Другие отвечают с глубокой симпатией, находя самые успокаивающие слова:
На хрен эту суку!
Вербал скребет свою трехдневную щетину и погружается в глубокую задумчивость. Созерцательное настроение заставляет его заглянуть в почти пустой кувшин с пивом, и бармен приносит ему новую кружку, взяв плату за разбитую.
К Вербалу присоединяются другие мужчины.
Она говорит, что скучает по Гарри?
Нет, все время говорит, что больше не хочет его видеть.
Да, не очень-то хороший знак.
Не то, на что я надеялся, если говорить правду, высказывается Вербал.
Да уж.
Как большинство мужчин, они заурядны и склонны к мифотворчеству. За плечами у них скучные россказни дедушек да кровь воинов и пьяниц. На протяжении многих лет им приходилось соскребать своих сломленных отцов с заднего крыльца и прикладывать холодные компрессы к разбитым носам матерей. Они проснулись сегодня в грязном кухонном углу под хмурые взоры жен, которые сами рано потерпели жизненную неудачу. Вот то, что они получили в наследство и что оставят в наследство своим детям.
Ее дети тоже переехали к тебе?
Все трое.
Трое! Да чтоб я сдох!
Господи, забери меня уже к себе.
Вербал, да это просто проклятие какое-то. Неудивительно, что Гарри больше не выглядит таким мрачным.
Повезло поганцу.
Она хоть хороша в постели?
Больше нет, говорит им Вербал. Лежишь как на свежепойманном окуне.
Дидер однажды так и сделал. Случайно, конечно. Не смотри на меня так. Мы с ним, мы были
Всего три недели прошло, она могла бы быть и погорячее!
Печальная история.
И что, блин, вы с Дидером сотворили с тем бедным окунем?
Я же сказал, что это была случайность.
Но охотинспектор сказал
Чьим словам ты веришь? Его или моим? Никто ничего плохого не делал, просто, когда Дидер
Давайте еще выпьем.
И в этот раз по полной.
Кружки наполнены до краев, и в пене отражается тусклый свет.
За Дидера и его Большеротого Окуня, пусть Господь простит его заблудшую душу.
Женщины собрались в кружок и танцуют в одиночку или парами под одиночные звуки гитары или банджо, доносящиеся из музыкального автомата. Даже если бы они прислушались к мужчинам, чего женщины никогда не делают, они их не услышали бы. Мужские страхи не имеют к ним отношения. Есть дилеммы, которые невозможно уравнять или разрешить. Его жалкие заботы и проблемы не выдерживают никакого сравнения, думают женщины. Вы только взгляните на растяжки, морщины на верхней губе и двойной подбородок. Хорошо, что задница еще не совсем обвисла.
В комнате стоит такой густой дым, что в нем застреваешь как в колючей проволоке.
Женщины жмутся друг к другу и смеются слишком громко, но совсем невесело и привлекают к себе не того сорта внимание, как и должно быть. Этой ночью все пойдут трахаться или сгинут на парковке в мутных потоках и водоворотах, которые пришли за всеми нами. Так всегда бывает, но сейчас всё хуже, чем обычно.
Звериные головы смотрят вниз, а мы смотрим на них, гадая, кто из нас сильнее заброшен.
Моя мать каким-то образом все еще здесь, растекается по мокрому заляпанному полу. Я не знаю, жива она или мертва, но ее присутствие чувствуется повсюду. Она знает, о чем они говорят, знает их страхи и пахнет ровно так же, как все остальные. Я чувствую, как она проносится поблизости, просто вне поля зрения. Приторный запах сладких духов, пота и безрассудства. Она сидела здесь, на высоком табурете, на том же месте, где я сейчас, когда встретила отца. По крайней мере, мне так рассказывали.
Хочешь потанцевать, Вербал? спрашивает женщина. Ей уже под сорок, но говорит она нарочито низким голосом, расставляет бедра так широко, словно перелезает через плетень, и знает, что все происходящее здесь неизменный ритуал.
Вербал Рейни, хозяин своей собственной судьбы, по меньшей мере такой же храбрец, как его кузены и дяди, царапает ногтями по барной стойке, отколупывая кусочки лака.
Почему, черт возьми, нет? Пойдем, милашка! отвечает он.
Бетти Линн окружена клубами дыма. С момента, когда я последний раз ее видел, ее детские округлости практически пропали. Живот плоский, и в девятнадцатилетних глазах видны эоны нелегких переживаний. Она поворачивает голову ко мне, словно благодаря за жизненные уроки. Я киваю в ответ.
Дикий кабан продолжает вершить свой суд, глядя на нас сверху. Мать, невидимая, но находящаяся всего в нескольких дюймах от меня, хихикает. Дым клубится вокруг нас, пока я почти не начинаю верить, что мы больше не существуем.
Мы существуем и знаем это, но больше нет нужды это признавать.
ОНИ РАСПЕВАЮТ И РИСУЮТ ГЕКСАГРАММЫ.
Река разлилась за пределы поймы и вышла из берегов, а группка ведьм под предводительством Вельмы Кутс собралась около дома. Они остановились в лесах на краю наших владений, проводят ритуалы, тыкают пальцами и проклинают. Меня это начинает подбешивать.
Я выхожу к ним в бушующий ветер и дождь. Кроме Вельмы Кутс, там еще шесть женщин три невзрачные, одна красивая и совсем подросток, старая кошелка и древняя старуха. Для своей церемонии они напялили шали и какие-то рваные тряпки, а головы обмотали кружевными платками. За считаные секунды я промок до костей, как и они. Они вросли в землю глубже, чем любое дерево. Явились из болот на эту странную встречу на этот колдовской обряд.
Нам нужно твое семя, говорит Вельма Кутс.
Прекрати уже нести чушь!
Нам нужно взять твой уксус.
Вода льется в ее рот во время разговора. Я оборачиваюсь и замечаю Доди в окне спальни, а рядом изогнутой струей стекает вода с флигеля. Доди возбуждает роль, которую она играет в нашем противостоянии. За ней внезапно возникает какое-то движение. Тени шевелятся, когда братья клонятся вперед. Они понимают, что тоже являются частью происходящего. Семя у нас одинаковое.
Мне до смерти хочется курить.
Нет.
Твоя гордость будет стоить жизни всем нам!
Ты говоришь это, стоя в самом центре всего?
Я делаю то, что должна.
Как все мы.
Только не ты. Томас, ты должен выполнить свою обязанность.
Смех нарастает у меня в груди, но не прорывается наружу.
Как сказала Доди, есть сила в именах. Мое имя часть меня и тоже предмет моей гордости. Ты не можешь взять одно без другого.
Вокруг нас завывает и плачет буря, а ивы, тополя и сумахи кланяются ей и дико машут ветвями. Я не умру, как мой отец, и не стану посмешищем.
Этот ураган расплата, он пришел за тобой, Томас. Мертвецы здесь, они выходят.
Меня не волнует.
Если не у тебя, то Доди получит семя у кого-то из твоих братьев.
Не сомневаюсь.
Остальные колдуньи начинают новый напев, монотонный, словно мелодии древней Ассирии. Эта песня стара как мир и звучит в ритме грохочущего грома. Я топаю в такт ногой по грязи. Они кружатся и протягивают руки к моему лицу. Никто из них не обращается прямо ко мне.
Как тебя зовут? спрашиваю я девушку-подростка.
Та отступает назад словно от удара. Ноздри у нее горят от озона и бьющих молний. У наших ног плывут утонувшие поганки и утки, а ил плещется как белые барашки в океане. Старуха смотрит на меня и девушку и говорит: «Ш-ш, детка!» У имен есть сила, раскрывать их другим опасная затея.
На лбу девушки мокрый шнурок, а молнии вспыхивают то слева, то справа от нас.
Лотти Мэй.
Ты работаешь на фабрике.
Да.
Ты должна быть там прямо сейчас.
Ее обижает эта светская беседа и то, что я поставил под сомнение ее компетентность в роли одного из моих сотрудников. Даже в такой серый мокрый день мне виден заалевший на ее щеках румянец.
Я попросила другого человека выйти в мою смену. А вам не стоит волноваться о таких вещах в такое время. Как я слышала, на вас лежит ответственность побольше. Ответственность за Кингдом Кам.
Не больше чем на тебе или ком-либо еще.
Я пристально смотрю на нее, и она ловит мой взгляд. Кажется, я влюбляюсь. Делаю шаг вперед, и она отступает чуть ли не прямо в кусты.
На что ты готова?
Что?
Ради того, что нужно сделать.
Она понимает, о чем речь, и замирает на месте.
На что ты готова, Лотти Мэй? Чтобы получить мой уксус.
Послушай, это не то
Тянусь к концам шнурка и открываю ее лицо. Она красива темная масса коротких черных волос и вызывающие глаза. Провожу рукой по шее и смотрю, как она краснеет, когда быстро ускользает из-под руки.
Идите домой, леди.
Вельма Кутс приближается ко мне, желая начать все снова. Старуха удерживает ее за плечо.
Томас, тебе не скрыться от этой ноши. Это обязательство, которое ты несешь.
Вельма Кутс, довольно. От звука своего имени она немного подается назад. Мне надоело. Идите домой. Ураган завтра кончится.
Болотные демоны так просто не отступят, сынок. Буря не прекратится, пока ты
Уже прекращается. Ты что, не чувствуешь?
Дождь утихает, и Вельма Кутс с чуть ошеломленным видом легонько помахивает пальцами и розовым обрубком, словно проверяя атмосферу. Она в полном недоумении, но еще ведет себя настороженно.
Остальные колдуньи отходят от меня. Старуха рисует в воздухе знаки и обереги. У меня, безусловно, есть и гордость, и эго, но я не уверен, мое эго только что накормили или высосали подчистую, как костный мозг из куриной косточки.
Лотти Мэй вскидывает голову и смотрит в окно. Там судорожно двигаются несколько рук и машут ей.
Пятая глава
ОДНАЖДЫ Я НАШЕЛ в болоте мертвого мальчика.
Мне было семь или восемь лет, и я каким-то образом улизнул со двора. Слышал, как мама зовет меня высоким певучим голосом, но без причитаний. Звучало так, будто она поет медленную балладу. Пока мне было ее слышно, я думал, что на звук ее голоса выйду обратно к дому.
Но я повернул не туда и пошел все дальше, в пойму, вдоль широких затопленных каналов. Несколько часов я блуждал по илистым берегам реки, мимо капустных пальм и пекановых ореховых деревьев, все время слыша ее или только думая, что слышу, и совсем не боялся.
В конце концов я начал карабкаться сквозь мангровые заросли и сливы, росшие на склоне у реки. Клубы тумана поднимались над стоячим болотом и пульсировали над кипарисами и упавшими железными деревьями. Я не устал. Мне открылся мир, которого я никогда раньше не видел.
Я крепко изучал преподанный мне урок. Голос матери был уже не слышен, но все равно я шел вслед за ним. Эта песня витала позади в воздухе как аромат жасмина. Ее след вел меня мимо деревьев и черничных кустов. Я прошел по отмели и оказался чуть ли не по пояс в заливе, познавая свое место в мире. Или хотя бы одно из своих мест.
Мальчик был наполовину зарыт в трясине.
Рядом лежала лопата, но целиком его так и не закопали. Левая рука свисала со сжатым кулаком под углом к могиле, а правая нога так изогнута, что было понятно кости сломаны. Кроссовки же аккуратно зашнурованы и завязаны двойным узлом с бантиком, как и мои.
Бо́льшая часть его лица оставалась видна. Глаза, серые и сухие, открыты.
Он был примерно моего возраста, может, на год или два моложе. Я встал на колени напротив тела, желая дотронуться, но при этом мне не хотелось касаться рукой его кожи. Шея с одной стороны была покрыта грязью, но с другой оставалась бледной и чистой, словно ее специально отчистили. Под адамовым яблоком ясно виднелись синяки, которые по форме и размеру совпадали с отпечатками пальцев.
Эй, малый!
На секунду мне показалось, что мальчик заговорил со мной. Я всмотрелся и провел пальцами по его коротким светлым волосам. Во рту у него было полно стрекоз и комаров.
Малый, эй, ты!
Я обернулся и стал оглядывать болото, пока не увидел струйку поднимающегося белого дыма. Мужчина сидел в трясине и курил сигарету. Он дружелюбно махнул рукой и спросил:
Сынок, у тебя есть пояс? Есть, мне же видно отсюда. Мне нужен пояс и прочная палка.
На нем не было рубашки, и тело словно вырезано из латуни. Мышцы его массивных рук и широкой груди задрожали, когда он медленно поднял сигарету и сделал глубокую затяжку. Рядом в воде кружился умирающий самец аллигатора, у которого была сломана спина. В челюстях он сжимал человеческую ногу. Ногу мужчины.
Тот использовал свою рубашку, чтобы остановить поток крови, хлеставшей из обрубка, хотя перевязочный материал оказался не очень эффективен. Мужчина связал рукава, но они промокли, и узел держался некрепко. Он спокойно продолжал курить, явно несильно торопясь двигаться, хотя рана кровоточила.
Мне нужен твой пояс и палка, чтобы сделать жгут. Ты же знаешь, что такое жгут?
Да, сказал я.
Хорошо, я нутром почуял, что ты сообразительный мальчуган. Меня зовут Херби Орделл Джонстон, я попал сюда из Тьюпело, Миссисипи. Не бойся ничего, ты мог бы совершить праведный поступок, да, ты мог бы.
Ага.
Я все смотрел на мальчика и продолжал гладить его волосы.
Это мой сын, Джонни Джонстон. Аллигатор вначале добрался до него. Это трагедия, когда мужчина за один день теряет подобным образом и первенца, и ногу. Но ты можешь помочь все поправить.
Я?
Господь Вседержитель, да. В нашем мире нужны подобные тебе герои, уж поверь мне. У тебя есть шанс, шанс стать человеком выдающейся доблести и достойных восхищения подвигов. Тем, кто готов помочь другому и в радости, и в несчастье. Клянусь, что здешняя история попадет в телевизор и вся наша великая нация узнает твое имя.
Вы правда так думаете?
Конечно. И скажи мне сейчас, как тебя зовут?
Томас.
Сегодня мама будет тобой гордиться, Томас. Ты мой спаситель вот ты кто.
Я знаю, сказал я ему, стаскивая свой пояс, а потом подошел к ладанной сосне и попытался отломить толстую ветку. Мне довольно долго пришлось крутить ее, наваливаясь всем телом, пока в конце концов ветка не сломалась.
Вот так, Томас. А теперь принеси ее мне. Вода тут тебе по пояс. И не бойся аллигатора, с ним покончено это факт. Хотя он, конечно, пытался сравнять счет. Поторопись, у меня начинает кружиться голова.
Знаешь, что я скажу тебе, Херби?
Что такое? Что ты делаешь?
Я бросил пояс и сосновую ветку на грудь мертвого мальчика.
Пусть этим займется Джонни Джонстон.
Он озадаченно мотнул головой.
Что за чушь ты несешь?
Если он отнесет тебе ветку и пояс, с тобой все будет в порядке, а я и Джонни будем достойны восхищения. Сегодня папа будет гордиться им.
Постой, сказал Херби, начиная закипать. Мне нравилось появившееся на его лице выражение. Херби кинул окурок в воду, и тот отлетел от удара хвоста умиравшего аллигатора.
Я не верю, мальчик, что ты хорошо понимаешь, в какой мы ситуации.
А я думаю, что понимаю.
Томас, иди сюда сейчас же, пока я не
Раз Джонни не встает, значит, ты истечешь кровью прямо там, где сидишь, и другие аллигаторы приплывут за тобой. Ты ведь слышишь, как они кричат?
Аллигаторы ревели где-то на расстоянии. Херби повернулся в жиже и прислушался. Шок проходил, на лице начали проступать боль и страх.
Справедливо?
Ах ты, гаденыш! взвизгнул он.
Так ты разговариваешь со своим спасителем?
Ты прямо сейчас подойдешь сюда, мелкий ублюдок! Ты
Нет.
подойдешь прямо сейчас же, или я тебя в порошок сотру!
Я сел и ждал, пока Херби кричал и пытался добраться до меня, но убийство мальчика и аллигатора, а также потеря ноги его немного подкосили. Он не мог ничего поделать, кроме как молотить по месту, где сидел. Я почти ждал, что мальчик выкарабкается и побредет прочь, зовя с плачем свою мать.
Время от времени я толкал ребенка в грудь и гладил по голове. Мимо проплывали бакланы и утки; чувствуя довольство и безопасность, я заснул в тени белых дубов под стоны Херби.
Когда я проснулся, тел не было и надо мной стоял отец. В глазах его был ужас. Аллигаторы утащили тела, подумал я, если они вообще существовали.
Я пошел за отцом домой, и о моей выдающейся доблести никто не узнал.
Но мой пояс пропал.
РАБОТА ЧАСТНОГО ДЕТЕКТИВА не сводится к стрельбе из 45-го калибра, грязным копам и соблазнительным телкам в солнечных очках, но хотя бы частично состоит из вышеперечисленного. У Ника Стила уже появились серьезные проблемы. Лили довела дело до конца, и хороший секс заставляет его чувствовать себя виноватым, когда он вспоминает о любимой умершей жене.