Я не понимаю, о каком корабле идёт речь, сказала Айша.
Да всё ты понимаешь, адыр елдыш! влез Насир. У нас времени мало, хорош уже скандраам нам впаривать! Твой корабль? Если ты нам всё не объяснишь
Капитан, я разговариваю не с этим человеком! зазвенел металлический голос Айши. Почему он говорит?
Томаш поднял ладонь, и Насир, недовольно поморщившись, отвернулся от проектора.
Извините, сказал Томаш. Но вопрос всё же вертится на языке, кто бы его ни задавал. Это ваш корабль?
Томаш, кожа на лбу у Айши треснула, мне кажется, вы не понимаете сложившейся ситуации. Гражданские полёты на Бакаре приостановлены, и все корабли по факту перешли в распоряжение вэкаэс. Так у нас работает военное положение. Всех моих связей едва хватило на то, чтобы обеспечить вам разрешение на взлёт. Но у вас литийский корабль, и для вас сделали исключение.
Ага, дали литийцам прощального пинка под зад, хмыкнул Томаш. Айша, мне почему-то кажется, что при желании вы любой корабль могли бы снарядить.
Вам неправильно кажется. Если бы это было так, я послала бы своих соотечественников.
Хорошо, положим, я вам верю. Но кто-то идёт по нашему курсу не просто идёт, а преследует нас. Если это не ваш корабль, значит ваших конкурентов.
Ваша логика безупречна. Это не мой корабль, и я
Лицо Айши рассыпалось на квадраты, а голос превратился в низкочастотный гул синхронизация альтаама нарушалась.
Кто это может быть? крикнул Томаш. У вас есть какие-нибудь предположения?
Лицо Айши напоминало теперь детскую головоломку из огромных кубов, а речь странно замедлилась и сошла на грудной металлический бас.
Грузовоз принадлежит мне, никто о нём не должен знать. Но я вам верю. Кто-то идёт по вашему курсу. Но кто это вам предстоит узнать самому, капитан.
* * *
Джамиль ни слова не сказал, когда Томаш сопроводил его в отсек, как заключённого, он лишь взглянул на Томаша мутным усталым взглядом и уселся на ящик с кабуром. Томашу даже стало его немного жаль.
Идаам, я против вас лично ничего не имею, но для всех будет лучше, если вы пока посидите здесь. И постарайтесь, Томаш показал на металлический ящик, не выпускать больше своего питомца.
Джамиль испуганно вскочил с ящика, словно тот в любой момент мог расколоться, как надтреснутая скорлупа, освободив злобно пощёлкивающего жвалами таракана.
Томаш едва не прыснул со смеху.
Успокойтесь, мы все сейчас немного на взводе. Отдохните.
Но я не понимаю, как такое могло произойти, пробормотал Джамиль. Я должен был всё проверить, и я всё делал правильно, абсолютно правильно, так же, как и всегда, ничто не должно было привести к таким последствиям, это попросту невозможно.
Значит, вы всё-таки сделали что-то неправильно.
Но это невозможно, совершенно невозможно! Из ящика, как нарочно, послышалось нетерпеливое поскрёбывание металлических лапок. Программа кабура не должна была запуститься, и я
Тем не менее, она запустилась! Спорить об очевидных вещах не имело смысла. Отдыхайте, идаам! Обед, или, наверное, уже ужин, будет через два часа.
Он закрыл каюту Джамиля, чувствуя себя надзирателем в летящей чёрт знает куда космической тюрьме.
В рубке стояла напряжённая тишина. Насир и Лада сидели в ложементах. Насир крутил в руке альтаам, как любимую курительную трубку.
Да уж, херзац его так, бессмысленный получился разговор! проворчал он.
Я предупреждала, сказала Лада.
По крайней мере, мы сообщили Айше о том, что мы не единственные, кого интересует её грузовоз, сказал Томаш. Это на случай, если корабль действительно не имеет к ней никакого отношения.
Для этого необязательно было тратить альтаам. Отослали бы рапорт через обычную связь. Но вы же, мальчики, её проверить хотели. Удалось, кстати?
Вот елдыш! Насир отбросил альтаам на приборную панель. Надо было и правда сообщение скинуть. Ну перехватил бы его невидимка, и херзац с ним!
Смысл теперь об этом спорить? сказал Томаш. Я сам решение принял, интересно было с ней в реальном времени пообщаться. Альтаам это вам не палочка-выручалочка. Айша и в критической ситуации руками разведёт. Дескать, сами выбирайтесь. У нас есть ещё один про запас, и я подозреваю, что у Джамиля
А какая сейчас ситуация, Томаш? с улыбкой спросила Лада.
Не понял?
Ну какая сейчас, по-твоему, ситуация? Ты же считаешь, что ещё не критическая. Какая тогда? Если невидимку послала не Айша, то ты же понимаешь, что мы им не конкуренты. Обогнать мы их не сможем, в открытую конфронтацию вступать самоубийство. Там даже по тепловому следу понятно, что корабль серьёзный. А если Айша врёт, то всё ещё интереснее. Зачем мы ей нужны? В качестве запасного варианта? Что-то сомнительно. Если бы вместо невидимки какое-нибудь ведро, вроде нашего, летело, то я бы, может, ещё и поверила. А так прости.
Я думаю, сказал Томаш после секундного молчания, что не надо решать сгоряча. Давайте спокойно всё обсудим. Какие у нас варианты? Идём на поводке в пределах заданного коридора. Тут два направления вперёд или назад. По крайней мере, пока поводок не снимут.
Если снимут.
Э-э-э! Насир замахал руками. Погодите-ка! Это вы чего мне сейчас, херзац его так, втираете? Это вы мне втираете, что, когда мы в Салиме торчали безвылазно, дела у нас ещё неплохо шли, да? А вот теперь уже реально адыр елдыш и полная хараза! Назад не можем, а вперёд боимся?
Ой, любишь ты драматизировать, Насик! Просто нужно понимать, что нас ждёт, когда мы до грузовоза доберёмся.
Что нас ждёт, узнаем, когда доберёмся. Томаш прилёг в ложемент. Оружия у нас всё равно нет. Всё, до чего мы сможем сейчас додуматься это быть ко всему готовыми.
Да и мы так ко всему готовы! С рождения, херзац его так!
Вот-вот! Или не готовы. Толку-то? Меня другое больше интересует. Томаш разглядывал голографическую карту. У нас на удивление хорошо получилось их спровоцировать. Обогнать себя они не дали. Хотя могли бы на хвосте висеть и щитом прикрываться. Если это корабль Айши, то, возможно, они летят впереди и расчищают нам путь. Отсюда и этот её чёртов безопасный коридор.
Это даже мне бредовым кажется! заявил Насир.
Ты серьёзно? Лада посмотрела на Томаша, как на умалишённого. Идёт впереди и валит всех подряд без разбора бакарийцев и литийцев?
Ага! крякнул Насир. А мы не видим ни елдыша! Ни обломков, ничего!
Просто нет пока никаких обломков, сказал Томаш. Мы ведь не знаем, какая на самом деле ситуация. Мы последние месяцы на Бакаре торчали, а там по новостной волне сплошную муть в уши льют.
Я уж, скорее, поверю, что Айша достала карту бакарийских полётов, сказала Лада. А литийцам нас смысла трогать нет. У нас же литийская сигнатура.
Ладно-ладно! Сдаюсь! Томаш отрубил терминал, никаких следов человеческого присутствия вокруг корабля всё равно не наблюдалось. К сожалению, ни черта мы не знаем. И не узнаем, пока до грузовоза не дойдём.
А если попробовать ещё пару гильз сжечь? предложил Насир.
Нет смысла, сказал Томаш. Этот трюк второй раз не сработает. Да и зачем? Даже если мы снова им на хвост сядем, это ничего не даст.
Можно попробовать дать быстрые импульсы. Два-три мы должны выдержать прежде, чем движку херзац придёт.
Не надо «Припадок» мучить, старенький корабль всё-таки. А то мы вообще никуда не дойдём. Обогнать невидимку в любом случае не получится. Мы им не конкуренты.
Обогнать не обгоним, но вдруг они сглупят, и какой-нибудь кирдым выкинут!
Я лично против планов, которые рассчитаны на то, что наш противник идиот, сказала Лада.
Надо же, качнул головой Томаш. У нас уже появился противник!
Называйте, как хотите. Но если других идей нет, я бы предложила держаться намеченного курса.
Согласен. Томаш встал. А я пойду прилягу. Может, потом на свежую голову что-нибудь придумается.
* * *
Томаш забрался в свой отсек, выдвинул из стены узенькую кровать и разлёгся на ней, подложив под голову подушку из синтоволокна. Он так сильно устал, что спать уже и не хотелось перед глазами мелькали цифры из системных статистик, строчки трассировок, расчерченные маршрутными струнами космические карты, крутящаяся волчком голограмма «Припадка», пронизанная жилами энергетических сетей.
Он невольно продолжал думать о последних событиях, хотя до смерти хотел спать.
Айша, её лицо, которое рассыпается каменной крошкой. Опустошённый коротким сеансом связи альтаам, который падает, как при замедленной съёмке, на приборную панель. Томаш подумал а согласился бы он на предложение Айши, если бы знал, с чем они столкнутся и вдруг понял, что да, согласился бы. Торчать в заточении на Бакаре уже не было сил.
Он много лет не проводил ни на одной планете столько времени. Даже Лития перестала быть для него домом он чувствовал себя посторонним, который давно разучился понимать рядовые радости планетарной жизни и думает только о том, когда наконец разделается с делами и снова полетит в пустоту, загрузив трюмы каким-нибудь звенящим барахлом. Сидеть на одном месте, пустить корни, как растение, казалось ему чем-то сродни жизни в клетке в огромном зоопарке под названием Лития или Бакар. Родных у Томаша на Литии не осталось даже навещать было некого. К тому же тело его настолько привыкло к пониженной силе тяжести ведь даже гравы на «Припадке» работали с бакарийскими настройками, что на Литии, на родной планете, ему приходилось глотать таблетки. Голова раскалывалась, постоянно тошнило, все мышцы болели, как после марафона. Страшная, неодолимая сила планетарная каббала, как он её однажды назвал ложилась неумолимым грузом на плечи, прижимала к земле, чтобы он упал перед ней на колени. Как-то ему сказали, что он почти превратился в бакарийца, растратил все родовые черты, обменяв их на пьянящую дурь космической свободы стал сутулым и худым, точно вырос на планете с низкой гравитацией, на литийском говорил, как иноземец, слишком правильно и чётко, с едва уловимым акцентом, а глаза его горели безумным огнём, светом звёзд, увиденных в вирте.
Впрочем, в отличие от Лады, Томаш к Бакару ненависти не испытывал. Ненависти тот и не стоил. Просто Бакар всегда оставался Бакаром пронзительно чужим. Хотя кое-что странным образом объединяло в его глазах Литию и Бакар, непримиримые, как противоположные полюса у магнитов Томашу постоянно встречались люди, которые вели себя так, словно весь мир ограничивается их душной планеткой, а всё остальное лишь мираж, иллюзия, отблески света на сетчатке глаз, далёкие и ненужные. Таких людей всё устраивало, теснота собственной клетки никаких беспокойств не вызывала, происходящее за пределами своего замкнутого мирка никак не интересовало и они, довольно улыбаясь, проживали отведённое им время на ничтожной пылинке в гигантском океане пыли.
Томаш с детства мечтал о космических путешествиях, но для его родителей космос был чем-то враждебным и пугающим наверное, если бы они могли, то запрещали бы ему смотреть на ночное небо, на горящий фиолетовой звездой Бакар, источник постоянной угрозы. К тому же обеспечить Томашу достойное образование, необходимое для пилотов дальних рейсов, они были не в состоянии мать постоянной работы не имела, а отец занимался настройкой станков для органической печати и не слишком-то преуспел в профессии. Несколько раз его сокращали и они жили втроём на нищенское пособие. Томаш хотел поступить в военное училище, на аэрокосмическое отделение и не прошёл по конкурсу. Даже устроиться техником на какой-нибудь грузовоз ему не светило без дорогого специального образования.
Мать умерла от кровоизлияния в мозг, когда Томашу едва исполнилось восемнадцать. Отец тогда пристрастился к тинктуре. Из тех нескольких лет, что Томаш провёл с отцом, больше всего ему запомнился один тусклый вечерок. Отец с набрякшими под глазами синяками сидит за кухонным столом, уставившись на пустую бутылку из-под тинктуры, как будто надеется, что она вновь наполнится под его взглядом, и бормочет о том, что жизнь стала слишком тяжёлой, что честным труженикам, вроде него, не остаётся места, а всё вокруг захватывают иммигранты и приживалы, которые только и могут, что обманывать да воровать. Страдальчески вздохнув и оторвав наконец глаза от пустой бутылки, отец говорит, что им надо куда-нибудь уехать, подальше от города, на фермы туда, где настоящая жизнь и начать всё сначала. Томаш молча кивает (спорить с пьяным отцом затея не из лучших), но сам понятия не имеет, чем отец собирается на этих фермах заниматься видимо, пить тинктуру, как и раньше. Однако именно бутылка из-под тинктуры подороже, чем обычно, с ровно наклеенной этикеткой как-то невольно притягивает его взгляд.
Томаш тогда уже строил планы купить собственный корабль скорее, в шутку, чем всерьёз и летать, куда захочется, хоть на Бакар. И если на старенькую тарку он мог бы заработать лет за двадцать беспросветного труда, то откуда брать на её содержание деньги он, к сожалению, не имел ни малейшего понятия. Пока не поинтересовался стоимостью тинктуры на Бакаре.
Поначалу он даже не мог в это поверить. Бутылка крепко выдержанной, которую обычный работяга вполне мог позволить себе пару раз в год на день рождения или другое пьяное торжество на Бакаре, без всяких преувеличений, стоила целое состояние. Причина была, как догадывался Томаш, совсем не в выдающихся вкусовых качествах любимого пойла его папаши выдержанная больше десяти лет тинктура отдавала горечью и обдирала глотку. Натуральный напиток, изготовленный по унаследованной с Земли технологии из растительного сырья, полностью и беспрекословно запрещённый на Бакаре как и весь другой алкоголь представлял собой некий статусный атрибут, дорогостоящую цацку, которую могли себе позволить только очень состоятельные бакарийцы. Причём сами его зачастую даже не пили.