Я встретил его через полгода, когда возвращался домой из универа и качал головой в такт музыке, орущей в наушниках. Макс сидел на лавочке у подъезда, и поначалу я его не узнал: пропал его привычный спортивный костюм темно-синего цвета и белые кеды-манежки, Макс вытянулся и заматерел, а глаза, раньше просто злые, сейчас смотрели на мир осмысленно злобно. Тем не менее, меня он поприветствовал тепло. Я же, улыбаясь, без стеснения рассматривал Макса. Одет он был в узкие серые джинсы, надраенные кремом берцы и черный бомбер с головой питбуля на груди.
Здорово, Миха, улыбнулся Макс, и я улыбнулся в ответ. В детстве мы часто гоняли вместе. То в догонялки, то в футбол или прятки. Даже будучи гопарем, Макс никогда до меня не доебывался, в отличие от Рака и остальных.
О, привет. Куда пропал? с места спросил я, присаживаясь рядом и доставая сигареты из кармана. Макс взял одну сигаретку и, закурив её, задумчиво прищурился.
В лагере был, коротко ответил он. Я нахмурился.
В смысле? Сидел что ли?
Не, рассмеялся он. В спортивном лагере. «Русь Святая» называется. Пацаны из качалки создали, мы туда на полгода поехали, чтобы на природе заниматься и просвещаться. Слыхал о таком?
Не-а, мотнул я головой. О других слыхал. Бритых сейчас на районе много стало.
Да то ебланы, ругнулся Макс. Нормальных бригад раз-два и обчелся. Остальные по беспределу живут, как звери.
А вы? усмехнулся я. Макс было напрягся, но потом выдохнул и даже сподобился на улыбку.
Пиздец ты дерзкий, Дьяк, покачал он головой, но тон был веселым. Мы не беспределим. Проводим работу со школьниками, об истории рассказываем, на слеты гоняем. Лагерь вот свой в области открыли. Если надумаешь, залетай
Не, не. Я в национализм не лезу, друже, ответил я. Макс чуть подумал и кивнул.
Но приглашение в силе. У нас серьезная бригада, смотри. Слыхал, на той неделе замес был с чурками в центре?
Вроде да, кивнул я. Типа ресторан там чей-то спалили.
Угу. Оборзели вконец. У Шустрого пацан наш, там бабу обидели. Чурки доебались и чуть в подсобку её с подругой не затащили. Совсем охуели, прикинь. Ну мы с братьями и ответили, ответил он. Я промолчал, припоминая подробности. Пятерых увезли в реанимацию, и еще десяток гостей пострадали от огня. Сейчас вот Шаман, старшак наш, думает в политику идти. Говорит, что харэ детской хуйней заниматься. Надо на верхах вопросы решать.
Макс говорил с жаром человека, которому мозги промыли не один раз. И с каждым словом улыбка на моем лице становилась все более растерянной. Это уже не подростковая банда получается, а серьезная организация, как Макс и говорил. Балалай тоже баловался национализмом, но он, по крайней мере, просто пиздел. А Макс в эту тему вписался конкретно.
Ты не ссы, улыбнулся Макс, заметив на моем лице испуг. Мы волосатых не трогаем. Наоборот, Шаман говорит, что вы нам братья тоже. Рэперов да, пиздим, бывает. Потому что негров любят. Панки тоже свои пацаны. Ну и гопоту оборзевшую порой приструниваем. Ты залетай, не стесняйся. У Шамана дома собрания проводятся. Обсуждаем там всякое интересное. Друзей приводи.
Я подумаю, Макс, тихо сказал я, смотря на него.
Заебись, снова улыбнулся он. Синий дом. На соседней от Солёного улице. Скажешь, что от Нафани пришел. Пустят.
Нафани?
Ага. Пыга моя. Ты пацан свой, правильный. Поэтому и зову.
Я подумаю, вздохнул я и, поднявшись, пожал Максу руку. Бывай, друже.
И ты не теряйся, усмехнулся он, провожая меня взглядом.
Ебанина какая-то с людьми творится, буркнул Балалай, когда мы вечером сидели на промке втроем. На камне стояли две сиськи холодного пива, лежала общая пачка сигарет и две раскрытые пачки сухариков со вкусом сыра, вонявшие прокисшими носками.
Не вижу ничего ебанутого, ответил я, делая глоток пива. Человеку надо к кому-нибудь прикантоваться. Вот и ищут группки по своим увлечениям. Ты вот к нам пристал, а Макс к скинам.
К вам я пристал потому, что у вас мозги нормальные. А ему промыли, не сдавался Балалай.
Блядь, Олежа, вздохнул Кир, массируя виски. Иногда мне кажется, ты спецом нам мозги ебешь. То, блядь, хорошо, что все разные, то плохо. Определись уже. А то такое ощущение, будто тебе похуй против чего протестовать. Как панк с Речки, в натуре.
Не без этого, улыбнулся Олег. Я к тому веду, что хорошо, когда ты сам до выбора дошел, а не тебя заставили его сделать. Вот Нафаня эта, Дьяков кент, не сам попал. Его туда как телка потащили, а он и рад. Я, блядь, этих сектантов на раз чую. Можно, конечно, ради фана туда запереться, но все слишком предсказуемо. Будет пиздеж про чистоту расы, поорут маленько, за усатого выпьют и разойдутся. Дадут чуркам пизды на выходных и довольны. Промытые, блядь. Душой в это верить надо, тогда и толк будет. Вон Дьяк чо, послушался его? Хуй там плавал. Дьяк послушал и забил болт, потому как Дьяку на это похуй. Он металом живет и его принципами.
Не, Макс пацан нормальный. Просто не очень умный, хмыкнул я. Он и к гопарям почему притусовался? Проели ему плешь пацанской романтикой своей, он и повелся. Сейчас то же самое происходит. Но это его выбор, не наш. Так что нечего на пацана пиздеть. Пейте пиво уже, пока холодное.
Но сделанный выбор всегда предстояло отстаивать. В универе на меня мало обращали внимания, потому что волосатых там было много и преподы привыкли. А вот на Окурке частенько критиковали. Гопота, не понимавшая, зачем носить длинные волосы, пробивать уши и одеваться во все черное. Цивилы, косо смотрящие вслед, когда ты проходишь мимо. Они, в майках-алкашках, с огромным пивным пузом, неодобрительно ворчали вслед, а потом тащили своих личинок дальше к киоску с холодным разливным. Себе пиво, пиздюку мороженое или сушеную рыбу, чтобы не заебывал по пути домой и не спалил перед мамкой.
Здрасьте, улыбался я бабушкам-соседкам, которые, казалось, всю свою жизнь провели на лавочке у подъезда.
Здравствуй, Миша, елейно улыбались они, и одна обязательно спрашивала: Как там мама? А ты как? Учишься? Ну, молодец, молодец
Совсем дурной стал, шептала она, стоило мне только войти в подъезд. Я, ради веселья, всегда выкуривал еще одну сигарету на площадке между вторым и третьим этажами, где находились почтовые ящики и можно было без риска запалиться подслушать, о чем пиздят бабки. А они, не ведая, что их слышат, перемывали мне кости. Кир, который иногда захаживал ко мне, тоже порой любил остановиться между этажами и послушать о себе свежие сплетни.
Нехристь! сплевывает на асфальт баба Рая из соседней с моей квартиры. Отец остыть не успел, так он пить начал. Машка бедная на себе лодыря тянет, а он учится. Ха. Учится, как же. Видела его с дружками. Шляется весь день по двору, ищет, где бы выпить взять.
Рожа еще чернющая, глаза злыя, шамкает третья старуха, баба Алла. Зубы ей выбил родной внук, но она один хуй в нем души не чает. Женечка вон говорит, что он с дружками провода воруют с заводу. На то и кормятся, значит.
Ой, Женя хороший мальчик. Всегда здоровкается, кивает баба Катя, самая говорливая и авторитетная из бабок. Остальные сразу затыкаются, как она рот открывает.
И друзья его уважают, гордо говорит баба Алла. Она не знает, что Рык, её внук, трясет школьников на деньги и несколько раз ебал бомжиху в подъезде, будучи в говно. В рот ему смотрят.
А энтот, продолжает баба Катя, порченный. С детства еще злодеем был. То лампочки в подъезде побьет, то в двери звонит бегает. А сейчас вон ходит, глазюками стреляет. «Здрасьте», говорит, а у самого рожа ублюдская-то
Лицемерки ебаные, улыбаюсь я и, затушив сигарету в банке, наполненной слюнями и раскисшими бычками, поднимаюсь на свой этаж.
Понятно, что тема снова всплыла тем же вечером в нашей компашке. Кир проставлялся за днюху, и мы сидели у него дома, объевшиеся и слегка пьяные. Я пересказывал разговор бабок, а Лаки с Иркой смеялись так, что Кирова бабка пугалась и громко пердела в своей спальне.
Да ладно, открыл Америку, вытерев глаза, ответила Ирка. Тут в кого ни ткни, обязательно такую же историю расскажет.
Факт, вальяжно протянул Олег, развалившийся на диване. Ща уссытесь. Наши бабки в Круглом и Длинном души не чают, а я вот еблан по их мнению.
Факт, передразнил его Кир, за что чуть не удостоился дружеского подзатыльника. Те ж Богом тронутые, а ты ебанько намеренный.
Угу, кивнул Балалай. И это неслабо удивляет, братка. Иду я тут, значит, домой. Тащу родакам и этим двум дегродам жратвы в пакете, а бабки у подъезда обсуждают, как застукали Длинного дрочащим на входную дверь Аньки. Ну, шалава наша местная. Типа только с денежными мужиками ебется. Длинный себе в башку вбил, что она его любит без памяти. Оборвал кусты у второго подъезда, цветочков набрал, значит, и к ней в гости. А там Анькин ебарь, злой, как черт.
И? выдавил из себя пунцовый Кир, готовый заржать.
Хули «и»? пожал плечами Олег. Выскочил он на площадку, вырвал цветы у Длинного и отпиздил его ими же. Ладно б дегрод нормальные сорвал, так нет. Розы притащил. В итоге бабка, что его спалила, рассказывает. Идет, мол, по лестнице и слышит, как наверху плачет кто-то, жалостно так. Поднимается, а там Колян с ебалом расцарапанным и площадка вся в розах. Стоит, блядь, плачет и дрочит на дверь
Мы перебили Олега громовым хохотом, да он и сам не удержался. Заржал во всю мощь легких и только хорошенько отсмеявшись, продолжил:
Короче, увела бабка Коляна к себе домой, пока мамка где-то шлялась. Так дегрод не придумал ничего умнее, как продолжить дрочить. А кончину бабкиным Федором вытер. Котом ее старым. И чо? Лапушка и зайка по мнению бабок, как и старший. Зато я, блядь, злодей, хотя крысам этим старым ничего плохого не сделал. Ладно, наблевал пару раз в подъезде по пьяни, но убрал же все за собой. Хуй их логику кто поймет.
Классика, хули там, кивнула Ирка. Дьяка свои бабки песочат, меня свои. Только всегда за глаза. Мол, мы с мамкой отца до ручки довели. Отощал, бедный, лупим его до одури и деньги отнимаем. Сами в глаза долбились, когда мамка его по двору гоняла за то, что зарплату пропил. Гопоту, кстати, редко трогают.
Потому что им плевать, кому пиздюлину отвешивать. Бабке или очередному волосатому, буркнул Жаба. Ирка поджала губы и кивнула, соглашаясь с ним.
Ну да. Я в последнее время молча прохожу и ни с кем не здороваюсь, продолжила она. Один хуй, как обсирали, так и будут обсирать. Порой кажется, что делают это из-за того, что я с волосатыми трусь.
Брось, поморщилась Лаки. Бабки у подъезда такие существа, что кости мусолить будут всем. И ботанику, который со скрипкой из музыкалки идет, и хулигану с разбитой рожей и опухшими кулаками. Им надо хоть о ком-то сплетничать, иначе смысл жизни теряется.
Тебя тоже обсуждают? ехидно спросил Жаба. Олькин взгляд похолодел, но голос остался таким же отстраненным.
Нет. Папу боятся, улыбнулась она и поправила челку, закрывшую правый глаз. Просто смиритесь. Нас всегда будут обсуждать, но будут и те, кому плевать. Вот это факт. Чем ты сильнее выделяешься, тем больше внимания привлекаешь.
Лаки права, вздохнул я, с громким «чпок» открывая очередную бутылку пива. Похуистичнее надо быть, и все. Доебался кто ответь. Брешут как собаки пройди мимо. С другой стороны, сами знали, на что шли, когда меняли стиль. Не такой, как все? Отвечай, раз не такой.
Но тогда я лукавил. Меня все же задевали чужие слова, будь то доебы гопарей или собачья брехня бабок. Похуизм пришел спустя время. К каждому. Тогда-то и стало плевать, кто там и что думает о тебе. Важнее то, кто ты сам.
Глава третья. Лялька и «Каннибалы».
В августе 2004 мы с компашкой сидели в тихом уголке промки, о котором никто не знал, пили пиво, обсуждали свежие релизы метал-сцены и просто болтали обо всем на свете. Размеренность и уют разрушил Балалай, ворвавшийся в струящуюся спокойной водой беседу ебучим ураганом и напугавший до одури разомлевшего от выпитого Жабу.
Олег, тебя когда-нибудь кондрат ёбнет, буркнул он, поднимаясь с земли и вновь усаживаясь на кривое бревно.
Тогда я его сам ёбну, отмахнулся Балалай и, припав к сиське пива, выдул почти половину. Когда он отдышался, то, загадочно улыбнувшись, добавил: Короче. Вы не поверите, кто в Москву приезжает.
Кобзон, тут же ответил я. Лучшее из семидесяти пяти нечетных альбомов. Мировое турне.
Еблан ты, Миша, рассмеялся Олег и тихо добавил: «Каннибалы» в сентябре, прикинь?
Да ладно?! охнул я, проливая пиво и роняя на траву пачку сухариков. На ворчание Жабы, которому тоже досталось, я не обратил внимания. Ирка с Олькой, переглянувшись, лукаво вздохнули. Да, о моей любви к «Каннибалам» им было известно все.
Вместо ответа Олег вытащил свежий номер «Dark City» и, развернув его, сунул мне в руки. Глаза сразу же углядели любимцев, и я расплылся в улыбке, увидев афишу предстоящего концерта. От глянцевого журнала пахло сладкой типографской краской, Жаба, алчно облизывая губы и склоняя голову, пытался разглядеть обложку, а я пялился на мрачных брутальных мужиков и глупо улыбался.
Ну, чо? Едем? буднично спросил Кир, закуривая сигарету. По любому мясо будет.
Не сомневайся, кивнул Олег, снова прикладываясь к пиву. Так и знал, что Дьяк обоссытся от радости.
Угу. Сам бы обоссался, приедь твои In Flames хоть куда-нибудь, парировал я, продолжая любоваться афишей. Сука! Надо деньги искать. И билеты как-то купить заранее. Наверняка разберут сейчас. Блядь, знал бы, не тратился в начале месяца на шмот.
Знал бы, кого выебать, гондон бы напялил, изрек Балалай и недовольно крякнул, когда Кир вырвал у него из рук почти пустую сиську пива. Э?
Не борзей, демон, бросил Кир. Тут еще дамы не пригубили, а ты уже высадил все. За это попиздуешь за добавкой Нет, не обсуждается. Чеши давай, баклан! Как бухать, так он первый, а как сходить в киоск, сливается. И нечего на Жабу смотреть. Он отходил свое.
Дуй давай, поддакнула Ирка, и Олег, тяжко вздохнув, взял деньги и направился к забору.
Журнал не обслюнявьте. Я не читал еще, сказал он, прежде чем проскользнуть в щель, еле заметную в густых сорняках по пояс. Вслед ему тут же полетела пустая бутылка из-под пива и, вяло прошуршав, застряла в траве.
Поездка дорогой выйдет, вздохнул я, отдавая журнал Жабе. Тот сразу раскрыл раздел писем и принялся разглядывать полуголых баб в рубрике «Мисс Dark City». Ирка с Лаки подсели ближе и включились в разговор.
Ну, хуй знает, братан, ответил Кир. А вдруг Фишер сдохнет через месяц после концерта или Уэбстер от алкашки кони протянет? Есть возможность, надо ехать.
Я не смогу, поджала губки Лаки и, виновато улыбнувшись, добавила: Учеба. Плюс папе обещала с ремонтом помочь.
С ремонтом? нахмурился Кир. Типа, обои клеить и плитку ложить?
Класть, поправила его Олька и рассмеялась. Не. За рабочими приглядывать. У него весь сентябрь встречи, а мама в санаторий едет.
Я папку потрясу. Или мама из заначки даст, хмыкнула Ирка, беря у Кира пачку и вытаскивая сигарету. На билет наскребу, а вот на поезд Хуй его знает.
А сколько ехать? отвлекся от чтения журнала Жаба.
Часов шестнадцать-семнадцать.
Да хуй с ним, ругнулся Кир. Разберемся с поездом. Надо билеты купить сначала на концерт. Кстати, Жаб. Ты платишь.
Схуяли? поперхнулся тот, но когда Кир недобро улыбнулся, поник.
Ты мне косарь торчишь. Забыл? вопросом на вопрос ответил Кир. Пришла пора отдавать должок. Купишь мне билет, и в расчете. Я ща на мели, как и Дьяк.
Угу. Только я тоже походу в пролете, буркнул я, закуривая сигарету. К мамке не пойду, ей и так тяжело. Аванс мне не дадут больше.
Я одолжу, сказала Лаки. Вернешь, как сможешь.
Спасибо, Олька! радостно крикнул я и, притянув её к себе, смачно чмокнул в щеку. Глаза Кира снова недобро блеснули, но он расслабился, когда я отпустил Лаки. Та утерла щеку и рассмеялась.