Хари кивнул.
Да, бывает, что дерьмо просто так случается, согласился он. Тебе бы стоило привыкнуть.
Правда? ТанэлКот остановился, делая вид, что внимательно изучает забрызганную мочой стену. Как так выходит, что свое поражение я нахожу более терпимым, нежели ты свою победу?
Очень просто. Хари фыркнул. Ты можешь винить меня. А мне кого винить?
Шоколадные брови над огромными, ласковыми очами взмыли вверх ТанэлКот задумался.
Мм пожалуй, признал он наконец с грустной полуулыбкой, кивнув собственным мыслям. У тебя есть одно поразительно неизменное качество, Кейн. Ты всегда оказываешься чуть-чуть умнее, чем я предполагаю.
Мгм. Точно. Я гений. С большой буквы «х».
ТанэлКот потрогал переносицу, там, где Кейн сломал ее; небольшой изгиб оставался единственным изъяном, нарушающим совершенство его черт.
Знаешь, почему я не стал исправлять этот перелом? спросил он. Ладонь его разомкнулась, словно выпуская бабочку. По той же причине, по которой сменил имя.
Хари снова прищурился, глядя на него, и увидел другое лицо лицо того же человека в те дни, когда тот правил Империей Анханан как Император и живой бог. Тогда он называл себя МаэлКот, что с языка пакули переводится приблизительно как «я бесконечен». «Ма» на этом наречии есть форма настоящего времени глагола «быть», а «тан» форма времени прошедшего.
«Я был бесконечен».
Так что всякий раз, слыша свое имя, всякий раз, глядя в зеркало, продолжал ТанэлКот, я напоминаю себе, чего стоит недооценивать тебя.
Слова прозвучали отстраненно и точно. Словно заученная речь. За годы, проведенные на Земле, ТанэлКот все больше и больше приучался изъясняться таким образом будто играл перед одному ему видимой аудиторией.
Хари хмыкнул:
Льстец.
Мм. Возможно.
Ты поэтому никогда не пытался меня прикончить?
ТанэлКот двинулся дальше.
Месть занятие для слабых умов, раздумчиво проговорил он. Опознавательный знак нищих духом.
Это не ответ.
ТанэлКот только пожал плечами. Хари вскоре нагнал его.
Быть может, я не стал уничтожать тебя, пробормотал бывший Император, потому, что куда приятней смотреть, как ты сам себя губишь.
Очень верно сказано, фыркнул Хари. Все, что я делал в своей жизни, было для кого-то развлечением.
ТанэлКот пробурчал что-то неразборчивое, однако спорить не стал.
Хари потер шею, но напряжение, стянувшее позвоночник, не исчезло.
Может, в конечном итоге это пережить тяжелей всего. В жизни я натворил много дерьма. И много хорошего тоже сделал. Но если добраться до сути, все это ерунда. Все, что делал я и что испытал побеждал, проигрывал, любил, ненавидел, один черт, все это имеет значение только потому, что помогало какому-нибудь ублюдку, которого я даже не знаю, скоротать пару часов.
Мы с тобой и вправду парные мечи, пробормотал ТанэлКот. Наши войны давно отгремели, наша слава прошла. Что тебя на самом деле тревожит: что твоя жизнь была для кого-то развлечением или то, что тебя она больше не радует?
А, хорошо, что напомнил! воскликнул Хари. Что-то я тебя давно в жопу не посылал!
ТанэлКот благостно улыбнулся:
Я плакал оттого, что нет у меня сапог, покуда не встретил безногого. Он кивком указал на тротуар, туда, где спал, сгорбившись в старенькой инвалидной коляске, оборванный безногий нищий. Посмотри на этого человека: без сомнения, он самую надежду на посмертие отдал бы, чтобы на один день встать на ноги даже столь неверные, как твои.
Ну? поинтересовался Хари. Он сильней моего искалечен. И что с того?
Улыбка ТанэлКота поблекла.
Инвалидное кресло у тебя получше будет.
Ага. Хари горько усмехнулся. Ровер настоящее чудо.
Ровер? ТанэлКот вопросительно поднял бровь. Ты дал кличку своей инвалидной коляске? Не думал, что это в твоем характере.
Хари раздраженно передернул плечами:
Это командный код, и все. Без него голосовое управление не воспринимает приказов.
Но Ровер это ведь собачья кличка? Как Верный э-э-э Фидо?
В данном случае не кличка, с раздражением поправил Хари. Это шутка. Началось, во всяком случае, как безвкусная шутка, а потом я решил ничего не менять.
Не вижу ничего смешного.
Я тоже. Он пожал плечами. Знаю, ты мало бродишь по Сети. Что-нибудь знаешь о киносериалах двадцатого столетия?
Только то, что это было весьма примитивное развлечение.
Был среди них один, назывался «Пленник». Не слышал?
ТанэлКот покачал головой.
Объяснить тебе, в чем соль, будет сложновато, признался Хари. Но Ровером звали весьма энергичного тюремщика. Вот и все.
Мм промычал ТанэлКот. Кажется, понимаю
Только не надо ударяться в философию всякий раз, как ты этим занимаешься, я начинаю жалеть, что не прикончил тебя, когда у меня был шанс.
Вот-вот. ТанэлКот вздохнул. Я тоже иногда жалею.
Хари покосился на него, пытаясь найти слова, однако только кивнул и двинулся дальше. ТанэлКот держался рядом.
Они опять немного помолчали.
Пожалуй главный вопрос звучит так: чего на самом деле хочет человек? проговорил наконец ТанэлКот. Хотим мы смириться со свой судьбой или хотим изменить ее на счастливую? В конце концов, примирение с нынешней ситуацией лишь вопрос серотонинового баланса, и достичь его можно медикаментозным способом.
Лекарства не изменят ничего, кроме моего к ним отношения. Хари повел плечами, как бы отбрасывая саму идею. А изменить? Свою жизнь? Черт, я дрался за это!
Правда?
Я выиграл, черт возьми! Я победил Кольберга. Я победил тебя. Я получил все, о чем мечтал, блин: славу, деньги, власть. И даже прекрасную женщину.
Проблема со счастливыми концовками, заметил ТанэлКот, в том, что в жизни ничто не кончается.
К черту! ругнулся Хари. Я буду жить после этого долго и счастливо. Вот, живу.
Понимаю. Твое счастье привело тебя в такой час на эти улицы в моей компании, пробормотал ТанэлКот. Я всегда полагал, что «жить долго и счастливо» в четыре часа утра означает спать в своей постели рядом с женой.
Хари уставился на грязный асфальт под ногами.
Просто не знаю. Иногда глухой ночью, понимаешь Он помотал головой, отгоняя мысли. Вздохнул, пожал плечами. Наверное, я просто не привык стареть, и все. Это А-а, на фиг! Гадский кризис среднего возраста.
ТанэлКот остановился рядом и молча стоял, покуда Хари не поднял глаза и не увидал, что бывший Император смотрит на него так, словно куснул какую-то гниль, а выплюнуть не может.
Так ты называешь свое отчаяние? Гадский кризис среднего возраста?
Ну-у или не так. Зови как хочешь, мне-то
Хватит! пророкотал ТанэлКот. Ладонь величиной с лапу пещерного медведя легла на плечо Хари и стиснула с такой силой, что едва не хрустнули кости. Ты не сможешь умерить боль, как ни обзывайся. Ты забыл, с кем говоришь, Кейн. Глаза ТанэлКота сверкали, и этот взгляд держал Хари Майклсона крепче великанской руки. В этом мы с тобой братья. Я пережил то, что чувствуешь ты, и оба мы знаем, что нет на свете слов, способных описать и умерить эту муку. Мы ранены, ты и я, и наших ран не излечит время. С каждым часом они болят все сильней как гангрена, как рак. Они убивают нас.
Хари опустил голову. Сердце так болело, что слова путались в голове, и оставалось лишь молча смотреть, стиснув зубы, на исчерченные шрамами костяшки пальцев.
Позади послышались пьяные голоса:
Эй вы, педики! Вы, засранцы!
Хари и ТанэлКот обернулись. Двое алкоголиков, которых великан спихнул с дороги, теперь перли на них через всю улицу, неровными шагами перебираясь через лужу ртутно-аргонового света. У одного в руках Хари заметил обрезок трубы, у другого стальной клинок сантиметров в двадцать.
Вы, блн, кты ткие? пьяно поинтересовался тот, что с ножом, мотая головой, будто пытался найти щелку в застлавшей глаза пелене. На кго наезжть взялись?
Этот шел первым; Хари шагнул вперед, ему наперерез. Придурок светился сигналами, точно рекламный щит. Нож у него напоказ, для страха, для самоуважения: восемь дюймов стального члена, блестящего и негнущегося.
Уладить ситуацию можно было тремя способами. Можно извиниться, поставить ребятам по банке, остудить немного, погладить по самолюбию чего они на самом деле хотят. Можно вытащить карманный планшет, вызвать Социальную полицию, а потом сообщить алкашам, что он Администратор, ТанэлКот Профессионал и если мужики не отстанут, то завтра им волочить ярмо. А проще всего сразу сказать, кто он такой. Работяги поклоняются знаменитостям не меньше всех остальных и, нежданно встретив на улице самого Кейна, придут в восторг.
Но вместо этого Хари повернулся к парню с ножом левым боком на четверть оборота, свесив руки. По нервам пробежала знакомая искра.
Знаешь, если не хочешь пускать в ход нож не пугай.
Кто сказал, что я не собира
Хари вложил в удар всю инерцию худощавого тела. Взмыв от бедра, его кулак очертил короткую дугу и врезался в переносицу нападавшему. Послышалось влажное «хлюп», точно упало мокрое полотенце, голова алкаша запрокинулась почти под прямым углом, так что второй удар правой пришелся точно в подбородок.
Хари пошатнулся, скривившись от злости, шунт сбивал чувство равновесия, заставив сделать лишние полшага и открыться для ответного удара ножом, но это было уже не важно. Алкаш рухнул на спину, как подрубленное дерево, и растянулся на мостовой.
Да наплевать на то, что ты собирался, пробормотал Хари.
Кулаки жгло огнем. Это была приятная боль. Он ей только радовался.
Твою мать! выдохнул второй алкаш. Про обрезок трубы в руках он забыл напрочь. Ты я тебя знаю! Это же ты, да? То есть вы ведь Кейн?!
Был когда-то, согласился Хари.
Я твой покло
Спасибо. А теперь вали отсюда.
Не, я серьезно! Я правда
Верю. А теперь уноси ноги, пока я тебя не грохнул.
Алкаш уковылял, бормоча себе под нос: «Мать, твою мать, твою в жопу долбаную мать»
Он мертв? ТанэлКот кивнул в сторону лежащего.
Может быть. Хари пожал плечами. Но вряд ли.
Боевое исступление прошло так же быстро, как накатило, оставив по себе тоску, горечь, тошноту. Пальцы ныли, во рту стоял привкус молотого кофе. «Вот и я тридцать лет спустя бью морды пьяным в Миссионерском округе.
Ну что, пошарим по карманам, раз взялся за старое?»
Ты спрашивал, чего я желаю. Я тебе скажу медленно проговорил Хари. Я тебе скажу, чего хочу на самом деле.
Он потыкал лежащего носком башмака. Глаза его не видели тела: в этом пьяном окровавленном работяге, который валялся на улице с разбитой мордой, потому что у него не хватило ума вовремя отвалить, он видел себя самого.
Я хочу найти того, кто тянет лапы к моей жизни и превращает в дерьмо все, чего я ни коснусь, проговорил Хари. Я хочу его встретить. Я многого не прошу: я хочу поделиться с ним ма-аленьким кусочком боли. Он стиснул кулаки и процедил сквозь зубы: Я хочу добраться до этой сволочи.
Мм. Это желание я мог бы с тобой разделить, Кейн. Рука ТанэлКота снова легла на плечо Хари, точно плащ, и этим прикосновением двоих мужчин связало понимание.
Хари отстранился.
ТанэлКот не опустил руки, повернув ее так, словно пытался прочитать линии на своей ладони. Он возвышался над Хари непроницаемой, непроглядной, нечеловечески плотной тушей силуэт дольмена на фоне подсвеченных зарей облаков.
Будь осторожен в своих стремлениях, предупредил он тихонько. Один великий мудрец вашего мира сказал когда-то, что, когда боги желают наказать нас, они исполняют наши желания.
Глава вторая
Бог праха и пепла спал от начала эпох, погладывая в беспокойной от неутолимого голода дремоте безвкусный огрызок своих прежних владений.
И хотя бог спал, сами сновидения поддерживали его страшную власть, ибо богу служили жрецы, даже не догадывающиеся о его существовании. Его церковь не походила на церковь, религия не полагала себя религией, его последователи молились иным богам а то не молились никому. Между пробуждениями спящего бога проходили долгие годы но стоило ему проснуться, как армии вставали ему на службу, думая, что служат себе одним.
Ибо такова сила властителя праха и пепла: сплетать судьбы своих поклонников так, что узоры получившегося гобелена оказываются неожиданны для них.
1
Прохладный денек в охвостье лета клонился к закату. Тень гор Зубы Богов тянулась на восток, заглатывая сначала рудники, чтобы стереть воздвигшиеся над ними столбы дыма, потом Северо-западный тракт и, в конце концов, затопив сумерками Терновое ущелье, крошечную столицу Трансдеи.
Посол Монастырей в Трансдее, юноша, известный в миру как Райте из Анханы, сидел в исключительно неудобном кресле с прямой спинкой, без обивки и украшений и равнодушно следил, как надвигается на город тень.
Его глаза внушали страх: блекло-сизые, точно зимний лед, они странно выделялись на лице смуглом и суровом, как у кочевников из Корской пустыни. Это несоответствие делало взгляд Райте пугающим, почти опасным немногие рисковали смотреть ему в глаза. И таких смельчаков стало бы еще меньше, если бы кто-то догадался, как глубоко эти бесцветные очи способны проникать.
Пятеро эльфов прибыли в ущелье к концу дня. В первый раз Райте заметил их из этого самого окна: пропыленные, в потрепанной за время пути грязной одежде, на скакунах, чьи ребра угадывались под черно-зелеными попонами. На плащах всадников вышит был увенчанный звездами ворон герб дома Митондионн.
Покуда эльфы вели коней вверх по крутой улице Тор, Райте разглядывал их, запоминая всякий особенный разворот плеч и прическу, всякое пятно, выжженное солнцем на льняных камзолах, всякие приметы посадки и манер, отличавшие одного из Перворожденных от другого. Он вышел из тени недостроенного Посольства на улицу и, прикрыв глаза рукой от лучей низко стоящего солнца, стал следить, как встречает гостей стража под аркой ворот Терновой крепости, как расходятся створки и эльфы заводят коней внутрь.
Потом он вернулся в Посольство, в свой кабинет, и примостился на том же кресле, чтобы видеть ясней.
Он сидел совершенно прямо, стараясь дышать в такт еле слышному биению собственного сердца: шесть ударов на вдох, три пауза, девять ударов на выдох, и три пауза. По мере того как сердце сокращалось все неспешней, замедлялось и дыхание. Выдергивая деталь за деталью из натренированной памяти, Райте выстраивал перед внутренним взором образы гостей со спины, откуда он лучше всего их рассмотрел: вот остроконечное ухо выглядывает из-под платиновых волос, кожаный ремешок наискось пересекает лопатки, поддерживая флягу, нечеловечески изящная осанка, движение плеч в такт сдержанной жестикуляции
Медленно-медленно, с бесконечным терпением он добавлял к образу новые детали: сплетенные из темных волос пояски, ползущий по предплечью одного из эльфов шрам, легкий поворот головы другого. Не те детали, которые он мог разглядеть, но те, что подсказывало ему развитое воображение. Но по мере того как их становилось все больше, образы виделись все ярче, плыли, искажаясь, покуда не сошлись, обернувшись несомненной, зримой истиной.
Теперь по краям поля зрения начали сгущаться другие картины: мраморный пол, истертый множеством ног, башмаки эльфов ступали по нему бесшумно, потому что под ноги им ложился от самых дверей длинный язык голубой ковровой дорожки. В высоте смутно чудились массивные, высокие своды, почерневшие за много лет от факельного дыма дубовые балки.
Райте удовлетворенно хмыкнул. Значит, Престольный чертог.
С тех пор как несколько месяцев назад его прислали сюда из Анханы, он много раз бывал в этом зале, и цепкая память вернула ему мелочей больше, чем мог бы узреть живой глаз: от начищенной стали церемониальных клинков, сплошь покрывавших стены, до точного оттенка пробивавшихся сквозь закопченные окна закатных лучей. Сцена становилась все отчетливей, ярче. Перед эльфами возвышался Золоченый трон, на котором раскинулся ленивый и безвольный властитель Трансдеи: Китин, четырнадцатый Герцог Тернового ущелья. Райте смог различить даже вышивку на ало-золотой рубашке Герцога и, ухватившись за эту деталь, развернул точку обзора. Теперь чертог виделся ему глазами Китина, и Райте впервые сумел вглядеться в лица гостей.