Надо отвезу.
С ореховскими придется побазарить.
Надо побазарю.
На рожон лезть не обязательно, просто отдай камушки, и все. Ты не решал, скажи, ты курьер от Сосо.
А что за камушки?
Дорогие камушки. Долей общака с ореховскими делимся, так что береги их, как собственные яйца.
Понял, сказал Кирпич. Мне одному ехать?
В Москву поедешь один. На вокзале тебя наш человек встретит, Димоном зовут. Он из московской братвы, все ходы и выходы знает. Если что тебя прикроет.
В «Красной стреле» Кирпич уложил мешочек в кобуру с «большой» и спрятал под подушку. Перед выходом из поезда камни перекочевали во внутренний карман, под молнию. Выйдя на перрон, Леха огляделся. Крепкий парень в такой же, как у Кирпича, кожаной куртке, стоявший в сторонке, приблизился и настороженно взглянул на гостя:
Ты, что ли, от Сосо?
Ну, я.
Тогда пошли. Стрелка через час, опаздывать нельзя.
Димон в последнее время работал в одиночку, отколовшись от московского преступного сообщества. Когда сам себе хозяин и не пашешь на авторитета, выгод больше, хотя и опасностей больше. Поэтому на всякий пожарный Димон избрал покровителем не местного «крестного отца», а питерского Сосо Махарадзе. Тому был нужен стукачок в «южной столице», который отслеживал бы там все пертурбации и доносил о них покровителю. А Димону нужен был тот, кто смог бы выручить в кризисных ситуациях.
Не так давно Димон взял под «крышу» несколько новых обменников и поначалу кайфовал, снимая с них жирный навар. Это был вроде как его индивидуальный бизнес, поэтому делиться он ни с кем не собирался. Но один из обменных пунктов оказался как раз на территории ореховских. С него потребовали ежемесячно отстегивать очень и очень серьезную сумму, поэтому на группировку у него был зуб.
Уроды! бубнил Димон в машине, пока они ехали по московским улицам. Сами работать не хотят норовят на чужую шею сесть и ножки свесить! Так что я с ними базарить не пойду гнилой базар может получиться. Ты давай сам, паря, а я, если что, впишусь. Годится?
Годится одним словом ответил Кирпич. По идее, серьезных разборок не предполагалось: все-таки ехал не чужое забирать, а отдавать свое.
Димон высадил его на углу высотного здания у продуктового магазина, где можно было припарковаться.
Я дальше не пойду, сказал он. А тебе нужно обойти дом и зайти со двора. Там будет вывеска «Спортклуб». Возле него и назначена стрелка.
Кирпич огляделся. На всякий случай снял с предохранителя «волыну» и отправился вокруг дома.
Под вывеской «Спортклуб» стояла группа крепких парней в косухах. Среди них выделялся один в малиновом пиджаке он-то и заговорил с Кирпичом. Причем заговорил неожиданно жестко:
Ты чего нам фуфло подсовываешь?! Это, может, стекляшки обычные!
Так проверить же можно пожал плечами Кирпич. Ювелира позвать.
Ага! Может, еще в Кремль на экспертизу отнести? В этот самый в Алмазный фонд?
Ситуация накалялась с каждой минутой. Лидер ореховских терпеть не мог Сосо, и надо же какая удача представился случай наехать на его курьера и всласть на нем потоптаться. Один из шестерок лидера плюнул на ботинок Кирпича.
Вытри процедил сквозь зубы Леха.
А ху-ху не хо-хо? нагло ответил парень.
Последовал короткий, но мощный удар, отправивший обидчика на грязный асфальт. Остальные тут же выхватили «волыны». То же самое сделал и Кирпич реакция у него была отменной. Он стал медленно отходить назад, держа на прицеле малиновый пиджак. Ореховские открыли пальбу первыми. Кирпич схватился за плечо и тоже сделал несколько выстрелов. Целил в авторитета, но того свои же повалили на землю, чтобы спасти ему жизнь.
Кирпич забежал за угол, где стояла машина с включенным двигателем.
Прыгай в тачку! прокричал Димон, завидев его.
Кирпич, обернувшись, еще дважды выстрелил, после чего повалился на заднее сиденье. Машина рванула с места. В зеркале заднего вида Димон успел заметить бандитов, выбежавших из-за угла. Стрелять на людной улице они не рискнули.
Машина свернула направо, потом налево и выскочила на трассу.
Ничего, оторвались пробормотал Димон. Ты там как?
С заднего сиденья никто не ответил.
Чуть сбавив скорость, Димон обернулся. Питерский гость лежал на сиденье, закрыв глаза.
Эй, ты чего?! Сильно задело, что ли?
Димон вырулил на обочину, вылез из машины и открыл заднюю дверцу. Кирпич не шевелился. И пульс у него не прощупывался. Когда же Димон увидел закатившиеся глаза, приподняв пассажиру веки, стало ясно пацану кирдык.
Вокруг было безлюдно, лишь иногда проезжали редкие машины. Димон засунул руку во внутренний карман куртки убитого, нащупал там какой-то мешочек и быстро переложил к себе. Бумажник обнаружился в другом кармане.
Покончив с «формальностями», Димон не без труда вытащил грузное тело, уложил на обочину и, впрыгнув в машину, дал по газам. Он решил все свалить на ореховских. Мол, это они завалили питерского гонца, а что там было у него в карманах, откуда ж ему, Димону, знать.
Глава 3
«Ну возьми же, возьми трубку!» стиснув зубы, молила Ника. Ее всю трясло. Но в ответ заунывно тянулись длинные гудки. Постепенно они вогнали ее в какой-то транс. Уронив трубку на колени, она застыла в кресле. Сколько времени она так просидела, Ника не знала. В себя ее привел голос, раздавшийся в прихожей:
Есть кто живой?
Голос принадлежал соседке по лестничной клетке, тете Свете, маме бывшей Никиной одноклассницы.
Нащупав выключатель, женщина включила свет. Увидев бледную как смерть Нику, она явно перепугалась:
Случилось что, Ника?! Где мама, где отец?
Ника съежилась и вновь затряслась в беззвучных рыданиях. У нее уже не было сил плакать, но спазмы все душили и душили горло. Тетя Света обняла ее, пытаясь успокоить и выяснить, где родители. Увидев, что ничего не помогает, бросилась в кухню за водой, но, шагнув в коридор, закричала:
Ника, у тебя же потоп! Где ведро? Беги помогай скорее!
Как ни странно, это вывело Нику из оцепенения. Она метнулась в чулан, схватила ведро и тряпку, а из ванной уже неслись испуганные крики соседки:
Боже мой, как же это? Что же это? Ты «скорую» вызвала? Господи, она же мертвая! Ужас-то какой Ужас!
Боясь зайти в ванную, Ника забормотала:
Тетя Света, я хотела, чтобы папа был Чтобы сестра пришла
Она отжала тряпку в ведро. Вода была розовой. Ника замерла, мокрый жгут выпал из рук и шмякнулся на пол.
Ну так зови всех! Но только сначала нужно милицию и «скорую»!
Не дожидаясь, пока Ника выйдет из ступора, соседка махнула рукой и метнулась к телефону. Как сквозь вату, Ника слышала ее возбужденный голос:
Я иду с дежурства, вижу дверь открыта у соседей. Вошла, а здесь покойница. Что? Адрес? Пишите. Она продиктовала адрес. Я кто? Соседка. Терентьева Светлана Николаевна Послушайте, что вы все вопросы задаете? Вы приезжайте! Дома дочка, но она никакая! А «скорую» вы будете вызывать? Хорошо, приезжайте! Терентьева я, Терентьева! Никакого обмана. Приезжайте уже! Она сердито бросила трубку на рычаг. Видишь, милиция какая пошла то ли розыгрышей боятся, то ли работать не хотят, и «скорую» нам надо самим вызывать
Она набрала «03» и заговорила уже с пониманием ситуации:
«Скорая»? Пишите адрес! Тут человек перерезал себе вены. Она моя соседка. Обнаружила случайно Фамилия Терентьева. Когда возвращалась с дежурства, увидела, что дверь открыта. Зашла, а здесь такая трагедия В квартире дочка, студентка, она с моей в одном классе училась
Закончив разговор, тетя Света передала трубку Нике. Та опять позвонила отцу, но в трубке по-прежнему тянулись безответные гудки. Немного помедлив, Ника набрала номер сестры.
Через пару минут в трубке раздался сонный голос:
Это кто?
Наташ, мама умерла. Приезжай!
Как умерла?! Когда?! Что ты несешь?!
Приезжай, Наташенька, пожалуйста! Мама
Ника силилась закончить фразу, но слезы мешали.
Комната постепенно наполнялась людьми. Шумно протопал наряд милиции из трех человек, отрывисто переговариваясь, вошла бригада врачей. «Скорая», как ни странно, появилась быстро, огласив сонный двор воем сирены, правда, непонятно было, зачем ее включать. Все происходило, как в дурном сне. Нике задавали какие-то вопросы, она что-то путано объясняла. Кружилась голова и слегка подташнивало. А сестра все не ехала. Тетя Света подвела к Нике доктора. Он оттянул ей веко холодным жестким пальцем, измерил давление. Открыл саквояж и, вскрыв одну из ампул, что-то вколол в вену. Прижимая к безвольной руке Ники ватный тампон, он вполголоса обратился к милиционеру:
У девушки шок. Давление очень низкое, слабая совсем Отложите выяснения до утра.
Опираясь на плечо тети Светы, Ника добрела до дивана и провалилась в небытие. Очнулась она в больничной палате.
Глава 4
Елена была единственной дочерью художника Никитина, известного на весь Советский Союз. Он был не только наделен большим талантом, но и обласкан властью. Его выставки никогда не запрещали наоборот, большие начальники мечтали заполучить портрет его кисти. Никитину даже поступали зарубежные заказы от лидеров компартий. Он ездил в Болгарию писать портрет Тодора Живкова, в ГДР Эриха Хонеккера, в Испании писал знаменитую революционерку Долорес Ибаррури. Словом, в семье были деньги, а вот счастья было немного. Родители развелись, когда Лена закончила художественное училище. Квартиру Никитин оставил бывшей жене и дочери. Лене он потом много помогал и с устройством выставок, и с заказами. Как художнику ему было радостно, что его талант нашел продолжение в дочери.
Елена вышла замуж вскорости после того, как отец ушел из семьи. Ее муж скромный художник-оформитель переехал к ним, в их роскошную квартиру, и даже взял фамилию жены: ему льстило, когда спрашивали, не сын ли он того самого знаменитого Никитина. В ответ он лишь загадочно улыбался, оставляя у всех ощущение, что именно так оно и есть.
Однако семейная жизнь Лены сложилась странно: каждый из супругов жил как-то отдельно, сам по себе. Поначалу молодая жена с энтузиазмом принялась налаживать совместную жизнь, но постепенно разочаровалась, видя, что ее усилия ни к чему не приводят. Чем дальше, тем больше муж отстранялся, через несколько лет он даже перестал приходить на ее выставки, и свои творческие успехи она переживала в одиночестве. Лена силилась понять отчего так, что за этим стоит? Творческая ревность или что-то другое? Любил ли он ее вообще? Иногда приходили на ум слова героини Фаины Раневской из какого-то фильма: «Вы любите не меня, а мою жилплощадь». Может быть, в этом и было дело?
Дочка, родившаяся в их браке, росла капризной, ленивой и недоброй. Елена искала причины и, неизменно виня себя, пыталась что-то исправить: отправляла няню домой и начинала сама заниматься с девочкой читать с ней, рисовать, играть на рояле, разучивать песни. Но дочь быстро начинала скучать, отвлекалась и в конце концов теряла интерес.
Так и жила Лена с непонятно откуда взявшимся чувством вины перед семьей. И никто не мог подсказать ей выход из тягостной ситуации.
Однажды, накануне Нового года, в профкоме Союза художников Лену попросили съездить в Пушкино, в Дом малютки, поздравить сирот и провести с ними урок рисования.
Сойдя с электрички и поплутав по улицам, Лена вошла в мрачноватое серое здание. В коридорах стоял неистребимый запах хлорки, в актовом зале, где проходил праздник, пахло кухней. Лене стало неуютно, захотелось поскорее уйти и никогда больше не возвращаться в это унылое место. Кто бы мог подумать, что скоро она будет приезжать сюда почти каждый день!
Причиной тому стала маленькая зеленоглазая девочка, которая неожиданно возникла перед ней, доверчиво протягивая свой рисунок.
Я тоже умею рисовать! сказала малышка.
Лена удивленно взглянула на рисунок. Казалось, он был сделан поставленной рукой: гармонично подобранные краски, смелый мазок. Это был настоящий этюд, скорее всего, выполненный кем-то из взрослых. Однако воспитательница клятвенно заверила Лену, что никто в Доме малютки так рисовать не умеет, это действительно рисунок вот этой зеленоглазенькой девчушки по имени Нина.
Оказалось, Нина умеет не только рисовать. Как самозабвенно, как грациозно танцевала она под новогоднюю музыку! А когда гостье пришла пора уходить, малышка подбежала к Лене, поцеловала рукав ее кофты и сказала:
Я тебя очень люблю! И буду ждать! Мне так с тобой хорошо!
Внутри у Лены все перевернулось. Пытаясь скрыть подступившие слезы, она улыбнулась Ниночке:
Я тебя тоже люблю! Я обязательно приду к тебе еще. И неожиданно для себя добавила: Завтра.
А назавтра случилось очень много дел как всегда перед Новым годом. К тому же позвонила мама она приболела, врач выписал кучу лекарств, которые надо было купить и завезти на дачу. Лена помчалась к матери, затем в Союз художников за новогодним продуктовым набором, потом в магазин за подарками
О своем обещании она вспомнила только поздно вечером, когда принимала душ. Будто кто-то под ложечку ударил, даже дышать стало трудно. Она наспех вытерлась, надела халат и бросилась к телефону. На другом конце провода никто не отвечал. «Это же телефон в кабинете директора, дошло до Лены. Конечно, она уже ушла с работы».
Наутро, когда она дозвонилась, директриса со вздохом сказала:
Знаете, Леночка, наши детки любому вниманию рады, но потом отвлекаются и довольно быстро забывают маленькие еще. Но Нина-то, Нина! Так и простояла весь день у двери, даже кушать идти не хотела все вас боялась пропустить, сторожила-караулила. Нам не говорила, кого ждет, но мы-то поняли. Так что, по возможности, приезжайте почаще Может, после праздников? Выбрала она именно вас.
Лена быстро собралась и поехала в Дом малютки в тот же день. Когда она входила в уже знакомое серое здание, сердце ее колотилось, точно она весь путь из города прошла пешком. Девочка с пронзительным счастливым криком выбежала навстречу и уткнулась в нее, обняв колени. Лена гладила малышку по пушистой головке, смотрела на мешковатую кофтенку, заправленную в сползающие нитяные колготки, на казенные войлочные тапки, и сердце сжималось от нежности и острой жалости. Она решила, что заберет ребенка немедленно.
Вопрос с формальностями был решен на удивление быстро: ей, дочери художника, писавшего портреты Хрущева и Брежнева, все справки выдали без проволочек.
В один из приездов, пока документы еще оформлялись, директриса, понизив голос, под большим секретом сообщила, что Ниночка круглая сирота.
Знаете, нас известили о гибели ее отца. Разведчика из «Мертвого сезона» помните? Так вот, нам показалось, что ее отец тоже
Ой, да что это я? спохватилась она. В общем, искать Ниночку некому. Ваша она будет полностью.
А что, бывает по-другому?
Еще как бывает. Иной раз родители растят-растят школа, кружки, институт. А потом, спустя лет пятнадцать, появляются какие-то забулдыги, бросившие ребенка умирать на автобусной остановке, и начинают права качать. Мы тебя, дескать, родили, корми нас!
Именно тогда Лена решила назвать Ниночку Никой в честь богини победы. Чтобы победительницей была.
Наталья, ее кровная дочь, росла в других условиях, да и сама была другой. С самого детства она была пухлым ребенком, намного плотнее и крупней своих сверстников. «Фундучок-бурундучок», говорила про нее бабушка. Однако к переходному возрасту вес стал прибавляться просто катастрофически, и то, что раньше казалось милым, обратилось серьезной проблемой: Наталья стала толстой и некрасивой над такими обычно смеются в школе. Она пыталась похудеть делала упражнения, отчаянно крутила хула-хуп, но, бросив на себя взгляд в зеркало, с ненавистью отшвыривала обруч: терпения ей никогда не хватало. От диет толку тоже не было: Наталья перепробовала их с добрый десяток, но ни на одной не просидела и трех дней, срывалась. От неприязни к самой себе она делалась все угрюмее и капризней вместе с килограммами копились обида и злость. Как же она завидовала сестре! Стройненькая от природы, Ника росла очень хорошенькой. И все у нее получалось само собой: и училась легко, и одежда всегда на ней сидела как влитая, даже домашние платья выглядели нарядно. В Нику вечно влюблялись мальчишки, и она, Наталья, проигрывала ей во всем.