Вот это да, сказал Том Скелтон, Пипкин свое дело знает!
Ничего не скажешь, согласились все.
Крадучись, они двинулись заросшей тропой к полуразвалившемуся крыльцу.
Том Скелтон в одиночку, сгорая от нетерпения, поставил ногу на первую ступеньку. Остальные, разинув рты, восхищались его смелостью. И вот, обливаясь потом, дрожащие мальчишки плотной толпой поднялись на крыльцо под истошные вопли досок под ногами. Каждому хотелось отшатнуться, повернуть назад и дать стрекача, но их зажимали спереди или сзади. Так, выпуская то одну ложноножку, то другую, амебообразное создание, источая мальчишечий пот, перемещалось перебежками и урывками к парадной двери дома, высокого, как гроб, но вдвое у́же.
Они долго топтались на месте, протягивая руки, словно лапы огромного паука, чтобы повернуть холодную ручку или дотянуться до дверного молотка. А деревянные половицы на крыльце прогибались и раскачивались под ногами, угрожая при каждом смещении веса опрокинуть их в тараканью бездну. Доски, настроенные то на «ля», то на «фа», то на «до», пели свою жутковатую мелодию, стоило шаркнуть по ним тяжелым башмаком. И если бы хватало времени и был бы полдень, они сплясали бы мертвецкий ригодон под покойницкий мотив, иначе кто бы устоял перед древним крыльцом, которое, подобно гигантскому ксилофону, только и мечтало, чтобы на нем попрыгали и сыграли мелодию?
Но они о таком даже не задумывались.
Смотрите! вскричал Генри-Хэнк Смит (а это был именно он), сокрытый под костюмом Ведьмака.
И все посмотрели на дверной молоток, к которому тянулась дрожащая рука Тома, чтобы потрогать.
Молоток с головой Марли!
Что?
Ты же знаешь, Скрудж и Марли «Рождественская песнь»! прошептал Том.
В самом деле, личина на дверном молотке напоминала лицо человека с ужасной зубной болью, перевязанной челюстью, спутанными волосами, выпавшими зубами, безумным взглядом. Марли, «мертвый, как гвоздь в притолоке», друг Скруджа, обитатель загробного мира, осужденный на вечное скитание по земле до тех пор, пока
Постучи, сказал Генри-Хэнк.
Том Скелтон взялся за холодную и жуткую челюсть старикашки Марли, поднял ее и отпустил.
Все так и подскочили от сотрясения!
Весь дом содрогнулся, загремев костями. Тени исказились, заставив окна распахнуть страшные глаза.
Том Скелтон по-кошачьи вскочил на перила, глядя вверх.
Зловещие флюгеры на крыше завертелись. Двуглавые петухи закрутились на ветру. Горгулья на западном торце здания изрыгнула двойную струю печной пыли. А из длинных змееголовых извивающихся водосточных труб, когда ветер стих и флюгеры замерли, на черную траву высыпались случайные клочки осенних листьев и паутины.
Том обернулся, чтобы взглянуть на едва подрагивающие окна. В стеклах трепетали подсвеченные луной блики, словно косяки перепуганных пескарей. Затем парадная дверь вздрогнула ручка повернулась, Марли скорчил гримасу и распахнулась настежь.
Ветер, внезапно поднятый дверью, чуть не сдул мальчиков с крыльца. Они закричали, ухватив друг друга за локти.
Затем засевшая в доме тьма сделала вдох. Сквозь зияющий дверной проем ветер подул внутрь дома, втягивая, заволакивая мальчиков через порог. Им пришлось упираться, чтобы не погрязнуть в глубинах мрачного зала. Они сопротивлялись, кричали, хватались за перила. Но потом ветер улегся.
Во тьме зашевелилась тьма.
Внутри дома издалека к двери шагал некто, должно быть, облаченный во все черное, ибо они ничего не могли разглядеть, кроме реющего в воздухе бледного белого лица.
Зловещая ухмылка приблизилась и зависла перед ними в дверном проеме.
За улыбкой, в тени, скрывался высокий мужчина. Они увидели его глаза точечки зеленого огня в обугленных лунках глазниц.
Гм, сказал Том. Гм пакости или сладости?
Пакости? промолвила ухмылка во тьме. Сладости?
Да, сэр.
Где-то ветер играл на флейте каминной трубы старинную песнь о времени, тьме и дальних краях. Высокий человек захлопнул свою улыбку, словно сверкающее лезвие карманного ножа.
Никаких сладостей, ответил он. Только пакости!
Дверь загрохотала!
Дом содрогнулся, пролился дождь пыли.
Пыль снова повалила клубами и хлопьями из водосточной трубы, словно нашествие пушистых кошек.
Пылью пахну́ло из отворенных окон. Пыль выбивалась из-под половиц под ногами.
Мальчики вытаращились на запертую парадную дверь. Марли на дверном молотке не хмурился, а зловеще усмехался.
Что он сказал? спросил Том. Никаких сладостей, только пакости?
Зайдя за угол, они изумились хаосу звуков, которые издавал дом, шепотам, шелестам, скрипам, кряхтеньям, стонам и бормотаниям. И ночной ветер позаботился о том, чтобы мальчики всё расслышали. С каждым их шагом большой дом склонялся к ним, тихо стеная.
Они обогнули дальний торец дома и остановились.
Ибо там возвышалось Древо.
И такого Древа они в жизни не видывали.
Оно стояло посреди просторного двора, позади ужасающего дома. И вздымалось в небо на сто футов, превыше самых высоких крыш, могучее, ветвистое, щедро усыпанное красными, бурыми, желтыми осенними листьями.
А что это, прошептал Том, а-а, смотрите, что это там на дереве!
А Древо было увешано тыквами всех форм и размеров, оттенков и полутонов, и дымчато-желтыми, и ярко-оранжевыми.
Дынное дерево, предположил кто-то.
Нет, возразил Том.
Ветер дул в высоких ветвях, бережно роняя наземь их пестрое бремя.
Древо Хэллоуина, сказал Том.
И оказался прав.
Глава 5
На Древе росли не просто тыквы. На каждой был высечен лик. И ни единый лик не повторялся. Одно око чуднее другого. Носы с каждым разом всё отвратнее, ухмылки чудовищнее.
Высоко, на каждой ветке Древа, должно быть, висела целая тыща тыкв. Тыща усмешек. Тыща скорченных рож. И вдвое больше пронзительных и косых взглядов, подмигиваний и морганий из свежепрорезанных глазниц.
И прямо на глазах у мальчишек произошло кое-что еще.
Тыквы принялись оживать.
Одна за другой, снизу вверх, начиная с ближайших тыкв, во влажных внутренностях стали зажигаться свечи. Сначала эта, потом та, еще и еще, и дальше вверх, и по кругу, три тыквы здесь, семь повыше, дюжина гроздью за ними, сотня, пять сотен, тысячи тыкв воспламенили свечи, озарив свои личины, явили пламя в квадратных, круглых или странно скошенных глазищах. Огонь трепетал в зубастых пастях. Из ушей вылетали искры.
И откуда-то два, три, может, четыре голоса шепотом затянули нараспев что-то вроде старинной матросской песни о времени, о небесах и о Земле, которая поворачивается на другой бок, чтобы уснуть. Водосточные трубы выдували дурман:
Голос заструился дымком из трубы на крыше:
Из распахнутых окон выплыли паутинки:
Свечи затрепетали и вспыхнули. Из тыквенных ртов ветер подстраивался под песнопение:
Том почувствовал, как его губы задергались, словно мышки, оттого, что ему захотелось запеть:
Казалось, из губ Тома струится дымок:
Древо Хэллоуина
Все мальчишки зашептали:
Древо Хэллоуина
И воцарилась тишина.
И в тишине, по три, по четыре, загорелись последние свечи на Древе Хэллоуина, создав огромные созвездия, вплетенные в черные ветви, и проглядывая сквозь веточки и хрустящую листву.
И Древо превратилось в одну колоссальную Усмешку.
Засветились последние тыквы. Воздух вокруг Древа согрелся словно бабьим летом. Древо выдыхало на них сажу и свежий тыквенный аромат.
Ну и дела, сказал Том Скелтон.
Послушайте, куда мы попали? спросил Генри-Хэнк, он же Ведьмак. Сначала дом, потом этот человек никаких сладостей, одни пакости, а теперь вот?.. Я в жизни такого дерева не видывал. Рождественская елка, только огромная, свечи, тыквы. Что это означает? Что это за праздник?
Праздник! промолвил чудовищный шепот, наверное, из закопченных недр печной трубы, а может, все окна в доме разом распахнулись у них за спиной, скользя вверх-вниз, возвещая из темноты: Да! Праздник! прогремел громоподобный шепот, от которого затрепетали свечи в тыквах. Празднество
Мальчики подскочили на месте.
Но дом оставался недвижим. Окна были заперты и залиты лунным светом.
Кто последний Старая Дева! вскрикнул вдруг Том.
Их дожидался подарок в виде горы листьев оттенка тлеющих угольев и старого золота.
И мальчишки с разбегу ныряли в огромный восхитительный ворох осенних сокровищ.
В тот самый миг, когда они врезались в гору листьев, чтобы всей оравой исчезнуть под ними, крича, визжа, толкаясь, падая, исполинский вздох вызвал сотрясение воздуха. Мальчишки взвизгнули, отпрянули, словно от удара невидимого хлыста.
Ибо из вороха листьев сама собой поднялась бледная костлявая рука.
А вслед за ней, лучезарно улыбаясь, наружу высунулся белый череп.
Отменный пруд из листьев дуба, вяза и тополя, которые полагалось безудержно разбрасывать, утопая в нем, вдруг превратился в самое нежеланное местечко на свете. Ибо бледная костлявая рука витала в воздухе, а перед ними парил белый череп.
И мальчишки отшатнулись, сталкиваясь, исторгая свою панику, и смешались в одну очумелую кучу, попадали на землю, катаясь по траве, чтобы высвободиться, вскочить, убежать.
На помощь! закричали они.
Да, да, на помощь, вторил им Череп.
Затем под раскаты смеха они оцепенели при виде руки в воздухе, костлявой руки скелета, которая схватила белый череп и принялась вылущивать его слой за слоем!
Мальчики заморгали под своими масками. У них отвисли челюсти, правда, этого никто не видел.
Из листвы восстал огромный человек в черном облачении, становясь все выше и выше. Он рос, как дерево, раскинув руки как ветви. Он стоял на фоне Древа Хэллоуина, его распростертые руки и гирлянды оранжевых огненных шаров и горящих улыбок украшали его длинные белые костлявые пальцы. Глаза зажмурены от громоподобного хохота. Из разинутого рта дует осенний ветер.
Никаких сладостей, мальчики, нет, нет, нет, никаких сладостей! Пакости, мальчики, пакости, одни пакости!
Они лежали, думая, что вот сейчас грянет землетрясение. И оно не заставило себя ждать. Гогот долговязого охватил и встряхнул землю. Дрожь пробежала по костям мальчишек, и вылетела из уст, и превратилась в смех!
Они сидели в изумлении посреди разметанной кучи листьев. Прикоснулись к маскам, чтобы ощутить горячий воздух от хохота.
Затем посмотрели вверх на человека, как бы не до конца веря своему изумлению.
Да, мальчики, это и есть пакость! Забыли? Да вы и не знали никогда!
И, пытаясь сбросить с себя остатки веселья, он прислонился к Древу, на котором затряслась тысяча тыкв, и огоньки свечей закоптили и заплясали.
Согретые смехом, мальчики, облаченные в скелеты, встали, чтобы убедиться, что все цело. Ничего не сломалось. Они стояли стайкой под Древом Хэллоуина в ожидании, догадываясь, что это только начало чего-то нового, диковинного, величественного и изысканного.
Ну, сказал Том Скелтон.
Ну, Том, сказал человек.
Том? вскричали все. Так это ты?
Том, в маске Скелета, затаил дыхание.
А может, Боб или Фред, нет, нет, должно быть, Ральф, предположил человек скороговоркой.
Все вместе! С облегчением выпалил Том и хлопнул по маске, возвращая ее на место.
Да, да, все вместе! заверили его они.
Человек кивнул, улыбаясь.
Итак! Теперь вам известно о Хэллоуине такое, чего вы раньше не знали. Как вам понравилась моя пакость?
Пакость, о да, пакость. Мальчики загорелись идеей. Она пленила их, прыснув им в кровь немного озорства, и у них забегали искорки в глазах, и зубы обнажились в щенячьем восторге. Да, так и есть.
Так вот чем вы занимались во время Хэллоуина? спросил мальчик Ведьмак.
И кое-чем в придачу. Но позвольте представиться! Меня зовут Саван-де-Саркофаг. Карапакс Клавикула Саван-де-Саркофаг. Ну как? Вам это ничего не напоминает, мальчики?
«О-о, еще как напоминает» подумали мальчики.
Саван-де-Саркофаг.
Изысканное имя, сказал мистер Саван-де-Саркофаг замогильным голосом, словно из-под гулких церковных сводов. И чудная ночь. Долгая бездонная мрачная безумная история Хэллоуина поджидает вас, чтобы проглотить целиком!
Проглотить нас?
Именно! вскричал Саван-де-Саркофаг. Посмотрите на себя, парни. Вот почему ты, мальчик, носишь маску Черепа? А ты, мальчик, зачем ходишь с косой? А ты зачем вырядился Ведьмаком? А ты? А ты? А ты? тыкал он костлявым пальцем в каждую маску. Вы ведь и сами не знаете? Просто напялили на себя эти образины и старье из нафталина и выскочили наружу. Но что вы о них знаете? А?
Ну, сказал Том, дрожа, словно мышка, под своей марлевой маской, белой, как череп. Гм ничего.
Да, согласился мальчик в костюме Дьявола. Если призадуматься, зачем я это надел? Он пощупал свой кроваво-красный плащ, острые резиновые рожки и восхитительные вилы.
А я вот, отозвался Призрак, волоча за собой предлинный белый кладбищенский саван.
И мальчики призадумались, притронулись к своим костюмам и стали заново прилаживать свои маски.
А как было бы здорово в этом разобраться! сказал мистер Саван-де-Саркофаг. Я вам расскажу. Нет, покажу! Хватило бы только времени
Сейчас только половина седьмого. Хэллоуин даже не начался! сказал Том из своего хладного скелета.
Правильно! согласился мистер Саван-де-Саркофаг. Отлично, парни в путь!
Он зашагал. Они побежали.
На краю глубокого, мрачного, как ночь, Оврага он показал рукой на цепочку холмов, за горизонт, в сторону от лунного света, где тускло мерцали неведомые звезды. Ветер развевал его черный плащ; и наполовину надвинутый капюшон теперь наполовину обнажил его почти бесплотное лицо.
Вон, видите, парни?
Что это?
Неразгаданная страна. Там. Смотрите пристально. Зрите вглубь. Наслаждайтесь. Прошлое, мальчики. Да, Прошлое сумрачно. Населено кошмарами. В Прошлом погребено все, что из себя представляет Хэллоуин. Раскопаем косточки, мальчики? Хватит силенок?
Он прожигал их взглядом.
Что такое этот Хэллоуин? С чего он начался? Где? Почему? Для чего? Ведьмы, коты, пыль из мумий, призраки. Все это находится в стране, откуда нет возврата. Готовы нырнуть в черный океан, мальчики? Готовы взлететь в темные небеса?
Мальчики сглотнули слюну.
Кто-то пролепетал:
Мы бы рады, только вот Пипкин. Нам нужно дождаться Пипкина.
Да, Пипкин отправил нас к вашему дому. Мы бы без него не добрались.
Словно призванный в то самое мгновение, из далекого уголка Оврага раздался крик.
Эй! Я здесь! позвал слабый голос. Они увидели фигурку с освещенной тыквой на том краю Оврага.
Сюда! отозвались они хором. Пипкин! Быстрее!
Иду! донесся до них крик. Мне худо. Но я не мог не пойти подождите меня!
Глава 6
Они увидели фигурку, бегущую вниз по тропинке посреди Оврага.
O-о, подождите, прошу, подождите Голос угасал. Мне плохо. Я не могу бежать. Не могу не могу
Пипкин! Закричали все, размахивая руками с утеса.
Его тельце уменьшалось, уменьшалось. Всюду мелькали тени. Носились летучие мыши. Кричали совы. На ветвях черной листвой сгрудились ночные во́роны.
Маленький мальчик, бегущий с освещенной тыквой, упал.
O-о, охнул Саван-де-Саркофаг.
Тыква погасла.
А-а, ахнули все.
Засвети тыкву, Пип, засвети! закричал Том.
Кажется, он видел, как маленькая фигура на черной траве пытается чиркнуть спичкой. Но в тот сумеречный миг опустилась ночь. Огромное крыло накрыло бездну. Совы заухали. Мыши разбежались и улизнули в тень. Где-то свершился миллион крошечных убийств.
Засвети тыкву, Пип!
Помогите стенал скорбный голос.
Тысячи крыльев разлетелись прочь. Где-то огромный зверь молотил воздух, напоминая глухое биение барабана.
Облака задернули, словно холщовые декорации, чтобы возникло чистое небо. Луна большущим глазом
посмотрела вниз на
опустевшую тропинку.
Пипкин исчез.
Вдалеке, на горизонте, болталось и плясало нечто черное, растворяясь в холодном звездном небе.