Сесиль была храброй. И ты тоже храбрая. Одри взяла Лару за подбородок и взглянула ей в глаза. Мы многим обязаны этой женщине. Сейчас она должна быть с тобой. Довольно она пробыла в моём коридоре.
Лара присела на корточки, чтобы лучше рассмотреть картину, и подняла раму с пола. Цвета в комнате с ярким светом смотрелись совсем иначе, чем в слабо освещённом коридоре на фермах Кабо.
Если я и храбрая, то научилась этому у тебя, матушка. Спасибо тебе.
Ощупывая раму, Лара думала о том, как сильно мать помогала ей в эти месяцы. Хотя она часто закатывала глаза по поводу суетливости Одри, та создала для неё безопасное пространство, когда всё остальное развалилось на части.
Ничего из этого я не смогла бы сделать без тебя.
Одри покраснела и оправила рубашку, засопев, будто вот-вот заплачет.
Ну всё, ладно тебе. Меняя тему, она принялась расстёгивать чехол, как Лара предполагала, с каким-то нарядом.
Ты сказала, это для приёма, да? Пока мать держала вешалку, Лара стянула мешок, и наружу хлынула волна тёмно-синего шифона. Платье с лифом без бретелек подошло бы кукле, винтажной Барби. С узкой талии струилась вниз пышная юбка из многочисленных слоёв фатина разной длины, сплошной водопад ткани, переливающийся всеми оттенками павлиньего пера. Господи, оно, должно быть, стоило кучу денег.
О да, согласилась Одри. Не запачкай его в пыли. Ну что, хочешь его как-то изменить?
Лара улыбнулась.
Нет. Оно идеально. Спасибо тебе!
Одри проигнорировала её и отвернулась, прерывая трогательный момент.
А эта картина будет отлично смотреться с ковром, который я тебе только что купила. Лиловый с золотом, очень нарядный. В самый раз для этой комнаты. Ещё тебе нужны деревянные ставни. Одри окинула комнату изучающим взглядом. И серебряный чайный сервиз.
Пришёл Оджоб и уселся у ног Лары, привалился к ней.
И его тоже можешь забрать, когда захочешь. Он по тебе скучает.
Словно в ответ на её слова, Оджоб вздохнул и растянулся на полу в позе сфинкса. Оджоб принадлежал ей, а Мисс Маннипенни её матери. Хьюго, их вожака, крошечного вельштерьера, сегодня не было.
Одри заново надела солнечные очки, висевшие спереди на вороте её футболки, и двинулась к двери. Оджоб и Манипенни вскочили и опрометью бросились к выходу, чтобы женщина, которая их кормит, не забыла их здесь.
Я заеду завтра в шесть забрать тебя в цирк.
Лара нахмурилась.
Я вряд ли поеду в этом году.
Глупости, отрезала Одри. Если ты не поедешь, Риволи обидятся.
Спустившись по ступенькам, она открыла заднюю дверь машины, впуская собак, и Оджоб тут же устроился между передними креслами, чтобы, как всегда, наблюдать за дорогой через лобовое стекло. Уже с водительского сиденья Одри подытожила, высунувшись в окно:
Цирк, завтра в шесть! Никаких отговорок!
Лара отсалютовала ей.
Одри стянула очки на нос.
И ещё, Лара
Лара нагнулась к ней.
Он в любой момент мог не вернуться к тебе, ты это знала. Я рада видеть, что ты налаживаешь свою жизнь.
Лара посмотрела вниз на свои пыльные кеды. Она никак не могла избавиться от ощущения, что Одри говорит ей не всю правду. Они никогда не лгали друг другу, но мать однозначно что-то скрывала.
И пригласи рабочего отремонтировать пол, хорошо?
После этих слов дверь машины хлопнула, и чёрная «Сьерра Гранде» с логотипом «Фермы Кабо» поехала прочь.
Вернувшись в дом, Лара остановилась и посмотрела на картину сверху вниз, прежде чем её поднять. Маленькая рама была очень тяжёлой на вес. Лара прикинула, что в ней, должно быть, фунтов пятнадцать золота и дерева. На картине была изображена миниатюрная блондинка в приглушённо-бирюзовом трико с коричневыми самоцветами, стоящая на спине белой лошади. Её высоко поднятые руки замерли в идеальном равновесии. Лошадь, украшенная убором с бирюзовыми перьями, летела вскачь. Хотя черты лица молодой Сесиль были видны совершенно чётко, в остальном картина как будто побывала под дождём; на масляной краске были отчётливо заметны потёки. По первому впечатлению взгляд приковывали фигуры лошади и наездницы, но также с большой тщательностью художник уловил лица зрителей в первом ряду. Одетые в свои лучшие наряды, несколько посетителей на галёрке держали фужеры с шампанским, лица подсвечивали огни сцены. В середине бородатый мужчина с копной рыжих волос указывал на арену, а женщина рядом с ним закрывала лицо руками, будто боясь, что наездница вот-вот упадет.
Хотя картина была написана не в реалистической манере, её нельзя было назвать полностью модернистской. На полотне были хорошо заметны крупные, фактурные мазки, так не похожие на гладкие залакированные холсты, которые Лара видела в музеях Нью-Йорка, Вашингтона и даже Парижа и Рима когда была там во время учёбы в колледже.
Лара хорошо знала историю своей семьи. Сесиль Кабо уехала из Франции в сентябре 1926 года с грудной дочерью Марго. Об отце Марго мало что было известно, Сесиль сообщила, что он умер от инфлюэнцы, и в целом его персона ни на что не влияла. Сесиль совершила плавание через океан: отплыла из порта Гавра на лайнере «SS De Grasse», прибыла в гавань Нью-Йорка спустя пять дней. У неё было мало денег, она услышала о работе на стекольном заводе неподалёку от Керриган Фоллз и устроилась туда на сборочный конвейер делать банки для горчицы «Золтан». Она проработала на конвейере шесть месяцев, когда попыталась получить место портнихи при Дафне Лунд, жене владельца фабрики Бертрана Лунда. Сесиль нарисовала для миссис Лунд несколько эскизов платьев и доказала свою изобретательность как швеи, придав парижский шик весеннему гардеробу Дафны. Великая Депрессия не так сильно ударила по семье Лунд, как по другим предпринимателям, так что Сесиль сохранила место и продолжала придумывать для миссис Лунд преимущественно вечерние платья, ездила с ней в Нью-Йорк выбирать шёлк и тафту и расшивала корсажи бисером. В течение года она сделалась незаменимой.
В одну из редких верховых прогулок, на которые она выбиралась с детьми Лундов, Сесиль спасла их младшего сына от понесшей лошади, догнав её и втащив мальчика в своё седло, когда кавалькада уже почти влетела в рощицу, где ветки снесли бы ребёнку голову. Супруги уже потеряли двоих детей, и миссис Лунд была так благодарна Сесиль, что Бертран Лунд вознаградил её за героический поступок, наняв управлять довольно развитым семейным конехозяйством. Мистер Лунд прежде не знал, что его портниха превосходная наездница. Позже она приобрела у Лунда пятьдесят акров земли и построила современную ферму, а её дочь, Марго, воспитывалась вместе с детьми Лунда.
В 1938 году на скопленные деньги Сесиль, оставив службу у семьи Лундов, основала выездное конное шоу со своим пикапом «Шевроле» и прицепом, полным пенсионного возраста лошадей. Лошадей подарил ей на прощание её наниматель. Это были частью старые, частью просто негодные для работы животные, которых мистер Лунд собирался списать или пристрелить. Сесиль распустила слух, что хочет нанять клоунов, а позже воздушных гимнастов, и назвала своё предприятие Цирком Марго в честь дочери.
За несколько недель до того как цирк приезжал в городок вроде Шарлоттсвилля, Роанока, Гейнсвилля, Пенсаколы, Мобила и Гэффни, по улицам расклеивались постеры, и юная Марго на них служила прекрасной приманкой для зрителя. Цирк давал два представления, дневное и вечернее, прежде чем свернуть шатры и места для зрителей. Автофургоны, использовавшиеся как билетные кассы, подъезжали ко входу в шапито. Входной билет стоил 75 центов, забронированные места доллар 25 центов.
Тринадцатилетняя на момент основания цирка Марго Кабо и сама постепенно становилась опытной наездницей. Ранние афиши в 1940-м изображали юную Марго Кабо, висящую вверх тормашками на белом жеребце; она удерживалась на спине животного одной только правой ногой. На второй волне афиш 1941 года Марго в красном трико и в уборе из перьев во весь рост балансировала на спине белой лошади, а на фоне алели буквы, которые впоследствии станут логотипом компании: «Цирк Марго».
Настоящая Марго тем временем затмевала собою весь цирк. Дикая девчонка-подросток, курящая и пьющая джин, Марго Кабо при этом была невероятной красавицей. Но девушка, давшая имя цирку, никогда, похоже, не собиралась принимать наследное дело. В семнадцать лет Марго сбежала довольно забавный поворот событий, так как мало кто сбегает из цирка. Она влюбилась в водителя из команды выездных гонок на выживание, и Сесиль не смогла её остановить.
Осенью 1944 года, когда они проколесили примерно год, отношения Марго с возлюбленным, видимо, разладились. Она неожиданно вернулась в Керриган Фоллз и в течение года вышла замуж за Саймона Уэбстера, основателя газеты «Керриган Фоллз Экспресс».
Остепенившись, Марго всё равно оставалась чудачкой и часто целыми днями не покидала свою комнату даже чтобы поесть или помыться. Человеку, пытавшемуся руководить ежедневной газетой, справляться с этим было непросто, и Саймон нанял сиделок, которые уговаривали Марго есть и дважды в неделю засовывали её в ванну. Эти эпизоды закончились так же быстро, как начались, и уже вскоре Марго со смущенным видом сидела за завтраком в своем розовом шёлковом халате, намазывая маслом тост и прихлебывая кофе, вернувшись оттуда, куда путешествовал её разум.
В те дни она также наведывалась в цирк, и Сесиль боялась её появлений Марго была ненадёжна в работе, требовала, чтобы её номер включали в программу, но не репетировала достаточно, чтобы он был безопасным. На лошади Марго была непревзойдённым профессионалом. Хотя Сесиль отлично ездила верхом, она и в подмётки Марго не годилась. Под ней как будто вовсе не было лошади словно она взаимодействовала со стулом, а не с живым подвижным существом, обладающим собственным разумом.
Осенью 1950 года, после пяти лет брака, Марго родила дочь Одри. Эксцентричная и импульсивная натура Марго стала проявляться всё более необузданно, она выказывала странные признаки, похожие на помешательство: утверждала, что видела в поле дьявола. Однажды Саймон нашёл её в яблоневой роще: босиком, в тонкой ночной рубашке Марго смотрела на первый снег. Нараспев читая заклинание, она утверждала, что он попросил показать ему ребёнка, а в руках у нее болталась Одри. На этом Саймон понял, что с него хватит. Одно дело подвергать опасности себя, но другое причинять вред маленькой дочери. Он позвонил в специальное заведение, чтобы Марго забрали, но через день у неё развилась лихорадка, а через три дня она умерла.
Сесиль была с труппой на гастролях, но вернулась и взяла на себя большую часть заботы об Одри, позволив менеджеру управлять цирком в её отсутствие. «Цирк Марго» продолжал процветать все шестидесятые, Одри научилась вольтижировке, как Сесиль и её мать, и каждое лето выступала на представлениях. В 1972 году, когда Одри ясно дала понять, что не хочет жить на колёсах, Сесиль, которой тогда было уже семьдесят два года, решила, что пришло время сворачивать шоу. В течение нескольких лет продажи билетов падали, с тех пор как у семей появились другие формы досуга. Эпоха цирка и «Цирка Марго» подошла к концу.
Теперь «Цирк Марго» остался жить только в памятных вещах. Афиши и транспаранты с лицом Марго до сих пор попадались по всему Керриган Фоллз. В историческом обществе имелась целая коллекция цирковых памятных вещей, как и фирменных банок из-под горчицы «Золтан».
Лару охватила резкая ностальгия по Сесиль, и она схватила раму. Мать была права. Эта картина должна быть с ней. Она в ближайшее время даст заказ Гастону Буше.
В квартале от своего дома, на пути к Мэйн-стрит, она зашла в кофейню «Оформим и накормим» перед трёхчасовой вечерней сменой ей требовался кофеин. Вскоре после того как Лара купила радиостанцию, Карен открыла единственную в Керриган Фоллз кофейню в бывшем магазине скобяных изделий по соседству с «99.7 K-ROCK». «Оформим и накормим» стала одним из новых предприятий, преуспевающих благодаря выходцам из Вашингтона, которые переехали в провинцию, ожидая найти там латте, торт «Красный бархат» и свежевыпеченный хлеб.
Над головой Лары прозвенел колокольчик, и она заметила, что для вечера среды в кофейне царило затишье. Карен постоянно беспокоили местные студенты колледжа, которые заказывали один большой стакан заварного кофе и на четыре часа занимали диван только посидеть в интернете с нового Wi-Fi. Судя по всему, сегодня вечером у неё заседали четверо студентов и книжный клуб. Но книжный клуб был скорее добрым знаком кажется, любители чтения заказали множество тортов и напитков со взбитыми сливками.
Помещение старого хозяйственного магазина было длинным и узким, с широкими дубовыми досками на полу и жестяным потолком. Карен и Лара сняли прилавок в старой аптеке, которая некогда находилась на нынешнем месте студии «99.7 K-ROCK», и на двух одолженных багажных тележках перетащили его в кофейню. Он идеально вписался вдоль стены, и Карен выставляла туда булочки и маффины под стеклянными колпаками. Потом они прошерстили все комиссионные магазины и распродажи недвижимости вниз и вверх по шоссе 29 и нашли старые бархатные диванчики и винтажные кожаные кресла. Теперь всё это выглядело как курительная комната, оформленная в глубоких натуральных цветах: тёмное дерево и состаренная кожа. Лара была очень довольна, что из такой разномастной мебели получилось в итоге такое хорошее сочетание.
Расплачиваясь за напиток, Лара приметила доску Уиджа на кофейном столике: не настолку от «Паркер Бразерс», а старинную, которую не видела здесь раньше.
Откуда это у тебя? Она указала на доску.
Правда, классная? Думаю, как-нибудь ночью после закрытия мы устроим спиритический сеанс. Карен накрыла крышкой Ларин мокко с белым шоколадом. Клиентка пожертвовала заведению. Её ещё можно использовать как поднос.
Лара заметила, что края доски чуть загибаются вверх.
А кто это был?
Карен дёрнула плечом.
Да не знаю. Какая-то блондинка. Знакомое лицо, но я не уверена, откуда. Она приподняла бровь. Господи, ты что, до сих пор боишься спиритических сеансов?
Н-нет, неубедительно сказала Лара.
Ну ты как маленькая. Это же просто настолки, как «Улика»[3].
Вообще ничего общего с «Уликой»! Лара смерила взглядом доску Уиджа. Её магия проявилась во время ночёвки у Карен, когда ей было шесть. Ради шутки старшая сестра Карен с подругами решили попугать младших девочек спиритическим сеансом. Но вместо этого Лара сдвинула доску силой мысли, и девчонки-подростки испугались сами и с визгом бросились бежать через весь дом. Так Лара в первый раз совершила «корректировку».
Карен как будто прочла её мысли, заметив:
Папа сказал, это статическое электричество подвинуло доску. Так часто бывает.
Нет, Карен, это как раз бывает не часто.
После того как Карен увидела эпизод с магическим расстёгиванием свадебного платья, Лара предполагала, что подруга начала что-то подозревать, скорее всего сопоставив все странные вещи, которым стала свидетельницей за эти годы.
А какое имя появилось на доске? То, что так тебя напугало. Карен посмотрела вверх, пытаясь припомнить. Альта
Альтаказр. Лара схватила чашку со стойки. Это имя она не забывала никогда. Лара спросила доску, кто здесь, и ответом ей было: «Альтаказр».
Бетси хотела назвать кота Альтаказром, но ты так перепугалась, что расплакалась. Весёлые были времена. Карен взглянула на картину, прислонённую к диванчику. Откуда это у тебя?
От матери, пояснила Лара. Она убирается дома и решила, что эта картина будет идеально смотреться у меня в столовой.
Или здесь, предположила Карен. Отлично выглядела бы рядом вон с тем кожаным честерфилдом. Она показала на членов книжного клуба с толстыми фолиантами «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» на коленях.