С Николаем Григорьевичем у Петра Ильича сложились совершенно иные отношения, только, прежде чем переходить к ним, нужно сделать одно важное уточнение Антон Рубинштейн сыграл в жизни Чайковского гораздо бо́льшую роль, несравнимо бо́льшую роль, чем его брат. Почему? Да потому что он стал одним из тех, кто помог Петру Ильичу окончательно осознать свое призвание и сыграл ведущую роль в развитии его гения. У каждого таланта непременно должен быть такой катализатор, которым стал для Чайковского Антон Рубинштейн. Да, чисто в человеческо-бытовом смысле Николай сделал для Петра Ильича гораздо больше, вплоть до того, что он, согласно одной из версий, был инициатором знакомства нашего героя с Надеждой Филаретовной фон Мекк. Об этом упоминала в своих мемуарах внучка Надежды Филаретовны Галина фон Мекк, которая приходилась Петру Ильичу внучатой племянницей[46]. Так-то все оно так, но первый, самый главный, определяющий шаг по тернистой музыкальной стезе Чайковский сделал с помощью Антона Григорьевича. Короче говоря, если бы не Антон, то Николаю некого было бы опекать.
Собственно, место в Москве Чайковскому устроил Антон Григорьевич. Оцените, как элегантно-благородно избавился он от неприятного человека, с которым в противном случае пришлось бы работать вместе. Вспомним, что Петр Ильич был в числе первых выпускников консерватории, которая понемногу вырастала из камерного учебного заведения в настоящее академическое. В подобной ситуации весьма высока была вероятность того, что Антону Григорьевичу пришлось бы работать вместе с Чайковским, которому так и «светило» место профессора консерватории. И вроде бы активно воспрепятствовать этому нельзя не поймут. Лучше уж сплавить неприятного человека в Москву, на радость и себе, и брату.
В первых числах сентября 1865 года Николай Рубинштейн приехал в Санкт-Петербург набирать кадры для Музыкальных классов Московского отделения Русского музыкального общества, которые уже в сентябре будущего года были реорганизованы в Московскую консерваторию. Вообще-то изначально Николай Григорьевич хотел пригласить на место профессора гармонии (а также свободного сочинения, теории музыки и инструментовки) упоминавшегося выше Александра Серова, и тот сначала согласился, но вскоре передумал переезжать в Москву, где его опера «Юдифь» была принята, мягко говоря, без восторга (и это на фоне феерического успеха «Рогнеды» в Петербурге). Тогда Антон Григорьевич порекомендовал брату Чайковского, и Петр Ильич еще до окончания консерватории получил профессорское место в Москве. Надо сказать, что Чайковский принял предложение не сразу, потому что ему, как еще не сделавшему себе громкого имени, Николай Григорьевич предложил весьма скромное пятидесятирублевое жалованье. Но все же принял. Что же касается Николая Рубинштейна, то современники отмечали, что к своим и казенным деньгам этот достойный человек относился совершенно по-разному. Свои деньги он так и норовил истратить на помощь ближнему, а вот казенную копейку держал в кулаке крепко. С одной стороны, предложил Чайковскому пятьдесят рублей в месяц (это из «казенных», то есть консерваторских денег), а с другой сразу же по приезде Петра Ильича в Москву «насильно» подарил ему шесть рубашек. Да вдобавок поселил Петра Ильича в своей квартире, где тот жил до сентября 1871 года. Бесплатный кров (и обслуживание) на четыре с половиной года это, согласитесь, весьма щедрый бонус. И с 1867 года ежемесячное жалованье профессора Чайковского было повышено до ста рублей.
Чайковский называл Николая Григорьевича «удивительно милым человеком» и был тысячу раз прав. Разумеется, нет человека без недостатков. Мелкие нас не интересуют, а крупных у этого милого человека было два деспотизм, который некоторые называли «самодурством», и чрезмерный энтузиазм по отношению к прекрасному полу. Впрочем, имелся и третий азартные игры: в карты и рулетку Николай Григорьевич спускал больше, чем тратил на женщин и благотворительность[47]. Анекдотов о Рубинштейне-самодуре ходило много (и бо́льшая часть их была, как водится, выдумана), так что лучше будет выслушать мнение авторитетного человека выдающегося драматурга Александра Николаевича Островского, бывшего большим знатоком и ценителем музыки: «Дисциплина только тогда достижима, когда управляет делом лицо авторитетное. В московском Музыкальном обществе концертные исполнения достигли высокой степени совершенства благодаря образцовому, идеальному по своей строгой требовательности администратору Н. Г. Рубинштейну. Без дисциплины сценическое искусство невозможно; оно перестает быть искусством и обращается в шалость, в баловство. Строгая дисциплина необходима везде, где эффект исполнения зависит от совместного единовременного участия нескольких сил. Где нужны порядок, стройность, ensemble, там нужна и дисциплина»[48].
В судьбе Рубинштейна можно найти некоторое сходство с судьбой Чайковского оба они пришли к музыке через юриспруденцию. В 1855 году Николай Григорьевич окончил юридический факультет Московского университета, затем около двух лет прослужил в канцелярии Московского генерал-губернатора, но в итоге оставил службу ради музыки. К тому времени у него уже имелась определенная известность, которую он снискал на выступлениях еще в бытность студентом. Возможно, это сходство тоже сыграло роль в отношении Николая Григорьевича к Петру Ильичу.
Справедливости ради нужно отметить, что иногда между двумя милыми людьми пробегала кошка. Чего только в жизни не случается! Так, например, Николаю Георгиевичу не понравился Первый концерт для фортепиано с оркестром b-moll (Соч. 23), который заслуженно считается одним из шедевральных произведений Чайковского. «В декабре 1874 года я написал фортепианный концерт. Так как я не пианист, то мне необходимо было обратиться к специалисту-виртуозу, для того чтобы указать мне, что в техническом отношении неудобоисполнимо, неблагодарно, неэффектно и т. д. Мне нужен был строгий, но, вместе, дружественно расположенный ко мне критик Не хочу вдаваться в подробности но должен констатировать тот факт, что какой-то внутренний голос протестовал против выбора Рубинштейна в эти судьи механической стороны моего сочинения. Я знал, что он не удержится, чтобы при сем удобном случае не посамодурничать. Тем не менее он не только первый московский пианист, но и действительно превосходный пианист, и, зная заранее, что он будет глубоко оскорблен, узнавши, что я обошел его, я предложил ему прослушать концерт и сделать замечания насчет фортепианной партии. Это был канун рождества 1874 года Я сыграл первую часть. Ни единого слова, ни единого замечания! Если бы Вы знали, какое глупое, невыносимое положение человека, когда он преподносит своему приятелю кушанье своего изделия, а тот ест и молчит! Ну скажи хоть что-нибудь, хоть обругай дружески, но, ради бога, хоть одно сочувственное слово, хотя бы и не хвалебное Я вооружился терпением и сыграл до конца. Опять молчание. Я встал и спросил: Ну что же?. Тогда из уст Н[иколая] Гр[игорьевича] полился поток речей, сначала тихий, потом все более и более переходивший в тон Юпитера-громовержца. Оказалось, что концерт мой никуда не годится, что играть его невозможно, что пассажи избиты, неуклюжи и так неловки, что их и поправлять нельзя, что как сочинение это плохо, по́шло, что я то украл оттуда-то, а то оттуда-то, что есть только две-три страницы, которые можно оставить, а остальное нужно или бросить или совершенно переделать Я был не только удивлен, но и оскорблен всей этой сценой Ничего похожего на дружеское замечание не было. Было огульное, решительное порицание, выраженное в таких выражениях и в такой форме, которые задели меня за живое Я не переделаю ни одной ноты, отвечал я ему, и напечатаю его в том самом виде, в каком он находится теперь! Так я и сделал. Вот тот случай, после которого Рубинштейн стал смотреть на меня как на фрондера, как на тайного своего противника. Он значительно охладел ко мне с тех пор, что, однако же, не мешает ему при случае повторять, что он меня страх как любит и все готов для меня сделать»[49].
Эти строки были написаны спустя три с лишним года, когда все перекипело внутри и улеглось. Но все равно тон Чайковского резок, а местами просто суров. Но наиболее суровый отзыв о Николае Рубинштейне содержится в письме Петра Ильича брату Анатолию, написанному «по горячим следам», вскоре после инцидента: «Он под пьяную руку любит говорить, что питает ко мне нежную страсть, но в трезвом состоянии умеет раздражить меня до слез и бессонницы»[50].
Но давайте вернемся в 1866 год и обратимся «к каким-то Тарновским, впрочем, очень милым людям», к которым «раз вечером почти насильно потянул» Петра Ильича Рубинштейн. В письме Анатолию от 25 апреля 1866 года Тарновские упомянуты несколько раз: «Вечером почти всегда пью чай у Тарновских», «Руб[инштейн] и Тарновский заметив, что я пуглив, целый день меня пугают самыми разнообразными способами», «хоть у Тарновских я бываю часто, потому что чувствую там себя как дома, и никто, слава Богу, уже давно меня не занимает, но они подчас меня ужасно бесят своею невообразимою пустотой и чисто московскою привязанностью ко всему отсталому, старому».
В общем-то ничего особенного. У Тарновских, добрых знакомых Рубинштейна, была племянница Елизавета, которую дома звали Муфкой. Петр Ильич находил, что она «до того прелестна, что я подобного еще ничего не видал»[51], и намеревался «покороче с ней познакомиться»[52]. Намерения были (то есть казались) настолько серьезными, что Петр Ильич написал о Елизавете отцу, причем в восторженных тонах. То письмо не дошло до нас, но о нем можно судить по сохранившемуся (мартовскому) ответу Ильи Петровича, который писал, что «племянница» понравилась ему больше всего и что он непременно хочет с ней познакомиться, поскольку полюбил ее заочно Знакомство не состоялось уже в апреле 1866 года Петр Ильич разочаровался в Муфке и совершенно к ней охладел. Сообщая об этом Модесту и Анатолию, он не указывает причину охлаждения, хотя обычно в переписке с близкими ему людьми не скупится на подробности. С уверенностью можно предположить, что причина крылась не в objet de la flamme[53], а в натуре Петра Ильича, продолжавшего считать свои гомосексуальные наклонности «милой привычкой», которая, по большому счету, ничего не значит и не может служить препятствием для семейной жизни, к которой его настойчиво подталкивали и отец, и тот же Николай Григорьевич, и сама жизнь. Приличному человеку в приличествующее время нужно обзавестись семьей, потому что так принято человекам заповедано продолжать род человеческий. Да и в надежде на то, что женитьба поможет поправить вконец расстроенные финансовые дела, не забывайте про долги, сделанные в юности беспечной! ничего зазорного не было. Приданое считалось одним из достоинств невесты, и вообще хорошо, когда к руке и сердцу прилагается кругленький капитал или доходная недвижимость (а лучше, если и то, и другое). Короче говоря, Петр Ильич вплотную подошел к мысли о женитьбе и надеялся, что с этим делом у него проблем не будет. В конце концов, любовь к противоположному полу заложена в природе человеческой
Примечания
1
В это содружество вошли: Милий Алексеевич Балакирев (18361910), Модест Петрович Мусоргский (18391881), Александр Порфирьевич Бородин (18331887), Николай Андреевич Римский-Корсаков (18441908) и Цезарь Антонович Кюи (18351918). Идейным вдохновителем содружества был художественный критик и литератор Владимир Васильевич Стасов (18241906).
2
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 30 августа (11 сентября) 1877 года.
3
Не стоит удивляться наличию воинского звания у человека, занимавшего сугубо гражданскую должность. В январе 1834 года в составе Министерства финансов Российской империи был образован военизированный Корпус горных инженеров со штатным офицерским составом в 320 человек. Специальные наименования горных чинов заменялись военными, так обер-бергмейстер (старший горный мастер) Чайковский стал подполковником.
4
Илья Петрович родился в 1795 году, а Александра Андреевна в 1813.
5
Если дата приводится в двух вариантах, то в скобках стоит дата по григорианскому календарю. Даты, приведенные в одинарном варианте, даются по григорианскому календарю.
6
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 12 (24) августа 1877 года.
7
Владимир Чайковский, что называется, «пошел по кривой дорожке»: будучи городничим (по-нынешнему мэром) города Оханска, растратил пятнадцать тысяч казенных денег и был с позором изгнан. Начал пить, занимался сомнительными делами, о дочери не заботился, поэтому Илья Петрович с Александрой Андреевной взяли Лидию в свою семью.
8
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского: в 3 т. М.-Лейпциг: Изд-во П. Юргенсон, 19001902.
9
Из письма П. И. Чайковского М.И. Чайковскому 24 декабря 1892 года (5 января 1893 года).
10
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 28 января (9 февраля) 1878 года.
11
Параграф 194 Устава Училища 1838 года устанавливал, что «императорское Училище правоведения состоит в Первом разряде учебных заведений и в правах, и в преимуществах своих равняется с Царскосельским лицеем».
12
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
13
Средняя Рогатка название бывшей немецкой колонии, находившейся на пересечении дорог из Петербурга в Москву и из Петербурга в Саарскую мызу (нынешние Московское шоссе и Пулковское шоссе).
14
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
15
Общеевропейскую революцию запустили выступление 12 января 1848 года на Сицилии и революция во Франции.
16
Заметим к слову, что Владимир Танеев был знаком с Карлом Марксом и состоял с ним в переписке. Маркс называл его «преданным другом освобождения народа».
17
Даже весьма сдержанный в оценках Модест Чайковский, склонный скорее приукрасить, нежели очернить, пишет о том, что «среди профессоров специально юридических предметов число лиц, равнодушно, без искры увлечения и таланта преподававших свои науки, тоже преобладало». Почему «тоже»? Да потому что и преподаватели начальных курсов относились к своему делу столь же прохладно. Модест Ильич пишет о том, что, «ничего не понимая, кроме четырех правил арифметики, оставаясь в алгебраических знаках и геометрических фигурах, как в лесу, Петр Ильич ухитрялся получать на экзаменах математики переводные баллы, т. е., во всяком случае, не ниже 6, соответствующих определению «удовлетворительно» и заключает, что «это показывает чисто формальное отношение учащих к учащимся, а также последних к познаваемым наукам».
18
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
19
Кюндингер Р. В. Занятия с молодым Чайковским // Воспоминания о П. И. Чайковском. 2-е изд М.: Музыка, 1973.
20
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
21
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 12 (24) июня 1879 года.
22
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
23
Чин одиннадцатого класса корабельный секретарь с ноября 1835 года не значился в расписании должностей гражданской службы по классам. Что же касается чина титулярного советника, полученного Петром Ильичом, то он соответствовал чину пехотного капитана.
24
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 14 (26) 1878 года.
25
Столоначальником в Российской империи 18111917 годов называлось должностное лицо, возглавлявшее так называемый «стол» низшую структурную часть центральных и местных государственных учреждений. В наше время столоначальнику соответствует должность начальника отдела.
26
Чайковский М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского.
27
Из письма П. И. Чайковского А. И. Давыдовой (Чайковской) от 23 октября (4 ноября) 1861 года.