Крайне осторожно пробуя почву, миссис Флеминг отозвалась:
Люди очень редко говорят обо всем, что чувствуют.
Но как же тогда узнать, чувствуют ли они хоть что-нибудь?
Джулиан хочет жениться на тебе. Это ты знаешь.
Я не верю, что он в самом деле хочет! Не верю, что он вообще хочет меня! На моем месте мог быть кто угодно и на его месте тоже. Это же ужас! Слез в ее глазах было столько, что казалось удивительным, как они до сих пор не пролились.
Миссис Флеминг, которая не смела пошевелиться, чтобы по неосторожности не выбить Джун из колеи окончательно, сидела молча.
Люди не я думала, когда двое женятся, они безумно счастливы. Как будто открыли нечто ну, знаете, чудесное, и я думала, что в этом вся суть: как самый конец книг, не просто что-нибудь очередное, что делаешь в жизни, вот только с Джулианом, по-моему, это не так.
Ваш брак еще даже не начался: это худшее, что только
Но Джун вдруг обернулась к ней, как существо, которое побуждают защищаться все его инстинкты; это изможденное и затравленное лицо разом пресекло все громкие фразы, какими пользуется зрелость, пристыдило миссис Флеминг и помешало ей продолжать в том же духе.
Я нисколько не умна и не интересна. Я не красива и даже не особенно симпатична. Все это я вижу совершенно ясно. И не понимаю, зачем ему хотеть жениться на мне. Она обнаружила, что ей трудно говорить: медленный и мучительный румянец расползался, казалось, по всему ее телу, и она впервые в жизни видела все больше и больше самой себя. Но, если он правда хочет на мне жениться, должна же у него быть хотя бы одна конкретная причина? А если я не кажусь ему особенной ни в каком отношении, я навсегда такой и останусь, ведь так? И никто не найдет во мне ничего особенного, потому что его там не будет. Он он как будто ничего не ждет и мама говорит, что я скучная, так что я боюсь боюсь, повторила она, и слеза капнула на картонку с образцами краски. Слезы она с неожиданной самоуверенностью оставила без внимания.
Распознав откровенность, миссис Флеминг нашла прибежище в любопытстве.
А ты объясняла Джулиану, почему хочешь выйти за него?
Я? Кажется, она действительно удивилась. Я я думала, что могла бы ну, готовить и все такое. Заботиться о нем, ну, вы понимаете. Речь не о какой-то части, не о той части нашей жизни, которую мы ведем порознь. Речь о жизни вместе, не его работе или этой квартире, а о том, как мы живем. Я не имею в виду постель, конечно, поспешно добавила она, и миссис Флеминг поняла, что это правда что эта сторона выглядела так, будто образуется сама собой, такая загадочная и далекая, настолько непредсказуемая, что для Джун она не имела смысла.
Что тут было ответить? Что они подобны двум людям на необитаемом острове, понимающим, что пища им необходима, и, следовательно, готовым поедать ягоды, в равной степени способные поддержать их силы или отравить? Но они не на необитаемом острове. Миссис Флеминг думала, что Джун, пожалуй, трогательная и жалкая разновидность принцессы, вынужденной спать, пока кто-нибудь не соизволит найти ее, а потом разбудить поцелуем. Но достоинство принцессы охранял заколдованный лес с колючими кустами, а у Джун такой охраны не было: глупая мать не предусмотрела для нее ничего, кроме брака, и, следовательно, оставила ее без какой-либо цели или интереса в бесплодной пустоши, где к ней мог приблизиться кто угодно и где она не была достижением, потому что могла достаться даже самому равнодушному. Но настолько ли равнодушен Джулиан? Неужели я была такой бестолковой матерью, что любой дом показался бы предпочтительнее моего? Однако Джулиан был волен жить, где выберет сам, и явно выбрал Джун. Это сумасбродство, каким оно ей сейчас представлялось, похоже, не было облагорожено ни единой искрой романтики, влечения или лихости и казалось не чем иным, по словам Джун, как просто очередным делом, которым эти двое занялись в жизни. За этим поступком, по всей видимости, не крылось никаких причин, впереди никаких намерений, они просто дрейфовали в вакууме социальных связей настолько близко один к другому, насколько позволял этот вакуум, с теми последствиями, которых предположительно ожидало от них общество.
Глядя на Джун (та хмурилась в попытках сдержать слезы, которые, казалось, теперь составляли саму структуру ее лица), миссис Флеминг гадала, чего, скажите на милость, ждут от кого-либо из них. Принципиальная никчемность ситуации озадачивала ее, но близость к Джулиану, а теперь и к Джун удерживала ее от объективной критики. Воистину, «что за мастерское создание человек»[7] но невозможно критиковать ни одно мастерское создание, которому не симпатизируешь, а в данном случае все, что ей оставалось, осуждать их брак, не предлагая ничего взамен, по крайней мере не предлагая Джун. Однако делать было нечего, и она очень нерешительно предположила, что ввиду неуверенности Джун в чувствах Джулиана и даже, рискнула добавить миссис Флеминг, чувств самой Джун ко всему происходящему, было бы, пожалуй, разумно отложить свадьбу до Но тут выражение лица Джун помешало ей высказаться: вид у нее был таким, словно кто-то попытался отнять у нее игрушку, которой она ужасно боялась.
О нет! воскликнула она, и потом: Все ведь условлено! Я совсем не то хотела Она поднялась и направилась к окну.
Вы наверняка считаете меня страшно глупой, спустя минуту сказала она, и у миссис Флеминг упало сердце.
Нет, я так не считаю, нисколько.
Наговорила таких ужасных вещей. Ведь вы же мать Джулиана.
Как будто миссис Флеминг умышленно скрывала этот факт.
Некоторое время миссис Флеминг раздумывала, не ответить ли, что да, в самом деле, и поэтому ее тревоги оправданны, но, прежде чем успела мысленно сформулировать эту фразу, поняла, как опасно высказываться в таком ключе. Брак все равно будет заключен, а Джун просто придет к убеждению, что ее свекровь настроена против него. Миссис Флеминг могла бы поговорить с Джулианом перспектива, наполнившая ее усталой тревогой, поскольку подобных попыток она не предпринимала с вечера накануне его поступления в частную подготовительную школу, но здесь и сейчас ей поневоле пришлось вернуться к громким фразам. Она поднялась.
Ничего страшного, произнесла она. Всех утомляет помолвка. Помню, у меня было такое же чувство.
Джун с сомнением взглянула на нее, но миссис Флеминг сохраняла на лице выражение благожелательной непроницаемости, низводившее недавние откровения Джун к слегка (однако по вполне понятным причинам) разыгравшимся нервам.
Оставалось только выбрать розовый или кремовый. Джун, которая явно утвердилась в своем мнении, предпочла кремовую гостиную и розовую спальню. «Это компромисс!» воскликнула она, будто представляя миссис Флеминг своеобразное достижение.
Для свекрови она проявляет удивительное понимание, думала Джун, с облегчением вздохнув в такси. Ей стало гораздо лучше: да уж, как будто миновала гроза, или она сдала школьный экзамен, или расставила цветы в вазах, а кто-то спросил, не мама ли это сделала (у мамы получались абсолютно дивные букеты).
Миссис Флеминг, успешно уклонившись от поездки на такси вместе с Джун, вернулась на Кэмпден-Хилл-сквер, с ужасом и отвращением продолжая мысленно твердить: «У меня таких чувств не возникало. Я никогда так не считала. Не считала: нет, не считала».
6
Насколько могла судить миссис Флеминг, вечеринки с коктейлями у Лейлы Толбэт имели одно отличие от всех прочих. За считаными исключениями их посещали люди, которые никогда прежде не встречались в ее доме и которые, как показывал опыт, больше никогда не встретятся. Миссис Флеминг, посещавшая приемы на Пелэм-Кресент без малого двадцать лет, к этому времени перебрала всю гамму догадок: полагала, что Лейла устраивает вечеринки ежедневно, и гадала, как она ухитряется заводить столько друзей; однажды, перед тем как она свалилась с сильным гриппом, ее посетило патологическое предположение, что на самом деле это все те же люди, которых она не в состоянии узнать или вспомнить; она обдумывала статистические данные по гостям, заявляющимся на коктейли незваными, но во всех этих размышлениях и многих других, слишком досужих, чтобы учитывать их, ни разу так и не пришла к хоть сколько-нибудь удовлетворительным выводам. Что особенно интриговало ее, так это загадочная степень близости с хозяйкой, совершенно одинаковая, казалось, для всех гостей, прибывающих непрерывным потоком: невозможно было определить, знают они друг друга двадцать лет или познакомились не далее как на прошлой неделе. Порой миссис Флеминг думалось, что гости прекрасно знали Лейлу двадцать лет назад возможно, в детстве играли вместе, но потом она сообразила, что даже Лейле было бы не под силу сначала играть с таким множеством настолько разных людей (имеющих мало общего, если не считать знакомства с хозяйкой), а затем снова собрать их у себя. В отдельных случаях можно было заметить конкретные профессиональные или культурные подтексты; например, появление на вечеринках врачей, когда Лейла была социальным работником в больнице и много играла в гольф, или архитекторов, когда после смерти мужа она чуть не построила дом на острове Уайт (чтобы, по замечанию мистера Флеминга, благопристойнее скрывать, что не скорбит). Как правило, находился мужчина, удовлетворенная обособленность которого от остальных и безликость в сочетании с явной осведомленностью о содержимом бара выдавали в нем заинтересованным и наблюдательным гостям очередного любовника Лейлы. Сама Лейла неизменно называла каждого такого мужчину «дорогой», кем бы он ни был, и никогда ни с кем его не знакомила. Он перемещался по комнате, окутанный флером анонимности, всегда знал, где находится что угодно от ангостуры до уборной, и редко бывал одним и тем же мужчиной на разных вечеринках, что озадачивало наблюдателей впрочем, они могли утешаться, вслух обсуждая тот факт, что на одной и той же вечеринке Лейла никогда не называла двух разных людей «дорогими».
Когда миссис Флеминг прибыла, собрался уже с десяток гостей, из которых она знала только одну, поскольку та неопределенно маячила на фоне жизни Лейлы, яркую, тонкую и жилистую женщину, иссушенную загаром и похожую с ее сухими обесцвеченными волосами на постаревшую четырнадцатилетнюю девочку, хотя она сама как-то рассказала миссис Флеминг, что у нее было двое мужей и четверо детей.
Профессиональным подтекстом данной вечеринки казалось администрирование того или иного рода в области культуры: гостей представляли друг другу как мистера Гордиона, художника, который сейчас занят организацией выставки «Морские раковины Британии» в рамках фестиваля[8], или же как мистера Уайта, который в войну возглавлял печатные органы Министерств благосостояния и социального обеспечения, после войны был секретарем Ассоциации по предотвращению внутренней тревожности, а теперь на него возложена деликатная задача разработки тонны пластмассовых тропических рыбок, которых предстоит сбрасывать с самолетов в искусственные озера общественных парков на церемонии открытия фестиваля.
Миссис Флеминг, познакомившись с четырьмя гостями, увлеченно обсуждающими эти и прочие виды деятельности, отказавшись от трех сигарет и приняв бокал «Тио Пепе» от желтовато-бледного невысокого мужчины, анонимности которого, если уж на то пошло, способствовала мягкая рыжеватая бородка, очутилась сидящей в пухлом кресле, на одном подлокотнике которого пристроилась жилистая подруга Лейлы.
Но я же целую вечность не ездила на велосипеде! восклицала она, забрасывая одну худую миниатюрную ножку на другую и пылко уставившись в лицо корпулентному мужчине в галстуке-бабочке и полосатых брюках, который хохотнул каким-то развратным баритоном и отозвался:
Обязательно попробуйте, дорогая моя Эсме, обязательно.
Гости продолжали прибывать, Лейла пресекла решительную попытку рыжеватой бородки предложить миссис Флеминг четвертую сигарету:
Она не курит, дорогой. Проверь, все ли американские орехи удалось открыть няне.
Какой-то человек, стоящий в одиночестве у камина, резким жестом бросил в огонь наполовину выкуренную сигарету. Этот жест привлек внимание миссис Флеминг, внезапно напомнив ей Дейрдре после ужина два дня назад. Вот оно, вдруг поняла она, начало всех последующих откровений: первый признак стресса Дейрдре, который даже тогда почти ничего не значил. А теперь сигарета, выброшенная недокуренной, наполнилась для нее личным смыслом, и это означает, подумала она, что в комнате, где собрались примерно пятнадцать человек, личный смысл содержится в таких количествах, что способен свести Провидение с ума
Лейла прервала ход ее мыслей, подведя только что прибывшую молодую пару по фамилии Фенвик.
Они как раз подыскивают дом и в восторге от Кэмпден-Хилла.
Миссис Флеминг и опомниться не успела, как пустилась в дискуссию о домах в этом районе. Фенвики недавно поженились и часто упоминали об этом. Казалось, только в этом они были уверены, поскольку явно ощущаемая ими необходимость заменять «мы» на «я» вгоняла обоих в такую робость, нерешительность и неловкость, что их планы и требования сводились к вечным компромиссам. Миссис Флеминг вежливо перебрасывалась с ними репликами, считая, что им было бы гораздо лучше одним вместе или одним порознь, пока они не научатся быть вместе в присутствии других людей; самой себе она все больше казалась социальным работником, пока появление двенадцатилетней дочери Лейлы не стало милосердным избавлением.
Всякий раз убеждаясь в том, насколько непривлекательна Морин, миссис Флеминг только диву давалась: девочка выглядела как свинка, разряженная в платье из магазина модной детской одежды, но ее репертуар непривлекательности был значительно обширнее, чем у любой свиньи. Она стояла перед миссис Флеминг, враждебная и с выпяченным животом.
Какие противные сережки, заявила она, прямо как птичьи какашки дай мне вот этого.
Миссис Флеминг удостоила ее своим знаменитым стеклянным взглядом, который приберегала для омерзительных детей, и не ответила, но молодой мистер Фенвик со слабой улыбкой сказал:
Это вредно маленьким девочкам.
Да ладно, дай немножко. А то опьянеешь, если выпьешь все сама. Или оливку дай.
Мистер Фенвик отдал ей оливку, желая показать жене, как хорошо он умеет ладить с детьми. Морин выплюнула косточку в его бокал.
Как будто у тебя в бокале крысиная какашка. Ты что, не заметил, что у тебя крысиная какашка в бокале плавает?
Довольная своей выходкой, она продолжила обход комнаты, клянча у гостей оливки и вытворяя с ними все то же самое. Фенвики переглянулись со сдержанными улыбками и пробормотали что-то про трудный возраст.
Абсурд! неожиданно для самой себя произнесла миссис Флеминг так отчетливо, перекрывая гул разговоров, что в смущении отвернулась от Фенвиков и встретилась взглядом с человеком, стоящим у камина. Некоторое время он смотрел на нее с пытливым интересом: ей показалось, что он услышал ее возглас и ощутил неопределенное желание узнать, что она сочла откровенно абсурдным, но потом кто-то сдвинулся с места и заслонил его.
Фенвики отошли; вокруг нее продолжались культурно-административные разговоры, и она чувствовала себя изолированной среди этого шума.
Красота этого замысла в целом в том, что его можно осуществить полностью в бумаге.
В ответ одобрительно загудели.
Разумеется, с некоторой толикой пластмассы.
Конечно.
Конечно, возникли неувязки со страховщиками, но я сказал Брейтуэйту знаете Брейтуэйта?
Мы делали все эти плакаты по гигиене вместе.
Ну конечно, знаете так вот, я сказал Брейтуэйту: «Дружище, распределение по отделам это работа вашего отдела. Не моего». В смысле отдела. То есть нельзя же вечно связывать кого-то по рукам и ногам в таких вопросах, как выбор материалов, только потому, что другой отдел не в состоянии передать полномочия. А для чего тогда Брейтуэйт? Ну, то есть все мы знаем, что он славный малый, увлеченный, добросовестный и так далее, но он же ничего не делегирует. Не знаю, заметили ли вы это по работе с гигиеной. Он старается все сделать сам. И всех выводит из себя в конце концов, ему и не полагается что-либо знать.
Боже правый, нет!
Оба снисходительно улыбнулись, а рыжеватая бородка подлил им в бокалы.
В этом и состоит обаяние больших городов. Там гуляют туда-сюда всю ночь, в буквальном смысле всю, под окнами, так что глаз не сомкнешь. В постель вообще не ложатся.
Моя дорогая Эсме!
Она оживленно засмеялась, вставляя сигарету в мундштук.
Обожаю Испанию. Каждый ее дюйм.
Миссис Флеминг приняла второй бокал хереса. Вокруг не было никого, с кем ей хотелось бы поговорить: наоборот, в комнате оказалось больше, чем обычно, людей, с которыми она предпочла бы не знакомиться, но едва ли можно было и дальше сидеть в самом уютном кресле и пить в молчании, которое Лейла наверняка заметит и нарушит так некстати. Пожалуй, стоит вернуться домой и поговорить с Джулианом. Она посмотрела на свой херес. В этот момент раздался громкий стук, звон разбитого стекла и вопль Морин. Все обернулись в сторону камина. Двое гостей поднимали с пола Морин, которая выла и кричала: «Он мне подножку подставил. Скотина! Ты мне подножку подставил!»
Лейла сразу же увела ее с разбитым кровоточащим носом. В комнате словно посветлело, и миссис Флеминг увидела, как незнакомец, с которым встретилась взглядом, собирает осколки бокала с ковра, складывая их, кажется, на «Радио таймс». Только тогда она узнала его: это он бросил сигарету в камин. Закончив собирать осколки, он провел ладонью по ковру и медленно поднялся. Он был высок ростом и необычайно худ. Взяв пачку сигарет с каминной полки, он направился к миссис Флеминг.