К ночи заметно похолодало. Октябрь есть октябрь тем более, здесь, на бескрайней русской равнине, где снег, как говорят, выпадает уже в ноябре. Д'Эрваль постоял у задней калитки, наблюдая за струящейся позади огородов речушкой. Огляделся, обнаружил на берегу низенький стожок сена, невесть как избегшим внимания фуражиров и не пошедший на солдатские постели. Это прибежище показалось предпочтительнее крестьянской избы здесь хотя бы не смердело скисшим капустным супом и прелыми тряпичными обмотками, которые русские пейзане наматывали поверх своих плетёных из полос коры башмаков обмотки эти именовались непроизносимым словом onuchi. Гасконец устроился в стогу, завернувшись в шинель. Мелькнула мысль сходить к коновязи, где сох на жердине его вальтрап, но по здравому размышлению от идеи лейтенант отказался пока будешь ходить, набредёт со двора притомившийся стрелок и займёт такое удобное место. Не в склоку же с ним вступать, козыряя офицерским чином
Сон всё не шёл. По небу, закрывая россыпи звёзд, проплывали редкие облачка, и д'Эрваль подумал, что бессонница его какая-то необычная, тревожная ворочается внутри эдакий червячок и грызёт, грызёт, предупреждая о чём? Вряд ли о грядущей смерти конечно, назавтра предстоит жаркое дело, но ему, как присланному из штаба маршала адъютанту, совершенно незачем лезть в первую линию и скрещивать свой клинок с дрекольем местных пейзан. Но червячок всё ворочался и грыз, и тогда он засунул ладонь за ворот рубашки и нащупал тонкий витой шнурок, на котором висел небольшой, отлитый из бронзы, крест.
В окрестностях Табра семью д'Эрвалей спокон веку почитали, как добрых католиков, несмотря на то, что во время гугенотских войн тогдашний глава семейства присоединился к свите Генриха Бурбона будущего короля Франции Генриха Четвёртого. Здесь же, в армии Наполеона религия была не в чести, и мало кто обратил бы внимание на странную форму крестика. На первый взгляд ничего необычного четыре одинаковые расширяющиеся лопасти, как у креста мальтийских рыцарей, только не раздваивающиеся, а а оканчивающиеся тремя зубцами, чем-то напоминающими древнюю геральдическую корону. Сходство усиливали шарики на каждом из зубцов, и у любого католического священника наверняка возникло бы к владельцу этого креста немало вопросов. Но где, скажите, взяться этому самому священнику на биваке вестфальских стрелков, которые, к тому же, сплошь кальвинисты, и в католических символах разбираются, как русская хрюшка в греческих оливках?
Вот уж удивились бы сослуживцы лейтенанта д'Эрваля, увидав, что он, вытащив крестик, сначала благоговейным жестом приложил его ко лбу, а потом поцеловал и принялся что-то шептать под нос на незнакомом языке! Но любопытствующего рядом не случилось, и некому было поинтересоваться, что за странный религиозный обряд отправляет лейтенант. Впрочем, свобода совести и вероисповеданий несомненное завоевание Французской Революции, и в армии к нему относились с неизменным уважением. Хочет бормотать пусть бормочет, его законное право
Лейтенант закончил читать молитву и спрятал крестик за пазуху. Обязательно надо остаться завтра в живых. Нет, смерти он не боялся но в этом случае клятва, которой уже седьмой век следует род д'Эрвалей из Гаскони, останется неисполненной. Потому что он последний, кто может сделать всё, что нужно и видит Бог, речь идёт отнюдь не о поисках какой-то там книжонки, напечатанной, к тому же, немцем.
Должен сделать, потому что больше некому.
VII
На телеге стоял высокий, с окладистой бородой, мужчина. Вокруг плотной толпой сбились мужики суровые, обвешанные ружьями, саблями и пистолями. Личная гвардия Герасима Курина, его телохранители и последний резерв на самый крайний случай.
Сам Курин, подтвердил стоящий рядом казак. А енти, рядом с ним дружки явонныя. Отчаянный народишко, сущие разбойники!
Я покосился на запястье, где исправно тикали часы старые добрые Командирские, привезённые из двадцатого века. Семь-тридцать утра; базарная площадь перед церковью села Большой Двор битком набита людьми. Мы десятка два гусар и столько же казаков стоим верхами позади огромной, тысячи на полторы, толпы. В глазах рябит от армяков, кафтанов; некоторые самооборонцы щеголяют в синих солдатских сюртуках, уланских куртках, разноцветных гусарских ментиках и прочих предметах трофейного обмундирования всё со споротыми эполетами, шнурами, галунами. Над головами колышется щетина самодельных пик, насаженных торчком кос и вил-тройчаток; кое-где мелькают длинные пехотные ружья с примкнутыми штыками и страховидные ослопы и цепы с билами, утыканными заострёнными железяками и вбитыми в дерево ржавыми подковами.
Стоящий на телеге человек поднял руку, гомон толпы стал стихать. Я ожидал, что голос его будет соответствовать внешности зычный, низкий, как и полагается народному вождю. Но Курин заговорил высоким, срывающимся тенором:
Любезные друзья, постараемся за отечество свое и за дом пресвятые богородицы. Неприятель грозит наше селение предать огню, а нас в плен побрать и с живых кожи поснимать за то, что мы ему неоднократно упорствовали сражением!
Он старательно выговаривал слова, и мне пришло в голову а не зазубрил ли он речь заранее, по бумажке, написанной дьячком-писарем?
Курина на телеге сменил тщедушный попик в обтрёпанном подряснике. Плешь на голове, обрамлённую редкими пегими волосами, прикрывает колпак-скуфейка, борода редкая, седая, смешно торчала вперёд. И тут же с колокольни Воскресенской церкви загудела медь, крестьяне стали стаскивать шапки, обмахивались крестными знамениями, опускались на колени. Я огляделся казаки с павлоградцами истуканами сидели в сёдлах, обнажив головы.
А попик выводил:
Скорый помощниче всех усердно к тебе прибегающих, святый благоверный великий княже Александре! Ты в житии твоем ревнитель и защитник православный веры был еси: и нас в ней твоими к Богу молитвами непоколебимы утверди. Ты, победив полки супостата, от пределов российских отгнал
Молитва святому благоверному князю Александру Невскому! растолковал казак. Он часто, истово крестился, комкая суконную шапку в левой, сжимавшей поводья руке. Крестьянам без молебна неможно. Люди они не воинския, как живот свой положить? А так пропели молебен со акафистом, простились друг с другом, и с помощию божиею приуготовились!
Позади фыркнула, захрапела лошадь. Я обернулся штаб-ротмистр Богданский собственной персоной. Кивер зажат под локтем, правая рука вздёрнута, пальцы собраны в приличествующую щепоть. Из-за плеча у него ухмылялся корнет Алфёров тоже с непокрытой головой, однако, креститься по примеру начальства и не думает. Я ответил ему улыбкой: Мальчишка, вольнодумец, что с него взять
Ну, всё, господа, помолились, и довольно. заговорил штаб-ротмистр. Настроение у него было приподнятое в ожидании лихого дела. Как в писании: Богу Богово, а кесарю кесарево. Сейчас скачем на дальнюю околицу и занимаем позицию в рощице. Диспозиция такая будет: куринцы лягушатников в село впустят сделают вид, что они мирные жители и о сопротивлении даже помыслить не могут. Мол, мы всё вам продадим, в этой усадьбе муку возьмёте, а с повозочкой давайте в другую усадьбу, там стог сена есть, а там дальше пройдёте по домам, хлебушком и картошечкой разживётесь А когда передовой отряд растащат по дворам, тут-то другие мужички, что по избам сидеть будут, на вилы их и взденут! А мы в засаде выждем. Французы вояки серьёзные, и даже если их врасплох застать, драться будут крепко. Пушки, опять же непременно они их на левом фланге поставят, возле сосновой рощи, чтобы село держать под обстрелом. Вот по ним мы и ударим в первую очередь.
Павлоградцы с казаками одобрительно загомонили. Захватить внезапным наскоком из засады пушки, разогнать орудийную прислугу это было привычно, и они уже предвкушали, как будут скакать, стрелять, рубить
Штаб-ротмистр крутанул на месте свою рыжую кобылу, заставив испуганно попятиться обступивших нас мужиков.
Вот что, корнет он обернулся к Алфёрову, по-прежнему весело скалящему все тридцать два зуба, сейчас берите троих гусар и выдвигайтесь в аванпост, на тот берег реки. Далеко не отходите, затаитесь в ивняке и наблюдайте. Появится неприятель в перестрелку не вступать, отступайте к селу. А вы, господа штабные с нами, или как?
Это самое или как? было адресовано нам с Ростовцевым и содержало в себе не слишком даже завуалированное оскорбление. Мы не были штабными, и Богданскому прекрасно это было известно. Тем не менее, Ростовцев выпад проигнорировал кивнул и развернул коня, направляясь следом за павлоградцами. Я поудобнее перехватил повод, а другой рукой нащупал чехол у седла, из которого высовывался на ковбойский манер приклад мосинского карабина.
Что ж, раз надо повоюем
* * *
Пушечные жерла один за другим развернулись в сторону села. Номера откатывали в тыл зарядные ящики, уводили лошадей, разбирали банники, прибойники и торопливо занимали положенные места у орудий. Стоящий рядом с д'Эрвалем капитан-артиллерист довольно крякнул батарейная полурота демонстрировала недюжинную выучку, и командира радовало, что адъютант маршала видит, как славно они справляются со своими обязанностями.
Лейтенант повернулся в седле. Справа по бревенчатому мостику переправлялась через речку Вохонка пехота; вюртембергские конные егеря в своих зелёных с жёлтой отделкой мундирах и высоких гребнястых касках уже рысили по направлению к селу. За ними тарахтели обозные телеги и поспевали, порой переходя на бег, как и положено лёгкой пехоте, стрелки-вольтижёры. Всё правильно передовой отряд выдвигается вперёд с целью оценить обстановку и произвести разведку. Позади, за их спинами, в полном соответствии с составленной диспозицией разворачивались главные силы, имея на левом фланге, у опушки сосновой рощи, четыре шестиифунтовки. Так что, засел в селе неприятель, или его там и в помине нет теперь уже роли не играет. Никто не собирается миндальничать с восставшими; надо будет вешать значит, станут вешать. Успехи блестящих военных кампаний Императора построены на непреложном правиле: война сама себя кормит, а значит, русским пейзанам, хотят они того, или не хотят, придётся поделиться припасами. Или умереть, всё равно потеряв своё имущество вместе с жилищами, которые в таком случае предадут огню.
Замыкающие пехотинцы вслед за повозками втянулись в село. Д'Эрваль приподнялся на стременах и приложил ладонь козырьком к киверу. Ничего ни суеты, ни мечущихся туда-сюда людей, ни прочих обязательных признаков стычки и начавшегося грабежа. Похоже, посланные вчера разведчики что-то напутали, и в селе как его там, Grande Cour?[6] неприятеля нет. А может они все сбежали ночью, узнав о скором приближении авангарда? Что ж, разумное решение против пушек и линейной пехоты герильясам нипочём не выстоять.
И словно в ответ в селе захлопали врассыпную ружья, донеслись едва слышные на таком расстоянии крики. На околице показались три верховых вюртембержца они вовсю нахлёстывали лошадей, то и дело оглядываясь через плечо. Из-за плетней пыхнули белые дымки выстрелов, один из всадников покатился с седла, а из деревни уже выбегали группами по три-четыре человека, вольтижёры. Выбегали и торопливо сбивались в кучки. Следом за ними валила, оглушительно гомоня, толпа пейзан. Они, словно собаки кабана, обкладывали ощетинившиеся иголками штыков пехотные ежи, но сделать ничего не могли вольтижёры пятились, прокладывая себе путь в этом бурлящем, остервенелом потоке вооружённых чем попало людей.
Загрохотали копыта от моста во весь опор летел юноша-адъютант. На скаку он размахивал рукой, указывая артиллеристам на побоище.
Merde![7] оценил обстановку капитан. Сейчас нельзя, нашу же пехоту побьём! Вот отгонят этих мизераблей хоть шагов на полсотни, и тогда
Этого, похоже, ждать оставалось недолго. Загрохотали барабаны, тонко засвистела флейта, и батальонная шеренга скорым шагом двинулась навстречу откатывающимся вольтижёрам.
Что вы собираетесь делать, мсье? спросил д'Эрваль. Артиллерист прав сейчас бить по преследующим пехотинцев пейзанам нельзя, слишком велик риск угодить с первого же залпа в своих.
Надо зажечь село брандскугелями. решил капитан. Потом будем бить гранатами поверх голов пейзан глядишь, испугаются и оставят вольтижёров в покое. А когда пехота прижмёт их к горящим избам побросают оружие и разбегутся. Если им это, конечно, позволят, в чём я очень сомневаюсь
Действительно, на правом, противоположном фланге пехотного строя уже выстраивались для атаки остатки конноегерьского эскадрона вюртембержцы, вояки крепкие, жаждали посчитаться за своих завлечённых в ловушку земляков.
Д'Эрваль кивнул, соглашаясь. Эти сумасшедшие селяне сами выбрали свою судьбу, решившись оказать сопротивление и не жалкой фуражирской партии из полусотни нестроевых с жиденьким кавалерийским конвоем, а многочисленному отряду регулярной армии с пехотой и артиллерией. Что ж, пусть теперь пеняют на себя la guerre comme a la guerre[8], не так ли?
* * *
Пушки рыкнули, подпрыгнули, разом выбросив столбы ватнобелого дыма. Зажигательные снаряды прочертили воздух над головами куринской пехоты и теснимых ими французов. Номера навалились на колёса, накатывая орудия; их товарищи опустили щётки банников в вёдра с водой и принялись орудовать ими, прочищая стволы перед тем, как вложить новые заряды. Подносчики уже стояли наготове; даже отсюда, с расстояния в три сотни шагов, я различал у них в руках полотняные пороховые картузы, чёрные шары гранат и дымки на концах пальников в руках фейерверкеров.
Пора, ребята! крикнул Богданский и вытянул левую руку горизонтально, указывая место для построения. Строй фронт!
Гусары поспешно стали занимать свои места. Мы с Ростовцевым на правах гостей встали рядом с начальством. Казаки, искренне презирающие строевые армейские экзерциции, сбились в кучку на левом фланге бирюзово-зелёных.
Сабли вон!
Скрежетнула сталь, залязгала сталь клинки вылетали из ножен и по-уставному ложились на плечо владельцев. Я же вытащил из чехла карабин, клацнул затвором и привычно упёр приклад в колено. Богданский неодобрительно покосился на странный штуцер в ответ я пожал плечами. Звиняйте, вашбродие, всяк воюет, как умеет
Рысью!.. Ма-а-рш! зычно гаркнул штаб-ротмистр и шеренга двинулась вперёд. Не успели мы оставить позади редкий сосняк, как последовала новая команда: Куц галопом! Марш!. Богданский пришпорил коня и рванул; остальные разом прибавили, не позволяя, однако, своим лошадям выноситься вперёд правофлангового всадника.
К атаке! разом сверкнули клинки, вскинутые в терцию, на уровне глаз для неотразимого колющего удара. Если бы за нами скакала вторая шеренга, то её всадники вскинули бы сейчас клинки над головами рубить с замаха.
Но, чего нет, того нет. Маловато на этот раз бойцов в атакующем строю неполных две дюжины гусар да примерно столько же примерно казачков Денисова полка. Принимать под своё начало верховых куринцев Богданский отказался строя не знают, только под копытами будут путаться! и теперь крестьянская конница со своими косами и трофейными пиками скрытно разворачивалась в ракитнике, на берегу речки Вохны, изготавливаясь к фланговому удару.