Принять себя новую.
Такую, какой она никогда не была. И не думала, что будет.
Нужно время.
Данил ей его не даст, Лена это прекрасно понимает.
Он привез ее домой под утро, разбудив ревом байка всех окрестных собак, и сказал, что днем заедет. Это было заявлено не терпящим возражения тоном, уведомляющим.
Хозяин положения, как же.
Лена только головой покачала, осознавая, что он вполне может позволить так себя вести с ней.
Он далеко не дурак, просек ситуацию сразу.
Для него это игра, всего лишь игра, интересная своей новизной.
А вот она попала. Увязла. И все больше и больше увязает.
Еще немного и она потеряет все. Себя потеряет.
Лена позвонила маме. В конце концов, она все равно планировала уехать на август в деревню. Уедет чуть пораньше. Побудет подольше с Вадимкой.
Но мама сразу огорошила радостной новостью. Профсоюз непонятно почему расщедрился и выделил путевки в санаторий от завода, в Анапе.
Заезд через два дня, и они хотели бы забрать внука с собой. Лена не придумала, что возразить. Вадим будет просто счастлив, родителям она доверяла полностью. Такой случай нельзя упускать, да.
И она не обижается, нет. И она спокойно побудет в городе, отдохнет, выспится, да.
Они могут спокойно ехать. Она справится.
Лена смотрит, как Данил подъезжает прямо к подъезду, с шиком, вызывая нездоровый ажиотаж у соседок и малышни.
Как идёт к двери, невозможно привлекательный с своей молодости и уверенности.
Как весело подмигивает ошалевшим от такой наглости бабкам. Ноги слабеют, голова дуреет, тело горит.
Она не справится.
Не справится.
Данил сидит на своём привычном месте, в Гэтсби, дымит кальяном и наблюдает за танцполом. Вернее, за одним человеком на танцполе.
За одной.
Лена движется плавно, раскованно, глаза полузакрыты, распущенные волосы струятся вдоль спины, колышутся, как водоросли.
Она максимально расслаблена, лицо в мерцающих вспышках танцпола нереально красивое и молодое. Нежное.
Он и не знал, что она может двигаться так. Хотя мог бы догадаться, ведь в постели Лена огонь просто.
И дело даже не в технике, здесь её ещё учить и учить, дело в том, как она отдаётся процессу.
Полностью. Абсолютно. Ничего не оставляя себе.
И это заводит похлеще любой техничности. Это понимание, что твоя женщина полностью твоя. И душой и телом.
Такого у него ещё не было.
И Данил с удовольствием наблюдает за Леной, вспоминая прошедший месяц.
Как один день пролетевший.
Сладким кальянным дурманом.
Лена полюбила кальян. До этого она его даже не пробовала никогда.
Лена полюбила быструю езду на байке. Раньше она не садилась на него. Лена полюбила спонтанный секс. Хоть она особо и не делилась, но по её реакциям становилось понятно, что этого она тоже никогда не пробовала.
Данилу нереально нравится её непосредственная чистая реакция на него, на то, что он делает с ней. Ему нравится роль первооткрывателя.
Лена чище, чем все девки, что были у него раньше.
Он с удовольствием глубоко затягивается, ощущая, как сладкий дурман кружит голову. Это совсем лёгкая дрянь, практически незаметная.
Ему что слону дробина, учитывая общажный опыт, когда чего только не пробовал, а Лену унесло с одной затяжки.
Легко так унесло, приятно, и теперь Данил наслаждается своим новым открытием: Лена умеет и любит танцевать.
Причём так танцует, что, если б не лёгкий расслабон, то уже давно бы прекратил это все, утащил её куда-нибудь, в местечко поукромней, и вытрахал всю душу.
Но это можно потом, потом Потом обязательно.
А пока что он получает удовольствие, наблюдая.
Данил ловит себя на том, что улыбается. Непроизвольно. Как раньше. Он вообще стал больше улыбаться за этот месяц.
Практически, как тогда. Когда мир был добрым и открытым, а родители живыми.
Когда он был солнечным мальчиком.
Данил иногда думает, а что бы было, если б они тогда остались с ним, как он просил, не поехали никуда? Каким бы он был сейчас?
Баловнем судьбы, золотым ребёнком, которому так легко все удаётся? А, может, наоборот, быстро бы разочаровался, или влип, по своей неистребимой вере в то, что с ним никогда ничего плохого не произойдёт, в какую-нибудь хрень?
Привык полагаться на каменную стену за своей спиной?
На подушку безопасности?
Его мир изменился в одну секунду, и ему ничего не оставалось, как приспосабливаться. Давить тоску и обиду на несправедливость. И включать голову.
Хотя, поначалу, без дерьма не обошлось, конечно.
Всё отцовские активы оказались внезапно на партнёре, его доля переписана за несколько дней до аварии.
И нет, это никому не показалось странным.
Семнадцатилетнего парня, только окончившего школу, слушать никто не стал.
Хорошо, хоть хватило ума свалить. И не отсвечивать. Без денег, зато живой.
Каблуха порадовала новыми знакомствами. И новым жизненным опытом.
Жрать хотелось постоянно, деньги нашлись быстро и не особо законно. Он всегда был на короткой ноге с техникой. И умел смотреть шире на мир. Это помогло.
Ну а затем удача, помноженная на природное обаяние и приобретенную жестокость. Теперь у него было все, о чем может мечтать парень его возраста. Его магазины работали без его участия, процесс отлажен идеально. Его партнёры ценили его как человека слова, несмотря на возраст. Впрочем, в той сфере, где он крутился, все были примерно одного возраста. Плюс минус пять лет.
У него было любимое увлечение, его байк, и место среди байкерской тусовки.
И планы тоже были.
Но пока что не особо оформившиеся.
Лене повезло угодить в тот период, когда он решил отдохнуть. Развлечься. В сентябре он планировал большое путешествие по Европе на байках. В составе группы.
И хотел, чтоб Лена поехала с ним.
Она об этом ещё не знала, но скоро узнает.
А пока
Данил прищурился на какого-то мужика, уже несколько кругов нарезавшего вокруг его женщины.
Данил не мог его винить. За месяц общения с ним в Лене мало осталось от той зажатой училки, что была когда-то. Она раскрылась, как цветок, и конечно же, манила к себе.
Сексуальность, скрытая под слоями наносного, которую Данил углядел сразу же, сквозила в каждом движении, особенно сейчас, когда она была так расслаблена и спокойна.
Данил не мог винить. Но и спускать такие подкаты не был намерен.
Сбегая вниз, на танцпол и машинально подводя плечами, он мельком подумал, что Серёга будет опять орать.
Ну да и хер с ним.
Сентябрь
Данил притормозил возле МакДональдса, который во Франции ничем не отличался от российского, устало снял шлем.
Жарища, блядь, не сентябрьская. Духота, смог, и дикое количество арабов на улицах. Лен, малыш, дай попить, попросил он, не оборачиваясь, разглядывая Эйфелеву башню.
Да какая Лена! капризный высокий голосок за спиной заставил вздрогнуть, зая, ну опять!
Он мотнул головой с досадой.
Блядь. Как же ее? В голове было пусто. Ладно, как обычно тогда.
Котенок, ну прости, он притянул к себе надувшуюся девушку, шлепнул по упругой попке, давай сгоняй за водой мне.
И поморщился, глядя на удаляющуюся длинноногую фигурку. Как же ее зовут? Блядь.
Десять раз пожалел уже, что взял ее. Уж лучше бы один. Ну посмеялась бы братва, поподкалывали. Все легче, чем каждый раз в мучениях ее имя вспоминать. Или называть ее Леной.
Но хотелось отомстить. Мелко, пакостно, глупо. Показать глупой бабе, что она потеряла. Кого она потеряла.
Хотелось больно сделать. Сделал. Себе.
Данил устало вытер мокрый лоб, покосился на подрулившего Серегу.
Чего, Дашку за водой отправил?
Точно, Дашка!
Ага
Серега посмотрел в лицо приятеля, сплюнул.
Дебил ты Нахуй было брать вообще? Только девчонку мучишь и сам мучишься.
Заткнись, знаток, бля
Данил опять непроизвольно поморщился. Очень жалко это прозвучало. По-детски.
Он себя вообще по-детски ведет. Как идиот неполноценный. Особенно на фоне Лены.
Вот она, блядь, взрослая. Если решение принимает, то идет до конца.
Так решительно его выбросила из своей жизни. По-взрослому. Круто.
Он не поверил сначала.
Реально не поверил, когда она отказалась с ним ехать. Психанул. Попробовал надавить.
Она же слабая, легко поддавалась всегда его напору. А тут ни в какую.
Потом попробовал договориться. Решить вопрос.
Какая, бля, работа? Это у нее работа? Да ну нахер! Какая ипотека? Да смешно же, все решаемо!
Сына тоже можно пристроить. Ведь жил же он где-то все это время? Вот и дальше поживет.
Последнего озвучивать не стоило. Это он позже понял.
А тогда охерел просто, наблюдая превращение нежной и податливой, жадной до секса и до его тела Леночки в бешеную бабу.
Заработал по морде.
Был послан нахер.
Обиделся до глубины души.
И пошел, куда послала. С твердым намерением проучить эту сучку. Показать, кто есть кто.
Плюнул, злобно оскалившись, сел на своего зверя и рванул в клуб, где нажрался и долго изливал душу попавшему под горячую руку Серёге.
А потом отправился завершать ночь с случайной бабой.
Потому что хватит.
Потому что нехер.
И на следующий день, мучаясь головной болью, глядел на незнакомую бабу в своей постели чуть ли не с отвращением. Он мало того, что ни хера не помнил, что с ней делал, так ещё и даже особенного послесексового расслабона не чувствовал.
Только омерзение.
Поискал презерватив, нашёл, порадовался, что вчера с ума окончательно не сошёл все таки.
И вечером начал серьёзную подготовку к поездке. Пока суть да дело Лена не дура все же, взвесит ситуацию, обдумает.
И согласится.
Подуется немного и прибежит. Сама. Она же по нему, как кошка, с ума сходит. Не сможет долго морозиться.
Через два дня он начал беспокоиться. Лена не звонила, никак не проявлялась. Может, случилось что?
Он приехал к дому, пропас её.
Издалека, так, чтоб не видела.
Лена не выглядела расстроенной. Шла себе, с мальчишкой лет шести, тёмноволосым и крепеньким, совершенно на неё не похожим, улыбалась.
Нет, не выглядела расстроенной. Довольной выглядела.
Данил скрипнул зубами. Дождался, пока зайдут в подъезд, и свалил.
Не скучает, значит. Не думает. Живёт, как раньше. Как будто не было ничего. Как будто его не было. И этих каникул летних не было.
Данил с трудом сдерживал злость.
На себя.
Какого хера? Ну как щенок ведь!
На ситуацию. Глупую, мелодраматичную до невозможности.
На неё.
На неё больше всего. Сучка, вот сучка!
Да как она может быть такой спокойной, такой довольной, такой Сексуальной. Без него.
На следующий день ноги сами принесли его к её дому. Он залез на сайт школы, выяснил расписание. Она сегодня должна закончить в час.
Поставил байк на видном месте, облокотился. В конце концов он не собирается её караулить, как зверь.
Просто надо поставить точку. И забыть.
Лена увлеклась разглядыванием чего-то у себя в сумочке, поэтому заметила его не сразу.
Остановилась, видно собираясь с силами.
И пошла навстречу.
Он смотрел, как она идёт, цокая каблучками. Строгий костюм. Аккуратная прическа. Очень спокойная. Очень решительная. Очень сексуальная.
Привет. Голос сухой и строгий.
Бля, а он завёлся ведь.
Интересно, сколько литров спермы надрочила на её строгий образ школота?
Она и сама не знает, насколько сложно с ней просто стоять и разговаривать.
Привет. В дом пригласишь?
А стоит?
Ну Может и нет Я смотрю, соседки вон повыползали
Лена растерянно оглянулась, поджала губы.
Данил Ну зачем ты приехал?
Поговорить хотел. Узнать, как дела.
Данил Лена подошла ближе, мягко положила руку на его предплечье. Не надо, Данил. Не надо.
Она развернулась и все так же решительно пошла прочь.
А Данил смотрел ей вслед, ощущая как её прикосновение жжёт через рукав мотоциклетной куртки, и чувствуя, как затапливает, разливается через край, неконтролируемая злость, мешая оценить нормально ситуацию, толкая на необдуманные поступки.
Если б рядом в этот момент по недоразумению оказались люди, неплохо его знающие, то уже по выражению лица поняли бы, что надвигается тотальный пиздец. И сваливать с линии обстрела надо как можно быстрее.
Лена вскрикивает тихо от неожиданности, когда он разворачивает её за локоть возле двери, смотрит в глаза, слегка расширенные и испуганные. И этот испуг, а ещё таящееся в глубине жадное тёмное предвкушение, так легко прочитываемое им, окончательно сносят уже основательно поехавшую от злости крышу.
Данил уже мало что соображает, все силы направляя на то, чтоб сдержаться. Чтоб не накинуться на неё прямо в подъезде.
Вынимает ключи из ослабевших рук, открывает дверь, заталкивает Лену внутрь.
История повторяется, да? Только страшнее и больнее. Пронзительнее.
Лена, как и в прошлый раз, не сопротивляется.
А может, он просто не замечает.
В любом случае, думать он будет потом. А сейчас он только чувствует.
Голод.
Оказывается, он дико голоден. Как зверь, готов сожрать её всю, целиком. Это понимается только рядом с ней. Потому что, коснувшись, остановиться невозможно.
Боль.
Её тело горячее под его руками, он обжигается, касаясь, сжимая, направляя, и удовольствие от боли нереальное.
Сладость.
Её губы, её кожа, её дыхание Её сбивчивый, упрашивающий одуматься, шепот:
Даня, зачем? Даня Ну это же ничего не решит
Всё это такое сладкое, такое манящее, что хочется вгрызться в эти губы, прикусить эту кожу, поймать это дыхание.
Что он и делает, отвечая на еле слышную сладкую прерывистую мольбу злобным и окончательным:
Похуй.
Лена больше ничего не говорит, а, может, он уже просто не слышит?
Тряпки рвутся легко, как бумажные, Данил не может отказать себе в удовольствии провести обеими руками от плеч до выступающих косточек таза, по звериному, на осязательном, тактильном уровне оживляя воспоминания о её коже, о подрагивающих под его пальцами мышцах живота.
И не выдерживая, и срываясь окончательно в диком желании ощутить её всем своим телом, сразу, полностью.
Лена вздрагивает и закусывает губу, когда он дёргает её на себя и резко входит. Выгибается, так сладко-мучительно, и тоже не сдерживается больше, стонет, поддаваясь, как всегда поддаваясь его напору.
Он движется медленно, неторопливо, желая продлить, прочувствовать как можно полнее её, обстоятельно ответить на все касания, на все поцелуи, на каждый вздох, каждый стон.
И как можно глубже заглянуть в омут глаз.
Найти там ответ на свой вопрос, свое невысказанное предложение.
Но Лена отворачивается. Занавешивается ресницами. Прячется. Даже сейчас прячется.
И Данил снова звереет.
И наращивает темп, уже не спрашивая наказывая. Заставляя смотреть в глаза. Не отворачиваясь. Заставляя дать ответ.
Легко шлепает по щеке, глаза женщины от неожиданности распахиваются сильнее, губы дрожат, но он ловит эту дрожь поцелуем, переплавляя обиду в болезненное наслаждение.
Это особый вид кайфа, звериный, ощущение полного подчинения, ощущение своей власти.
Такого он с ней ещё не делал.
А сейчас Может, больше никогда
И, хоть остаток мозга кричит, что не надо, не время, нельзя, Данил уже все решил.
Лена стонет от резкого переворота на живот.
Данил берет обе её руки, заставляет охватить прутья спинки уже основательно разьебанной кровати, накрывая сжавшиеся на металле кулачки своими широкими ладонями.
Не убирай руки, шепчет на ушко, накрывая её всем телом, одновременно делая рывок вперёд, в неё, получая острое удовольствие от внезапной тесноты.
Лена немного испугана таким обращением, резкой сменой эмоций и позы, непроизвольно сокращает мышцы, доставляя дополнительный кайф Данилу. Он не выпускает её кулачки из своих рук, полностью обездвиживая, не позволяя не то что двинуться по своей воле, но даже и вздохнуть свободно.