В общем, хуже существа по земле еще не ходило, кивнула Сомин. И по какой-то причине Миён подумала, что дала Сомин не тот ответ, на который та рассчитывала.
Ну, не такой уж он и плохой. Но я бы никогда не сказала ему этого в лицо.
Ты рада, что он все еще здесь? поинтересовалась Сомин.
Я бы не сказала, что прям рада, ответила Миён, но вспомнила, что Чуну сказал ей в больнице. «Иногда я думаю, что хотел бы доказать всем: я больше, чем просто чудовище из сказки». Может быть, все это время он прятал свою неуверенность за бравадой. В этом был смысл. Но это не отменяло всего плохого, что он сделал. Я думаю, Чуну сложный человек. Я думаю, что большую часть времени он сам не знает, какой он настоящий Чуну.
Как ты думаешь, несмотря на все это, он хороший человек?
Что такое «хорошо»? заметила Миён. Что такое «плохо»? Плохой ли тот человек, что лжет, обманывает и убивает? Если так, то я плохая.
Ты больше этого не делаешь, нахмурилась Сомин.
Но я жила так девятнадцать лет. Я не могу этого забыть.
Хочешь сказать, что я должна дать Чуну шанс?
Шанс на что? не поняла Миён. Если бы она не знала Сомин так хорошо, то сказала бы, что в ее голосе звучит тоска.
Я имею в виду в целом. Сомин избегала встречаться с Миён взглядом. Например, не быть с ним такой суровой и что-нибудь такое. А знаешь что? Не важно. Пойду накрою на стол. И с этими словами она вылетела из комнаты.
Миён оставалось только гадать, что происходит между Сомин и Чуну. Потом она сказала себе не беспокоиться об этом. Она не станет лезть в чужие дела. Но теперь, когда ее окружали люди, которым она небезразлична, разве не должна она делать то же самое в ответ? Это казалось неестественным заботиться о ком-то, переживать. Но разве не в этом смысл дружбы?
Миён-а.
Она резко выпрямилась, затем снова расслабила плечи, когда в гостиную вернулся Джихун и сел на диван.
Миён уронила голову ему на плечо; день выдался слишком длинным.
Что нам теперь делать?
Ничего. Просто подожди, пока мама Сомин не вернется с рынка.
Прости, что доставляю столько хлопот, пробормотала она, лихорадочно моргая, и вдруг осознала, что сейчас расплачется. Как глупо. С чего бы ей плакать сейчас? Ведь рядом с Джихуном она чувствует себя в безопасности.
Никаких хлопот ты не добавляешь. Ты больна. Мы все беспокоимся о тебе И это бесит тебя, да? Осознание, прозвучавшее в голосе Джихуна, еще больше огорчило Миён. Он так хорошо ее знал. Временами даже слишком.
Это странно, задумчиво произнесла Миён. Я всегда думала, что я сильная. Но теперь понимаю, что внушила себе эту ложь. А сейчас я медленно вскрываю ее, и приятного в этом мало.
Джихун повернулся, и Миён пришлось поднять голову с его плеча и взглянуть ему в лицо.
Что ты имеешь в виду? Какая еще ложь?
Например, я говорила, что мне никто не нужен, кроме моей матери. Я говорила, что мне плевать на людей, которых я убивала, чтобы выжить. Я говорила себе, что я сильная. Что сумею справиться со всем, что принесет жизнь, но теперь
Стоит ли рассказать Джихуну о снах? О том, что к ней приходит мать?
Ты сильная, погладил Джихун ее руки. Один из самых сильных людей, которых я знаю.
Миён покачала головой.
Я говорю не о физической силе. Хотя, по-видимому, и ее я лишилась. Я имею в виду, что начинаю понимать, от чего защищала меня мать. И не знаю, что делать теперь, когда ее больше нет.
Джихун кивнул:
Понимаю. Она была твоим миром. Тебе нелегко смириться с ее смертью.
Значит, ты понимаешь, что я не могу просто забыть о прошлом и двигаться дальше.
Хочешь сказать, тебе не нравится наша забота? Джихун нахмурился.
Миён не знала правильного ответа на этот вопрос, поэтому взяла чай, который уже успел остыть.
Я говорю, что не привыкла к таким вещам. Люди полдня ждут меня в больнице и настойчиво зовут на семейные ужины. Я чувствую себя обузой.
Ты не обуза. Именно так и поступает семья. И ты тоже часть нашей странной, ненормальной семьи. Ты ведь знаешь это, верно?
Миён не смогла ответить. Если она скажет «да» значит ли это, что она забыла Йену? Если она скажет «нет» значит ли это, что она никогда больше не сможет рассчитывать на эти отношения? Она всегда думала, что, стань человеком, это бы все упростило, но каким-то образом все, наоборот, стало сложнее. Она покачала головой.
Ты возненавидишь меня, если я скажу, что еще не знаю?
Джихун взял ее руки в свои.
Конечно, не возненавижу. Я тоже многого не знаю. Вон Сомин подтвердит.
Миён рассмеялась и поняла, что именно этого он и добивался. Поднять ей настроение. Джихун делал это лучше всего. Она прижалась лбом к его лбу.
Я точно знаю одно. Несмотря ни на что, я могу доверять тебе.
Всегда, прошептал Джихун, затем наклонился, поколебавшись мгновение, прежде чем коснуться ее губ. Как будто спрашивал разрешения.
Миён улыбнулась и подалась ему навстречу. Поцелуй был сладким. Утешающим. Нежное прикосновение губ, которым он жаждал успокоить ее тревоги. Но сейчас Миён не хотелось ничего сладкого. Не хотелось легкости или уюта. Она хотела перестать думать. Поэтому она повалила Джихуна на спину и села на него верхом. Он удивленно ойкнул, его руки упали на ее бедра. Она прикусила его губу и услышала, как Джихун резко вдохнул. Миён улыбнулась, подумав, какую власть имеет над ним сейчас, и наклонила голову, чтобы углубить поцелуй.
Джихун сжимал руки на бедрах Миён все сильнее, пока она целовала его все настойчивее. Она хотела полностью раствориться в нем, лишь бы больше не нужно было оставаться самой собой.
Она начала задирать ему рубашку, но Джихун положил руки ей на плечи и отодвинул от себя.
Нельзя. Не здесь. Не сейчас.
Я чувствую себя намного лучше, возмутилась было она, но Джихун упрямо стащил Миён с коленей и усадил на диван. Она протестующе зарычала.
Сомин или ее мама могут войти в любую минуту.
И что? Миён надулась. Ее раздражало, ей напоминали о ее безрассудстве.
Между бровями Джихуна залегла тревожная складка.
Что происходит? Пожалуйста, расскажи.
Ничего. Она скрестила руки на груди и откинулась на подушки дивана. Видимо, ты не в настроении.
Джихун вздохнул:
Ну, для этого у меня всегда найдется настроение. Просто Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Он так хорошо ее знал. Временами даже слишком. И в этот момент Миён ненавидела его за это.
Я в порядке, просто устала.
Ладно, может быть, тебе стоит отдохнуть перед ужином. Он встал, и без тепла его тела рядом ей вдруг стало холодно. Миён-а.
Она не ответила лишь решительно уставилась на пустой экран телевизора перед собой.
Я люблю тебя, прошептал он. Повисла тишина, и она поняла, что он ждет ее ответа. Такая странная рутина у них сложилась: Джихун произносил слова, от которых сердце у нее билось сильнее и пело, но ответить на них Миён не могла. Он ушел, и она услышала звон посуды на кухне: он взялся помогать Сомин.
Миён не хотела закрывать глаза, но она почувствовала себя совершенно опустошенной. И вскоре она погрузилась в сон и грезы, где ее ждала мать.
12
Сомин шла по дороге в сгущающихся сумерках.
«Не следовало приходить сюда», думала Сомин, уже, наверное, в сотый раз. И все равно она продолжала путь по узкому переулку, который вел к квартире Чуну. Сомин снова прокрутила в голове то, что хотела сказать. Это так глупо: никогда прежде ей не приходилось заранее обдумать свои слова. Раньше она всегда без колебаний говорила людям то, что думает. Но Чуну ее смущал. И это бесило.
Весь вечер Сомин переживала из-за того поцелуя. Ну «переживала», возможно, не то слово. Волновалась. Стрессовала. Но Миён сказала, что Чуну не такой поверхностный, как они думали. Что, может быть, под всем этим внешним лоском скрывается нечто большее. Каким он был на самом деле, Сомин не была уверена. Но, узнав о сверхъестественном мире, она пришла к выводу, что на этой планете очень много вещей, которых она не может понять. Так что, возможно, было в Чуну что-то, о чем она пока понятия не имела. Но одно Сомин знала точно: нужно пресечь это чем бы оно ни было в зародыше, прежде чем оно выйдет из-под контроля.
Итак, после ужина она сказала матери, что пойдет позаниматься в учебные комнаты, где большинство старшеклассников снимали себе кабинки. Во время коротких летних каникул места в учебных комнатах не оставалось: их заполоняли старшеклассники, готовящиеся к ноябрьскому суныну [26]. Сомин заявила, что после сегодняшних приключений она отстала от учебного графика, опустив, однако, тот факт, что она уже давно все спланировала и выделила целый день, чтобы помочь Джихуну с переездом. Ее матери не нужно было этого знать. И даже если Миён бросила на Сомин любопытный взгляд, когда та выходила, она могла не волноваться: Миён не станет сплетничать.
Тут Сомин налетела плечом на трубу, прикрученную к грязной бетонной стене. Она зашипела от боли, потирая руку и проклиная себя за то, что отвлеклась. Она терпеть не могла этот узкий переулок. Он как будто намеренно чинил препятствия на ее пути, предупреждал, что ничего стоящего здесь не найти. Впрочем, возможно, на то оно и рассчитано, предположила Сомин. Чуну жил в мире, который прятался у всех на виду. В котором существа из легенд были настоящими, хотя никто в них больше не верил. Никто, кроме тех, кто достаточно суеверен, чтобы остерегаться подобных мест.
По переулку пронесся шепот ветра. Странно: любой порыв ветра обычно застревал среди узких высоток и внизу воздух всегда казался застоялым. Но Сомин почувствовала, как затрепетали волосы у ее ушей, и что-то услышала. Шепот. Звуки медленно складывались в слоги, и Сомин вдруг почудилось, будто шепот говорит ее имя. Тихое шипение звало ее.
Она уловила слабый запах лакрицы.
По шее у нее пробежали мурашки. Ощущение такое, будто за ней наблюдали.
«Не оборачивайся, сказала она себе. Просто продолжай идти. Ты уже почти у двери».
Но, как типичная героиня фильма ужасов, Сомин проигнорировала свой внутренний голос и медленно повернула голову в сторону. Краем глаза она смогла разглядеть фигуру человека. Он стоял позади нее не более чем в двух шагах. У него было такое бледное лицо, что оно казалось почти прозрачным. Темные волосы, обсыпанные серебром. Ввалившиеся щеки. И кепка, низко надвинутая на глаза.
Кто?.. начала Сомин, но, как только слова сорвались с ее губ, человек исчез. И ветерок вмиг утих. На Сомин внезапно навалился летний тягучий воздух, хотя солнце уже заходило. Как будто вся влажность Сеула надавила ей на грудь. У Сомин закружилась голова, все поплыло перед глазами, в ушах зазвенело. Она ударила кулаком в грудь, пока легкие судорожно сражались за воздух, прокашлялась, и, похоже, это помогло, так как ей удалось сделать глубокий вдох.
Возьми себя в руки, Ли Сомин, велела она себе, сделав два щедрых глотка воздуха. Ей стало лучше.
Она отогнала странное чувство, которое все еще щекотало ей нервы, и позвонила в дверь Чуну. Она считала свои вдохи и добралась только до тринадцати, когда дверь открылась и перед Сомин предстал Чуну. После больницы он переоделся в простые джинсы и футболку, а волосы у него были немного влажными, как будто он недавно принял душ. По одной из прядей стекла капелька воды и упала ему на плечо. Замечала ли Сомин раньше, какие у него широкие плечи? Не слишком широкие, но явно свидетельствующие, что в этом жилистом теле есть сила.
Сомин-а? позвал Чуну, и она поняла, что все это время она молча на него пялилась.
О, извини. Сомин прочистила горло, готовясь начать свой монолог. Я просто
Проходи, прервал Чуну ее отрепетированную речь.
Что?
Зайдешь, может? Я только что заварил чай. Он пошел внутрь. Сомин едва успела поймать дверь, прежде чем та врезала бы ей по лицу.
Он это нарочно? Но нет, она не станет лишний раз на этом зацикливаться. Нужно собраться с мыслями, произнести заготовленную речь и уйти, как только он согласится, что поцелуй был ошибкой. Оплошностью. Неоговоренным пари. Одной из многих игр Чуну. И Сомин пришла сказать ему, что игра закончилась вничью.
Войдя внутрь, она разулась в прихожей. Квартира буквально блестела чистотой. Пол под ногами был прохладным и освежающим, особенно после уличной жары.
Когда Сомин шла по коридору в поисках кухни, ее внимание привлекла одна из комнат. Внутри она увидела огромный сверкающий рояль и полки с книгами. Полки покрывали все стены, и Сомин изумленно раскрыла рот: так много их было.
Она выбрала книгу наугад. Это оказалась поваренная книга. Вторая сборник старинных европейских сказок. Сомин пролистала страницы, на которых красовались искусно нарисованные феи, русалки и ведьмы.
Следующей она взяла книгу о мальчике-волшебнике. Она была написана по-английски, поэтому Сомин не смогла прочесть название. Но она узнала обложку; ни один ребенок, родившийся за последние тридцать лет, не мог ее не узнать.
Это первое издание.
Она развернулась, крепко прижав книгу к груди.
В дверях стоял Чуну с двумя чашками горячего чая. Он поставил их на стол рядом с креслом, которого Сомин не заметила. Оно выглядело удобным в таком кресле вполне можно провести несколько часов, не сдвинувшись ни на дюйм.
Эта комната такая уютная, сказала она. Я от тебя такого не ждала.
Я тоже люблю комфорт, пожал плечами Чуну.
Я всегда мечтала о библиотеке, призналась Сомин, оглядывая высокие полки. Не хватает только камина, и тогда было бы идеально.
Никакого камина, отрезал Чуну. Я ненавижу огонь.
А вот это странно. Особенно для токкэби. Сомин вспомнила сказки об огне токкэби, высоком голубом пламени, которое возвещало о прибытии гоблинов. Или это просто миф?
Не знала, что ты любишь читать. Сомин убрала книгу обратно на полку.
Кто сказал, что люблю? усмехнулся Чуну. Многие из этих книг просто коллекционные издания, они стоят больших денег.
Сомин вгляделась в него, пытаясь понять, прочесть, но безуспешно. Затем потянулась рукой себе за спину и достала потрепанное и подержанное издание «Ходячего замка Хоула».
И сколько это стоит? взглянула она на страницы с загнутыми уголками. Пятьсот вон?
Чуну ухмыльнулся, довольный тем, что его поймали на лжи.
Время от времени я действительно почитываю хорошие книжки. В конце концов, я жил во времена без телевизоров. Но ты ведь пришла не для того, чтобы расспрашивать о моих любимых способах скоротать время, да? Чуну шагнул к ней. Еще один шаг и он оказался бы чересчур близко. Она услышала его запах смесь шампуня и лосьона после бритья.
Сомин знала, что ей лучше заговорить сейчас, иначе она забудет, зачем вообще пришла.
Я пришла, потому что Она замолчала, не сумев вспомнить продолжение своего тщательно продуманного монолога.
Да, пожалуйста, расскажи мне, зачем же ты пришла, усмехнулся Чуну и сделал к ней еще один шаг. Она попятилась и выставила руку. Это остановило его. Слава богу. Сомин не представляла, что делать, если он прикоснется к ней. Она чувствовала себя пучком проводов под напряжением, готовых вспыхнуть от одного его присутствия.
Я пришла обсудить то, что произошло. Сомин почти поморщилась. Она хотела казаться более уверенной в себе, но в итоге выглядела как ребенок, который «играет во взрослого». Но было слишком поздно.
Чуну изумленно усмехнулся:
Обсудить? И все?
Да, и судя по тому, что мы, похоже, друг друга недопоняли я рада, что пришла. Вот оно снова: ребенок, притворяющийся взрослым.
Я тоже рад, что ты пришла. Ухмылка Чуну превратилась в широкую улыбку слишком злую, чтобы назвать ее дружелюбной.
Прекрати, строго сказала Сомин, и Чуну наконец отодвинулся.
Она заметила, что всякий раз, когда она говорила ему, что ей что-то не нравится, Чуну прислушивался. Словно он и правда не хотел без ее разрешения вторгаться в ее личное пространство. Это совсем не вязалось с его образом грязного бабника и мошенника, как она его называла.