Фланирующей походкой Финнерти вышел из столовой, поедая что-то с тарелки, которую он держал на уровне челюсти. Он поставил ее на ящик Шашиста Чарли и просунул свою голову в открытую заднюю стенку рядом с головой Бэйера.
Кто-нибудь поставил на него? сказал он.
Ты что с ума сошел? сказал Пол.
Как прикажете, как прикажете, сказал Беррингер. Он выложил на стол свой толстый бумажник.
Остальная тройка юнцов подключила провод Шашиста Чарли к розетке, и теперь, когда они пощелкали выключателями, ящик загудел и защелкал, лампочки на его передней панели замигали.
Пол встал.
Сдаюсь, сказал он. Он похлопал по ящику. Поздравляю, Чарльз, ты оказался более способным человеком, чем я. Леди и джентльмены, разрешите мне представить вам нового клубного чемпиона. И двинулся по направлению к бару.
Милый, сказала Анита, ухватив его за рукав. О, продолжай, пожалуйста, это ведь так не похоже на тебя.
Я не могу выиграть у этой чертовой штуки. Она просто не способна на ошибки.
Но ты же можешь играть против нее.
И что же я этим докажу?
Валяй, Пол, сказал Финнерти. Я осмотрел этого Чарли, и он не показался мне таким уж смышленым. Я ставлю на тебя: здесь пятьдесят долларов наличными и готов биться об заклад с любым, кто считает, что Шашист Чарли может выиграть.
Шеферд с готовностью бросил три двадцатки. Финнерти ответил равной суммой.
Уж лучше побейся об заклад, что солнце не взойдет утром, сказал Пол.
Играй, сказал Финнерти.
Пол опять уселся. Неохотно он двинул вперед шашку. Один из юнцов включил контакт, и загорелась лампочка, фиксирующая ход Пола. На брюхе Шашиста Чарли тут же загорелась вторая лампочка, указывающая Беррингеру наилучший ответный ход.
Беррингер улыбнулся и сделал то, что приказывала ему машина. Он закурил сигарету и принялся похлопывать лежащую перед ним пачку денег.
Пол опять сделал ход. Контакт был включен, и загорелись соответствующие лампочки. Так продолжалось в течение нескольких ходов.
К величайшему изумлению Пола, он взял одну из шашек Беррингера, причем это, насколько он понимал, никак не вело к его разгрому. Затем он взял еще одну шашку и еще одну. Он уважительно покачал головой. Машина, по всей видимости, далеко вперед рассчитала партию по какому-то пока еще непонятному стратегическому плану. Шашист Чарли, как бы в подтверждение его мыслей, издал угрожающее шипение, которое все возрастало в ходе игры.
При таком положении дел я ставлю три против одного на Пола, сказал Финнерти. Беррингер и Шеферд тут же поймали его на слове и выложили еще по двадцатке.
Пол разменял свою шашку на три шашки противника.
Стойте, подождите минуточку, сказал Беррингер.
А чего ждать? сказал Финнерти.
Здесь что-то не так.
Просто вас с Шашистом Чарли бьют вот и все. Всегда кто-нибудь выигрывает, а кто-нибудь проигрывает, сказал Финнерти. Так уж заведено.
Верно, но если бы Шашист Чарли работал правильно, он никак не мог бы проиграть. Беррингер неуверенно поднялся. Послушайте, может, нам лучше отложить партию, пока мы не выясним, все ли здесь в порядке. Он испытующе похлопал переднюю панель. Боже мой, да она раскалена, как сковородка!
Кончайте партию, юноша. Мне хочется знать, кто будет чемпионом, сказал Финнерти.
Да вы что, не видите? в ярости завопил Беррингер. Он работает неверно! И умоляюще оглядел комнату.
Ваш ход, сказал Пол.
Беррингер беспомощно глянул на лампочки и передвинул одну из шашек вперед.
Пол взял еще две беррингеровские шашки, а свою провел в дамки.
Должно быть, это самая хитрая западня в истории шашек, рассмеялся он. Теперь все это его страшно забавляло.
В любую минуту Шашист Чарли спохватится, и тогда прощай твое чемпионство, сказал Финнерти. А теперь раз-два, и давай занавес, Пол.
Точный расчет великая вещь, сказал Пол. Он потянул носом. В воздухе стоял тяжелый запах горелой краски, и глаза у него уже начало пощипывать.
Один из помощников Беррингера откинул заднюю стенку ящика, и дым ядовито-зеленого цвета повалил в комнату.
Пожар! закричал Бэйер.
Вбежал официант с огнетушителем и направил струю жидкости внутрь Шашиста Чарли. Каждый раз, когда струя попадала на его раскаленные части, изнутри вырывались облака пара.
Лампочки на фронтальной панели Чарли бешено замелькали, разыгрывая в невероятном темпе какую-то чертовски трудную партию, правила которой были понятны одной только машине. Все лампочки вспыхнули одновременно, гудение становилось все громче и громче, пока не зазвучало подобно мощной органной ноте, и вдруг неожиданно умолкло. Одна за другой выключались маленькие лампочки, как гаснут окна в деревне, погружающейся в сон.
Ух ты, ох-ох-ох, ух ты, пробормотал Бэйер.
Фред, я так огорчена, сказала Анита. Она укоризненно поглядела на Пола.
Инженеры собрались вокруг Шашиста Чарли, и те, кто стоял в переднем ряду, трогали через щели расплавленные вакуумные трубки и почерневшие провода. Сожаление было написано на всех лицах. Умерло что-то прекрасное.
Такая милая вещь, грустно сказал Кронер, положив руку на плечо Беррингеру. Если хотите, я сам расскажу вашему отцу обо всем, что произошло, тогда, может быть, все утрясется.
Фактически в этом была вся его жизнь, помимо лаборатории, сказал Беррингер. Он был потрясен и убит. Долгие годы. И почему так должно было случиться? Это прозвучало как еще одно пустое эхо вопроса, который человечество задает уже миллионы лет. Можно иногда подумать, что люди и на свет-то рождаются только для того, чтобы задать его!
Бог дал, Бог взял, сказал Финнерти.
Прикусив губу, Беррингер кивнул, и тут только до него стало доходить, кто проговорил эти слова. Его тупое круглое лицо медленно приняло подлое и угрожающее выражение.
Ага, сказал он, облизывая губы, умница. А я уж чуть было не забыл о вас.
А пожалуй, не следовало бы. Я поставил достаточную сумму денег на победителя.
Постойте-ка, Финнерти, примиряюще заговорил Кронер, давайте считать это ничьей, а? Я хочу сказать, что, в конце концов, у парнишки есть основание для расстройства и
Вничью? Черта с два, сказал Финнерти. Пол разложил этого Шашиста Чарли как миленького.
Мне кажется, я начинаю кое-что понимать, с угрозой сказал Беррингер. Он ухватил Финнерти за отвороты пиджака. Ты что, умник, сделал с Шашистом Чарли?
Спроси у Бэйера. Его голова была рядом с моей. Бэйер, я сделал что-нибудь с Шашистом Чарли?
А? Что? Сделал что-нибудь, что-нибудь сделал? Повредил, вы думаете? Нет, нет, нет, сказал Бэйер.
Тогда, тучный юноша, садитесь и заканчивайте партию, сказал Финнерти. Либо сдавайтесь. В любом случае я желаю получить денежки.
Если вы ничего не сделали с Чарли, то откуда же у вас была такая уверенность, что он проиграет?
Потому что мое сочувствие всегда на стороне человека и против машины, а особенно машины, за которой стоит такой полоумок, как вы, да еще выступающей против такого человека, как Пол. А кроме того, у Чарли болтались соединения.
Тогда вы должны были сказать об этом! завопил Беррингер. Он указал на развалины машины. Поглядите, нет, вы только полюбуйтесь, что вы натворили, умолчав о болтающемся контакте! Мне следовало бы твоей грязной мордой весь пол здесь вымести.
Но, но, но, тише, тише, тише, сказал Кронер, становясь между ними. Вам действительно следовало бы сказать об этом контакте, Эд. Стыдно, просто стыдно на самом деле.
Если Шашист Чарли собирался завоевать титул чемпиона, отобрав его у человека, то он, черт бы его побрал, мог бы и подтянуть свои контакты. Пол сам следит за своей сетью, так пусть и Чарли поступает так же. Кто живет электронами, тот и умирает от электронов. Сик семпер тиранис[1]. Он взял со стола банкноты. Спокойной ночи.
Ногти Аниты впились в руку Пола.
Он испортил весь вечер, о, Пол, Пол!
Направляясь к выходу, Финнерти остановился подле Пола с Анитой.
Отлично сыграно, чемпион.
Пожалуйста, отдайте им их деньги, сказала Анита. Машина неисправна. Будьте честны. Разве я не права, Пол?
К изумлению всей печальной группы, Пол вдруг потерял над собой контроль и расхохотался.
В здоровом теле здоровый дух, чемпион, сказал Финнерти. Я отправляюсь домой, пока эти спортивные джентльмены не нашли веревки.
Домой? В Вашингтон? спросила Анита.
Нет, милая, домой к вам. У меня больше нет дома в Вашингтоне.
Анита прикрыла глаза.
Понимаю, сказала она.
VI
А какое было у него выражение, когда он сказал это? спросила Анита.
С успокоителем на лице Пол пытался уснуть, плотно закутавшись, в темном уютном логове, в которое он каждую ночь превращал свою постель.
У него было печальное выражение приятное и печальное.
Уже три часа они перебирали события вечера в клубе, возвращаясь снова и снова к тому, что сказал Кронер в качестве прощального приветствия.
И он ни разу не отозвал тебя в сторонку на пару слов?
Сна у Аниты не было ни в одном глазу.
Честное скаутское, Анита, это все, что он сказал мне напоследок.
Она вдумчиво повторила слова Кронера: «Я хочу, чтобы вы, Пол, пришли ко мне и Маме на следующей неделе».
Вот и все.
И ничего о Питсбурге?
Нет, терпеливо сказал он. Я говорил тебе нет. Он поплотнее обернул успокоитель вокруг головы и еще выше подтянул колени. Нет.
Неужели я не имею права поинтересоваться? сказала она. По-видимому, он причинил ей боль. Неужели то, что ты говоришь мне, должно означать, что я не имею права заботиться о тебе?
Я рад, что ты заботишься, сказал он без всякого выражения. Очень хорошо, прекрасно, спасибо.
В этом полусне, полубреду перед ним вдруг предстало видение того, о чем обычно не думают, заявляя, что муж и жена одно целое, некое чудовище, трогательно странное и беспомощное, как сиамские близнецы.
Женщины ведь вникают в суть вещей так, как мужчины вникать просто не способны, говорила она. Мы замечаем важные вещи, которые мужчины пропускают. Кронеру сегодня вечером хотелось, чтобы ты сломал лед в вопросе о Питсбурге, а ты просто
Мы узнаем, что было у Кронера на уме, когда я приду к нему. А теперь давай, пожалуйста, спать.
Финнерти! сказала она. Это из-за него все пошло кувырком. Честное слово! Сколько еще он собирается у нас пробыть?
Мы ему осточертеем через пару дней, точно так же, как все вокруг.
НБПП не должно оставлять ему много времени на то, чтобы слоняться по всей стране и оскорблять старых друзей.
Он ушел. Он сейчас нигде не работает.
Она села на постели.
Они его вышвырнули? Вот молодцы!
Ушел. Они предлагали ему более высокий пост, только бы он остался. Но он так решил.
Он вдруг почувствовал, что эта тема, к которой он испытывал интерес, совершенно прогнала сон. Когда Анита без конца тараторила о Питсбурге, Пол сжимался в комок, натягивая на голову одеяло. Теперь же он почувствовал облегчение, и ему захотелось выпрямиться, как и подобает мужчине. «Финнерти» опять стало волшебным именем. Чувства Пола по отношению к нему совершили полный круг. Бодрое настроение и уверенность в себе, которых Пол не испытывал уже многие годы, чем бы он ни занимался, эти чувства как бы вдохнул в него Финнерти во время забавного посрамления Шашиста Чарли. Более того, мысли Пола пробудились, словно освеженные прохладным ветерком, было что-то чарующее в том, что сделал Финнерти, он ушел вещь почти столь же непостижимая и простая, как самоубийство.
Пол
Мммм
Твой отец верил, что ты в один прекрасный день станешь управляющим в Питсбурге. Если бы только он был жив, ничто не принесло бы ему большей радости, чем весть о том, что ты на этом посту.
Умммггг Он вспомнил, как Анита вскоре после их женитьбы раскопала в каком-то чемодане портрет его отца, увеличила его, поместила в рамку и преподнесла мужу в качестве подарка на день рождения. Портрет стоял сейчас там, где она поставила его, на письменном столе Пола. Это была первая вещь, которую Пол видел, вставая утром, и последняя, когда отправлялся спать. Анита никогда не встречалась с отцом Пола, и он сам мало рассказывал ей об отце; и все же она создала нечто вроде мифа об этом человеке, мифа, который позволял ей со знанием дела болтать целыми часами. Миф сей гласил, что отец Пола в молодые годы был таким же легкомысленным, как Пол, что сила, вознесшая его на самую вершину, пришла к нему в среднем возрасте, пришла именно в те годы, в которые только теперь вступал Пол.
Кронер тоже часто повторял, что Пол пойдет по стопам отца. Вера Кронера помогла в свое время Полу стать управляющим Илиума, и теперь эта вера может дать ему руководство Питсбургом. Когда Пол задумывался над своим столь легко доставшимся возвышением по иерархической лестнице, он иногда, вот в такие именно моменты, чувствовал себя неловко, словно какой-то шарлатан. Он справлялся со своими обязанностями тут уж ничего не скажешь, однако у него не было того, что было у его отца, у Кронера, у Шеферда и многих других: искренней веры в значимость того, что они делают; способности принять душой почти так, как это делает влюбленный, корпоративную личность, всемогущую и всеведущую. Короче говоря, Полу не хватало того, что делало его отца воинственным и великим: способности всерьез все это воспринимать.
А как ты думаешь поступить с Шефердом? сказала Анита.
Пол опять начал уходить в себя.
Поступить с Шефердом? Никак.
Если кто-нибудь не подрежет ему крылья, он в один прекрасный день перемахнет через головы всех.
Милости прошу.
Ты это серьезно?
Если серьезно, то я хочу спать.
Пружины ее матраца застонали, когда она опять улеглась. Потом она еще несколько минут вертелась, устраиваясь поудобней.
А ты знаешь, это забавно, сказала она.
Хмм?..
Я все время замечала, что иногда Шеферд очень на кого-то походит. И до сегодняшнего вечера никак не могла понять, на кого именно.
Мгм
И только сегодня я поняла наконец, что он точная копия твоего отца.
VII
Рядовой первого класса Эльмо Хэккетс-младший приблизился к шаху Братпура, доктору Юингу Холъярду из госдепартамента, Хашдрахру Миазме их переводчику, генералу армии Милфорду Бромли, начальнику лагеря генералу Уильяму Корбетту, командиру дивизии генерал-майору Эрлу Пруитту и их свите.
Рядовой первого класса Хэккетс стоял в среднем ряду первого отделения второго взвода второй роты первого батальона 427-го полка 107-й пехотной дивизии десятого корпуса двенадцатой армии, и он, оставаясь в строю, опускал свою левую ногу каждый раз, когда барабан издавал басовый грохот.
Ди-ви-зи-яяяя!.. закричал командир дивизии в микрофон.
По-о-о-лк! выкрикнули четыре командира полка.
Таль-о-о-он! заорали двенадцать батальонных командиров.
Рт-ааа! крикнули тридцать шесть ротных командиров.
Батаре-е-ея! крикнули двенадцать командиров батарей.
Взвод! рявкнули сто девяносто два командира взвода.
Хэккетс, сказал себе рядовой первого класса Хэккетс.
Стой!
Ать-два и Хэккетс встал.
«Равнение!» проорал громкоговоритель.
Равнение, равнение-нение-нение-нение эхом отозвались двести пятьдесят шесть голосов.
Равнение, сказал себе Хэккетс, рядовой первого класса.
На-пра-во!
Ать-два и Хэккетс сделал равнение направо. Он глянул в глаза шаха Братпура, духовного вождя шести миллионов человек в каких-то далеких краях.
Шах чуть заметно поклонился.
Хэккетс не поклонился в ответ потому что это не положено а он не намерен был делать каких-нибудь неположенных вещей черт бы их всех побрал ему оставалось всего каких-то двадцать три года тянуть эту лямку и тогда все будет покончено с армией и провались она в тартарары и через эти двадцать три года если какой-нибудь сучий потрох полковник или лейтенант или генерал подойдет к нему и скажет: «Отдать честь!» или «На плечо!» или «Почистить ботинки» или что-нибудь вроде этого он ему скажет: «Поцелуй-ка меня в задницу, сынок» и вытащит справку об увольнении в запас и плюнет ему в морду и пойдет себе надрывая живот от хохота потому как его двадцать пять лет закончены и все что ему нужно делать это посиживать со старыми дружками у Хукера в Эвансвилле и если чего дожидаться то только чека на получение заслуженной пенсии и катись-ка ты дружок потому что теперь я не намерен терпеть нагоняи от кого бы то ни было, потому что я с этим покончил и