Сколько не оттягивай, а дело нужно делать.
Взял кампусный фонарь и вышел в коридор. Во имя стиля лучше бы зажечь свечи и идти с подсвечником в высоко поднятой руке, но я пока не знаю, есть ли в доме сквозняки. Кампусный фонарь не задует ни неожиданный ветерок, ни бойкое приведение. А в этом доме привидения есть. И это не фигура речи, не украшательство. Я их чувствую, привидения. Ну, или то, что принимают за привидения.
Но сейчас не они не давали мне спать. Время не пришло, взаиморасположение небесных светил не привиденческое.
Я поднялся в мезонин, зашёл в полуночный зал, достал из футляра хрустальный шар, поставил перед собой на стол, сам сел в кресло. Фонарь перевел в спичечный режим, а потом и вовсе выключил. В окнах августовская ночь в фас и профиль. Звёзд много, луна явится сразу после полуночи. Будем ждать, недолго уже.
Вокруг жизнь. Стрекот цикад, уханье филина, рокот ветряка, шелест травы. Слух потихоньку очищался после городской сажи. Да и сам зал, верно, играет роль акустического усилителя.
На востоке посветлело, а потом и месяц поднялся, стареющий.
Что ж, пора.
В хрустальном шаре, освещенном звёздами и луной, заклубилось марево. Что оно клубится в моем сознании, а шар это лишь экран, проекция, не столь и важно. Важно другое что я в этом мареве увижу.
Мудрить не стану, пойду классической тропой. Настоящее время. Ну, о ком думаю я, смотреть не стану. Потому что смотреть, в общем-то, некого. Ольга? Лучше не надо. Известно ведь, не хочешь узреть неприятное не подглядывай. Ну, как не одна она, Ольга?
А вот разглядеть тех, кто думает обо мне, всерьёз думает, напряжённо, следует обязательно. Если таковые существуют.
Существуют?
Существуют.
Но сие не в радость. Меня хотят либо убить, либо посадить на цепь. Очень хотят. На уровне готовности номер один. Что любопытно совершенно незнакомые мне люди.
Интермедия
Обезличенный кабинет начальника не слишком большого, но и не совсем уж маленького. Перспективного майора, быть может, даже подполковника. Или из штатских того же чина. В кабинете ничего лишнего: стандартная мебель, портрет на стене, недорогой кондиционер. Что недорогой, ясно по дребезжанию, но оно, дребезжание, похоже, всех устраивает, иначе бы давно выключили: ночь, жары нет, скорее, наоборот, прохладно.
На казённом столе бутылка водки, баллон минералки, корнишоны, мясная нарезка, всё едва тронутое. Пакет эконом-магазина. Заглянет кто увидит, что люди снимают напряжение после серьёзной работы. Но никто сюда просто так не заглянет. Кроме автора.
За столом трое, возраст от тридцати до сорока. Одеты, как и полагается перспективным майорам в штатском. Для удобства назовём их Решительный, Осторожный и Умник, тем более что и выражение лиц, и мимика, и движения, и речь этих персонажей тому не противоречат.
Нужно было его грохнуть ещё тогда, сказал Решительный.
Когда тогда? спросил Осторожный.
Да хоть вчера.
Тогда сегодня мы бы скидывались на венок, отрезал Умник.
С чего бы это? Он нам не друг и не родственник, возразил Решительный.
Тебе бы скидывались. Забыл, с кем дело имеешь? Умник посмотрел на Решительного, словно прикидывая, достоин ли тот хорошего венка, или годится подержанный, которыми задешево торгуют кладбищенские воры.
Прям уж мне Я ж не сам. Нашли бы человечка, возразил Решительный, но без былого напора.
Человечка бы мы, очень может быть, что и не нашли бы никогда. А вот отдавший приказ Помните, как умирал Гочланков? Такой смерти хочется? по Осторожному было видно, что он помнил.
Ну, так тогда сработал Старик, зверь матёрый. А этот желторотик, щенок подращенный, а по жизни полустудент-полухалдей, Решительный всем видом выказывал презрение к желторотику.
А можно поподробнее? спросил, а на самом деле приказал Умник.
Решительный вздохнул, как вздыхает двоечник, вызванный учительницей к доске, мол, сколько можно, марьсемённа, всё меня да меня, всё Пифагор да Пифагор, но начал бодро:
Триаршинов Иван Петрович, одна тысяча девятьсот девяностого года рождения, родители отец инженер, мать медсестра. Учился в средней школе номер два города Иркутска, среди учителей и одноклассников считался мальчиком со способностями выше среднего, но и только. В возрасте пятнадцати лет лишился родителей те погибли в авиакатастрофе
Какой катастрофе? перебил Умник.
Рейс SB1778 Москва Иркутск, самолет после посадки выкатился за пределы взлетно-посадочной полосы и врезался в гаражи, погибло сто двадцать пять человек, плюс шестьдесят три человека ранены, без запинки продолжил Решительный.
А фигурант
Он не летел этим рейсом, а проводил лето в лагере отдыха. Был взят дядей, братом матери, Леонардом Альбертовичем Кантом, жителем города Павловска Ленинградской области. В сентябре поступил в профтехучилище номер шестнадцать по специальности Организация обслуживания общественного питания, уже во время учебы работал в кафе и ресторанах города. В восемнадцать лет был призван в армию, отслужил срочную, затем пять лет контрактником, вышел на гражданку два года назад в звании старший сержант.
А где служил-то? спросил осторожный.
Во внутренних войсках, продолжил Решительный. ВЧ такая-то.
И что он делал в этой ВЧ?
Это закрытые сведения, но через свои источники удалось узнать: охрана и сопровождение особых объектов. И не спрашивайте, что за объекты: тут нужен доступ самого высокого уровня. Можно, конечно, сделать запрос, но улита едет, где-то будет. Плюс возникнет вопрос, зачем нам это? И, как знать, не возьмутся ли за любопытных?
Ладно, ладно, сказал Осторожный. Старший сержант, он и есть старший сержант. До старшего сержанта дослужиться можно путями простыми.
Тогда я продолжу? спросил Решительный, и, не дожидаясь ответа, продолжил:
Поступил на дневное отделение биологического факультета Чернозёмского университета.
А к нам его каким ветром занесло? Родные, близкие? перебил Умник.
Таковых не выявлено. Если, конечно, не считать ФФ.
Отчего ж не считать? Вот тут, похоже, самое время посчитать сказал Умник, словно носом ткнул в очевидное. Но Решительный не поддался и продолжил, как ни в чём не бывало:
Учился хорошо, хотя и не из первых. Сразу начал по вечерам подрабатывать в ресторанах, сначала в Петровском, а затем в Трактире на Пятницкой. И в университете, и в ресторане характеризуется положительно. В рамках оптимизации лишен бюджетного места в университете с правом перехода на коммерческое обучение.
Проживает в съемной квартире, владеет автомобилем Жигули шестой модели выпуска две тысячи пятого года. На карточке сбербанка двадцать восемь тысяч рублей. В отношениях с Ольгой Вилорайнен, которая, впрочем, вместе с родителями отправляется в Финляндию.
Это те самые Вилорайнены? спросил Осторожный.
Те самые, те самые. Других в Чернозёмске не найти, и Решительный закрыл перед собой невидимую папочку, дав понять, что это всё.
Негусто, сказал Умник. Словно в райотделе полиции готовили.
А там и готовили, простодушно сказал Решительный. Триаршинова никто специально не вёл, кто он ФФ, четвероюродный, что ли, племянник. Со степенью такого родства насчитывается более шестисот человек это с доказанной степенью. А всяких случайных родственников кто знает? Триаршиновым стали заниматься вплотную лишь узнав, что ФФ завещал ему усадьбу. Причем завещал через обязанных ему людей. Потому, что успели собрать, то и успели. У нас же после всех пертурбаций штаты я, да полтора землекопа в подчинении. Причём ни меня, ни моих землекопов от прямой службы никто не освобождал.
А какая у тебя прямая служба? спросил Умник, будто не знал.
Служба у меня и опасна, и трудна борьба с коррупцией в рядах борцов с коррупцией, ответил Решительный.
Да, крепко, непонятно, к чему относились слова Осторожного, к сути службы или к тому, что её поручили Решительному.
У вас там и генералы, бывает, в окно прыгают, добавил умник.
Это называете дефенестрация, ответил Решительный. Да что генералы, бывает, и царей того за ноги и в окошко.
Это ты про какого царя говоришь? оживился Умник.
Это я про Дмитрия Иоанновича, проходящего под кличкой Григория Отрепьева.
Мы отклонились, осторожно сказал Осторожный.
Ну, приклоняйтесь, решительно сказал Решительный. Надумаем убрать будем убирать, людей, которых не жалко, найдём, есть шанс, что и получится. А надумаем наблюдать будем наблюдать, не в первый раз.
Будем наблюдать. Пока, подвел итог Умник. В полной готовности. И, кстати, халдей это маг и волшебник, смертельно опасный для недругов. Так пишут в умных книгах.
4
Предсказатель погоды достался мне бонусом. В память об армии. Случилась пустяковая контузия, два дня в госпитале, две недели лёгкая служба, и в строй по полной. Функционально не проявляется, иначе кто б меня держал, на контракте-то. Все нормативы выполнял по первому разряду, мог бы, верно, стать и мастером по военному пятиборью, ладно, кандидатом, да только наше подразделение в соревнованиях не участвовало. То одно задание, то другое. Мешало соревноваться.
Но я и практически, и теоретически здоров, вот только утром голова побаливает. Если сильно к грозе, если умеренно к дождику и ветру, если чуть-чуть к ясной погоде. А часам к десяти, много к полудню боль проходит. Во время службы о болях я помалкивал, конечно. А на гражданке помалкивал и подавно, кому это интересно?
Сегодня голова не тревожила совершенно. В смысле не болела. Мысли, конечно, беспокоили, как не беспокоить, но это другое. Да и мысли были всё больше ясные, толковые. Утвердить план и выполнять его по пунктам. Первое. Обследовать дом. Второе. Обследовать весь участок. Третье. Подумать.
Сделал упражнения, комплекс номер два. Пробежался по границе участка, то есть вдоль канавки три круга около шести километров. Поплавал в бассейне. Позавтракал остатками ужина. И приступил к выполнению плана.
Сел за дубовый двутумбовый стол, подул в неслышимый свисток, и у явившегося Войковича спросил:
Скажите, что есть в доме того, что я должен знать обязательно и сразу, а что может и подождать?
Дом сам подскажет, когда и что, а если вам требуется нечто конкретное, то лучше сразу спросить у меня. Или у Анны Егоровны.
Вам знакомо содержимое сундуков? я показал на три сундука, стоящие по углам.
Знакомо. В этом он показал на пиратский сундучок, мобильный запас золота. В том, что слева от вас набор целебных мазей и микстур. А в комоде, что у двери, ничего нет. Пустой.
Мобильный запас золота? переспросил я.
Точно так. Среди определенного рода кругов принято расплачиваться за определённые же услуги не бумажными деньгами, а золотом.
Федор Федорович расплачивался золотом?
Чаще с ним расплачивались золотом, ответил Войкович.
А мази и микстуры? Не лучше ли хранить в холодильнике, а не в сундуке?
Электрохолодильников в усадьбе нет вообще. Мы пользуемся ледниками, их у нас два, большого мороза и малого. Но и мази с микстурами запросто не портятся, как не портится коньяк, да и сундук это не простой, а айдар-толбас, в котором можно хранить вещи сколь угодно долго. Пустой комод тоже айдар-толбас, так что если вам вдруг понадобится сохранить что-то нестойкое, лучше места не придумать.
А сундук с золотом?
Сундук с золотом просто сундук. Крепкий, окован тяжелым железом, но вот хранить в нем простоквашу, звёздный снег или шаровую молнию не стоит. Испортятся.
Про звёздный снег и шаровую молнию я спрашивать не стал. Не время. Я спросил про стратегический запас золота.
Он находится в хранилище, в подземных этажах.
И много там золота?
Точно не знаю, полагаю, что достаточно, ответил Войкович.
Достаточно для чего? Но спросил я другое:
Можно посмотреть?
Разумеется, вы же хозяин, но особого энтузиазма в голосе Войковича я не расслышал.
Тогда я хочу посмотреть подземные этажи.
Мы вышли в вестибюль, где в особливом шкафу
Войкович взял пару керосиновых ламп, Летучая мышь. Ну, заодно поучусь и обращению с лампами.
Мы начали спуск.
Это нулевой уровень, сказал Войкович, при скудном свете сверху зажигая лампы. Одну дал мне. Перед нами была двустворчатая дубовая дверь с железными полосами для вящей прочности. А у меня ключ, который я взял по совету Войковича.
Нулевой уровень первоначально использовался для хранения предметов из тех, что выбросить жалко. Античердак. Сейчас здесь хранятся экспонаты музея.
Их никуда не забрали?
Не нашлось желающих. Всем музеям подобного рода не до жиру.
Ну да. В тусклом свете я различил картины, расставленные по особым стойкам, как велосипеды. Самих полотен не видно, они упакованы, но на некоторых, которым в стойлах не хватило места, можно было рассмотреть надписи Ленин в Разливе, Калинин встречается с доярками. В девяностых на подобные картины спрос упал. Сейчас, пожалуй, снова растет.
Неподалеку на полу стояли бюсты. Маркс, Ленин, Сталин. Большие бюсты.
Бронза? спросил я.
Бронзовые распродали, ещё музейцы. Чугун.
Я поёжился.
Плюс восемнадцать, сказал Вергилий.
Мы вернулись к лестнице, спустились ниже, я отпер новую дверь.
Минус первый уровень ничем не поражал. Повсюду стояли длинные пустые полки и мощные опоры, поддерживающие дом.
Прежде, ещё при графах Карагаевых, здесь хранили вина. В бутылках. Вино, бренди, виноградная водка, шампанское. Всё из местного винограда. После революции, правда, виноградники пропали, и пропали надолго. Пятнадцать лет назад ваш дядя начал экспериментировать, но, конечно, в миниатюре.
И в самом деле, около тысячи бутылок заполнили лишь малую толику помещения. Я взял одну. И бутылка, и этикетка были самыми простыми. Никаких дизайнерских находок. Пробка, тем не менее, настоящая.
Я вернул бутылку на место.
Больше смотреть на этом уровне нечего?
Разве что гигрометр. Плюс двенадцать. Влажность пятьдесят семь процентов. А больше нечего, подтвердил Войкович, и мы вернулись к лестнице и её дверям.
Минус второй уровень можно было использовать, как кинозал. Или как бомбоубежище. Длинные скамейки поперек большого, на весь уровень зала. Человек двести поместятся. И пара отдельных комнат-клетушек, в роли туалетов.
Так и есть, с конца сороковых тут было бомбоубежище, подтвердил мою догадку Войкович.
Неужели в музее было столько работников?
Нет, но по эвакуационным планам здесь собирались разместить областной партархив. С работниками.
Двести работников?
Двадцать. Но скамейки стоили недорого, вот и поставили с запасом.
Я пригляделся. Недорого, значит, недорого, но выглядели они добротно.
Немецкая работа, пояснил Войкович. Военнопленные делали, в двадцати километрах отсюда, на станции Болотной были столярные мастерские, там пленные и работали.
Те же плюс двенадцать.
А не замерзнут архивариусы?
Напротив, тут главное отвести тепло. Двадцать человек по две с половиной тысячи калорий в сутки А если шестьдесят человек?
Спустились ещё ниже.
Глубоко копал граф Карагаев, заметил я.
Копали мужики.
Крепостные?
Нет, граф нанял артель. Вернее, граф нанял архитектора-немца, Маллера, а тот команду строителей. Вышло недёшево, но Карагаев считал, что оно того стоило.
Откуда вам это известно?
Из дневников Карагаева. Они были спрятаны на последнем уровне.
И я могу их почитать?
Конечно. Теперь они в шкафу в кабинете Федора Фе в вашем кабинете. Третья полка. Почерк у графа, правда, не из лучших, да и писал он по-французски.
Ах, по-французски
Минус третий уровень был темным. Казалось бы, какая разница, ведь и окон, и других источников света не было ни на нулевом, ни на минус первом уровне. Однако здесь свет Летучих мышей не доставал до противоположной стены. Я даже фитиль вывернул посильнее всё равно не доставал.