, есть такая птичка колибри, размером с чмеля´?..
У Рябова было суровое детство, но Васька так и остался покладистым человеком. Отец его, мрачный боровлянский конюх, наказывал Ваську своеобразно. Подвешивал за ногу к ветке дерева
В армии Рябову нравилось. Он гордился своим хлопчатобумажным тряпьем. Усердно козырял сержантам. И с натугой, однако без лености, преодолевал солдатское ученье
Ефрейтор Гаенко вырос среди пермской шпаны, где и приобрел сомнительный жизненный опыт, истерическую смелость и витиеватый блатной оттенок в разговоре.
Наука давалась ему легко, с сержантами он был на «ты», одежду свою без конца перешивал и любил смущать замполита каверзными вопросами:
А вот отчего, к примеру, в той же сэшэа каждый чучмек автомобиль имеет, а у нас одни до`центы, генералы и ханурики?
Рябову часто шли посылки, и ефрейтор охотно делился с другом, которому мать, нянечка детского сада, только писала, да и то изредка:
«Может, ты в армии станешь на человека похож. А то совсем не знаю, что и делать. Так и сказала майору в военном комате: или он будет человек, или держите его под замком. Боюсь я за тебя, Андрюша, повис ты надо мной, сынок, как домкратов меч»
Начальство ценило в Рябове послушание, а Гаенко многое прощалось за ум и так называемую смекалку. Как-то раз Гаенко напился, уронил питьевой бачок и обозвал сержанта Куципака генералиссимусом. Его вызвали на комсомольское собрание дивизиона