Как-то Ковальский заметил, что перекусившие возвращаются подозрительно порозовевшими и притихшими, стараясь не привлекать к себе внимания. Всё открылось, когда вместе с одним из таких «перекусивших» перекрывал большую задвижку на эстакаде. От напарника пахло спиртным.
Тогда, спустившись на землю, Ковальский крепко отчитал провинившегося и попросил от его имени предупредить остальных, что выпивки не допустит. Пусть прекратят по-доброму. Без выяснения отношений.
Сейчас догадывался, что где-то явно идёт «перекус». Но где? «Искать не буду, не ищейка же я? Но что-то надо делать», соображал он.
Дальняя дверь в операторную со стороны раздевалки открылась и вошёл один из сменных котельщиков разбитной, но безобидный и безотказный в общем-то малый.
Станиславич, пойдёте со мной?.. проговорил он, испытывающе глядя на Ковальского.
Куда?
Александр уже всё понял: «Кажется, провокация», пронеслось в голове.
Парень, как мог, ответил:
В бытовке, мы, это, ну, они, в общем меня послали вас пригласить
Не в женской бытовке-то хотя бы, а? произнёс Ковальский и отметил про себя: «Завожусь, кажется Но не тютей же сейчас быть? Слопают».
Они вошли в бытовку. У стола, выдвинутого на просторное место меж шкафов, шесть человек. Так хорошо пахло свежеиспечённой картошкой и горячей колбасой! Идиллия, да и только!
«Вот, черти, и машинисты здесь, и насосчики. Все рабочие места ослаблены, по одному человеку осталось. Рисковые ребята, однако! Случись неполадка, оперативности в переключениях не будет. Недалеко до беды!»
Товарищ начальник, от стола выдвинулся кареглазый, с широким плоским лицом Фёдор Абдулатипов. По маленькой перед картошечкой, уважьте и не судите строго!
Фёдор говорил вкрадчиво, тихо. Смотрел цепкими глазами нагло и выжидательно.
«Только дай коготку увязнуть по локоть оторвут. Выпей раз, второй уже не откажешься, либо не сможешь запретить. Проверяют, черти», пронеслось в голове. Спросил:
Что это? и указал на бутылку из-под молока в центре стола.
Он угадал ответ.
Спиртяшка заводской, но не думайте, что так себе. Перетроенный три раза перегоняли, по Менделееву. И очищенный есть умельцы.
Есть, есть, подтвердили остальные чуть ли не хором.
Ковальский увидел, что форточка напротив открыта. «Только бы попасть тогда будет эффект, а если в оконный переплёт или в стекло конфуз».
Фёдор, перехватив его взгляд, враз понял: разливать не придётся. Потянулся за бутылкой, но Ковальский опередил, ухватив цепко пальцами за самую макушку, вырвал её из окружения душистой закуски.
Хорошие мои! На природе, после работы с вами с удовольствием, а сейчас
Не попадёте! упредил его Фёдор.
Все разом уставились на форточку.
Какой натюрморт пропадёт, дурашливо простонал парень, который звал Ковальского в бытовку.
Стол шириной в метр и от него до стены больше двух. Ковальский, приняв бутылку из левой руки в правую за донышко, пообещал:
Фёдор, беги, если с той стороны поймаешь твоя. Возражений нет?
Нет, начальник, не побегу бутылка здесь грохнется.
Посмотрим! лицо у Ковальского хищно дёрнулось.
Посмотрим, как эхом, отозвался Абдулатипов.
Казалось, о выпивке забыли. Бытовка превратилась в маленькую спортивную арену с болельщиками. Хитрец Фёдор, поняв, что Ковальский всё равно пить не будет, увёл всех от общего поражения на одном поле, чтобы взять реванш на другом.
Давайте! Чё медлите?!
Он ждал обструкции молодого начальника. Ковальский, не размахиваясь, как ядро, от плеча, толкнул бутылку в форточку. В мёртвой тишине прозвучало:
Это последнее толкание ядра, второго раза не будет. Понятно?
Фёдор нашёлся первым действительно, шельма! Захлопал в ладони. Его нестройно поддержали остальные.
Ковальский вышел.
Никогда «перекуса» больше в своей смене он не замечал.
* * *
Вскоре в одну из дневных смен диспетчер завода сообщил Ковальскому, что Самарин приглашает его после работы к себе.
Александр вошёл в приёмную директора. Там была ещё одна дверь, чуть поменьше, нужная Александру. Не успел заговорить, как секретарь приветливо пояснила:
Валентин Сафронович предупредил о вас. Как освободится доложу. Садитесь. У него сейчас гость из Москвы.
Ковальский сел, огляделся. После приёма на работу и разговора у директора больше в этом светлом официальном помещении он не был. Но секретарь его запомнила. Это Александр отметил.
«Росточком ей, наверное, директор до плеча не достанет», только успел расслабиться Ковальский, как дверь открылась и вышли два высоких, статных, улыбающихся человека. Самарин, прижимая ладонью рассыпавшуюся рыжую шевелюру, энергично говорил:
отчёт по результатам испытаний пришлю с оказией недели через две
Хорошо, тогда мы всё успеем, отвечал ладный, в светлом костюме собеседник, похожий на артиста Ланового. И белозубо улыбнулся. Главный у себя? спросил он секретаря.
Да.
Я гляну, подавая руку Самарину, сказал «Лановой» и через мгновение пружинистой походкой вышел из приёмной.
Ковальский, заходи, пригласил Самарин.
Предложив сесть, он выдержал паузу и спросил:
Как работается? Наверное, не ожидал: есть много и рутинного, и зряшнего.
Нормально.
Все рабочие места освоил?
Все.
Это хорошо. Он сел за стол, заваленный бумагами. Понимаешь, наращиваются мощности. У вас в цехе перед твоим приходом вынужденно построили восьмую печь пиролиза. Тягой она более-менее обеспечена, смонтировали дополнительный дымосос. А вот, если девятую соорудить, хватит ли тяги без дополнительных дымососов и трубы? Печь должна быть производительностью не менее семи тонн по сырью. Недостаёт этилена, а строительство нового, более мощного производства затягивается. Посмотри методики расчёта у проектировщиков в отделе, в библиотеке
Я считал на кафедре в институте такие вещи. Мне знакомо.
Тогда готов?
Да! подтвердил Ковальский. Когда нужно?
Как сделаешь ко мне
Александр действительно уже делал подобные расчеты. «Но почему это поручено мне? Есть же проектно-конструкторский отдел? Здесь что-то не то».
Он решил всё посмотреть внимательно. Со старшим аппаратчиком обследовал горелки на всех печах, осмотрел «боров» большой, выложенный огнеупорным кирпичом и накрытый сверху железобетонными плитами канал в земле. По нему удалялись дымовые газы из печей.
И уже через две недели, сидя за знакомым столом, докладывал Самарину:
По моим прикидкам, Александр говорил намеренно без пафоса, решив, что так будет правильнее, семитонную печь ставить можно.
Где нашли дополнительную тягу?
Сила тяги зависит от разницы температур после печи и на выходе из трубы, верно? немножко смутившись, проговорил Ковальский.
Допустим.
Или от разницы давлений в тех же точках, коль давление есть производная температуры
Самарин согласно молчал.
Мы нашли у металлической трубы, которая когда-то была проложена вместо кирпичного подземного «борова», метров в пятнадцать неизолированный участок. Там потеря тяги. Этот участок не виден, проходит между зданием и аппаратами. Его надо хорошо заизолировать и все дела. Диаметр большой тысяча миллиметров. На пять тонн нагрузки тяга есть.
А на остальные? Где нашёл?
Больше можно набрать, не торопясь, ответил Ковальский, недожёг топлива в печах потеря мощностей. Надо заниматься режимом горения. Потом многочисленные неплотности в печах и в самом «борове» тянут лишний воздух в систему Если серьёзно поработать и больше найдётся.
Расчёты оставить можешь?
Да, я приготовил пояснительную записку. Вот, тут и расчёты, и перечень мер.
Прощаясь, Самарин встал из-за стола и проводил его до двери. «Как того «Ланового» из Москвы», отметил про себя Ковальский.
Вернувшись к столу, Самарин потянулся к телефону. Через десяток секунд веско громыхнул в трубку:
Дмитрий Михайлович, что же твои технологи-расчётчики, не выходя из кабинетов, не видя цеха, считают? Они у тебя привязаны к стульям? Чиновники!
Не понял? прозвучало на том конце провода.
Заходи прямо сейчас, поймёшь
Через два дня, в дневную смену, начальник цеха Чухвичёв попридержал проходившего мимо Ковальского.
Александр, как же это ты? Расчёты делаешь, резервы вскрываешь? И через голову руководства цеха действуешь, а? Не очень-то
Я не думал об этом. Поручили сделал, искренне ответил Ковальский.
Ну-ну, непонятно отреагировал Чухвичёв. Не думал он И добавил уже более внятное: Непохоже, что не думал
III
Позвонила Влада Чарушина. Это неожиданность для Ковальского.
Вахтёр знала, что ты после ночной смены спишь, пояснил посыльный, но твоя знакомая упрямо требовала разбудить. Настойчивая. Говорит, вместе учились.
Спускаясь на первый этаж, Ковальский чувствовал, что будто идёт на встречу с уже, казалось бы, невозвратным прошлым. Взяв трубку, услышал бодрый и сочный голос:
Ну, бирючина! Ты таким, вроде, не был. Спит, говорят! Прячешься, поди, от тутошних женщин. Уже запутался?
Договорились встретиться. Она, оказывается, хорошо знала город. У неё здесь жила тётка, к ней изредка и наезжала.
«Что сделать, чтобы избежать разговора, подобного тому, который был в последний раз в общежитии, не дать повода к возобновлению прежних отношений?» уныло думал Ковальский. Ему интересно было увидеть Владу, в этом он признался себе. Соскучился по однокашникам, по студенческому времени. А Влада оттуда, частица той жизни. Уже полтора года прошло, и ни разу никто не появился. Она первая.
Ты знаешь, хочется выпить немножко за встречу, произнесла Влада.
Ресторанный столик у окна, и Чарушина изредка поглядывала на улицу, словно кого-то ожидала.
Давай, но только мне нельзя.
Что так?
Сегодня ночная смена.
Скучно как
Она так естественно огорчилась, что Ковальский вздрогнул: «Неужели думала, что приглашу к себе в общежитие?».
Александр непроизвольно для себя отметил, что перед ним красивая, очень эффектная женщина, которая осознаёт это и верит в себя. И пусть хоть десятки Ковальских будут равнодушны к ней их дело. Она себе цену знает.
Тогда и я не стану, Влада потянулась за меню. Тем более, я и не очень хотела, так
Вырез светлой кофточки на её шее вытянулся, с левой стороны обнаружились узорчатая бретелька и край белоснежной сорочки. Будто несколько раз искусно отрепетировано. Так всё элегантно. И клинышек сорочки, и румянец на светлом лице, и влажные глубокие глаза могли в один миг привлечь мужской взгляд и заставить волноваться.
Ковальский отметил это спокойно.
Когда, приняв заказ, официант ушёл, Влада, как бы для порядка, спросила:
Рассказывай, как тут развернулся
Работаю. Живу
Чувствую: скучно живёшь. А на личном фронте?
Он решил всё обозначить одним махом и сказал то, о чём промолчал тогда, в последнюю их встречу.
У меня сын есть.
Сын?! То-то я вижу, серый такой. Влип?! На лице её обозначилось искреннее удивление: Это когда же успел? Значит угадала, когда по телефону говорила, что прячешься. Развернулся в этом городишке пошире, чем в областном! Она непринуждённо засмеялась. Наконец-то тебя посадили на якорь. Нашлась одна. Я ей завидую не промахнулась! Такой муженёк будет! Уж ребёнка-то не бросишь женишься, как миленький. По-другому не сможешь. Ты в общем-то потенциально положительный семьянин. Я поняла тебя. А донжуанство твоё возрастное, это пройдёт. Такие потом, перебесившись, бывают очень смирненькими. Надоела своим разговором, сидишь, позёвываешь?
Просто я после ночной. И снова сегодня
Ты работаешь по сменам?
Да, начальником смены в цехе.
И надолго?
«Наверняка у неё кто-то есть, чувствуется. Уверена. Спокойна. Даже не стала уточнять про сына. Хорошо! Мне проще», подумал он, не успев ответить на вопрос.
Долго так собираешься работать? переспросила она.
Я не тороплюсь вверх. Хочется всё самому потрогать руками. Знаешь, нам по основному процессу, пиролизу, всего две лекции читали. А тут целая технология производства олефинов! От одного моего цеха зависит весь завод! Я забегаю в заводскую библиотеку: десятка два уже первоисточников посмотрел. Нам мало давали в институте. Общие принципы и навыки работы самостоятельно.
Это и важно. Таким, как ты, упёртым, что ещё? Сам докопаешься. Ты трудяга!
Они беседовали не спеша. Многое вспомнили. Чаще с улыбкой. Оказывается, она трудится в областном комитете по охране природных ресурсов. Но ей не нравится.
Скоро уеду. Куда, пока не могу сказать А наш Инок в Казани со своим шефом. И уже в этом году будет защищать диссертацию. Каково? Вот нарезает обороты!
Мы из неторопливых.
Она всё-таки выпила рюмку водки. И он оценил это как знак: «Прощается со мной».
На автобусной остановке Влада сверкнула глазами:
Нарочно придумал, что тебе надо в ночь, чтобы от меня отделаться?
Александр опешил. Не мог понять, шутит или ей это действительно важно?
Ладно, ладно отпускаю. Всё! Теперь уже навсегда!
Когда подошёл автобус, Влада у всех на виду поцеловала его в губы, притянув энергично за ворот куртки. И вскочила на подножку. Красивая и чужая.
Ну, вот и всё, неопределённо произнёс Ковальский.
Весь остаток вечера он хандрил, но, когда приехал на завод и принял смену, открылось второе дыхание. Вернувшись утром и проспав полдня, удивился: встреча с Владой была будто и не с ним. А если и была, то как во сне. Или как увиденный в кино кусок чужой жизни в их невольном исполнении Кто-то, против его воли, сотворил эту встречу. Поди угадай, для чего
IV
Через два дня после свидания с Владой, едва войдя в общежитие, Ковальский услышал незнакомый завораживающий голос. Этот голос доносился из красного уголка, дверь которого открыта. Ковальский быстро приблизился и заглянул: зал полон. Мужчина лет сорока, рослый и смуглый, читал стихи.
Поражал его необычно высокий лоб и уверенная, покоряющая интонация. Когда он закончил, все громко зааплодировали. Послышались возгласы: «Ещё!».
Хорошо, сказал человек с высоким лбом, прочту.
И снова зазвучал выразительный голос:
Многообразно зло природы!Среди коричневых ночей,Как тонкостенные триоды,Мерцают головы врачей.Он тоже вздрагивает,Скальпель,Он тоже, собственно, не бог!..Перчатки содраны, как скальпы,С усталых рук,И левый бокЩемит и жжёт Там бродит сердце,Как непутёвая вдова.Врачи, мои единоверцы,Роняют горькие словаО том, что снова опоздали.В глаза не хочется смотретьИ я смотрю в такие дали,Что вижу собственную смертьКто это? негромко спросил Александр подошедшего вахтёра.
Владимир Шостко, наш. А этих, которые за столом сидят, писателей не знаю. Кажется, Павлов и Вятский. Так в объявлении значится.
Ковальский потихоньку прошёл в конец зала и сел.
А где-то трещали фрегаты, фелюгиИ вылезала наверх матросняКрепить паруса,Задраивать люкиИ отпевать хрипловато меня.Теперь-то он признал Шостко. Два его сборника у Ковальского были. Стихи поражали непохожестью на те, что обычно попадались на глаза. Но в своём общежитии увидеть поэта не ожидал, хотя и знал, что живут в одном городе и работает он врачом на «скорой помощи». Ему и в голову раньше не приходило попытаться встретиться.
Когда вечер закончился, Ковальский решил, что надо обязательно подойти к Шостко. Нельзя, чтобы так просто он ушёл. Живой поэт!
И подошёл.
Владимир Владимирович, я Ковальский Александр, инженер. Живу в этом общежитии, если не возражаете, можем подняться ко мне.
Зачем? бодро откликнулся поэт.
Ковальский сам удивился своему ответу:
Поговорим. Есть водка и сало! Извините!..
Шостко непринуждённо расхохотался.
И потом, я пробую писать стихи. Их накопилась целая тетрадка, словно продолжая извиняться за грубую приземлённость сказанного, выдохнул Александр.