Марк, конечно, понимал, что хозяин никогда не отдаст за него свою любимицу, Катерину, потому что считал его голью перекатной. Но какая-то, пусть и слабая надежда в душе Марка теплилась, да и время, как он считал, у него ещё было, ведь Кате только-только исполнилось пятнадцать лет, но все его надежды мог перечеркнуть этот красавчик. И потом, все преимущества, казалось бы, были на его стороне. Марк видел, как при появлении статного Соколовского молодые дамы сворачивали шеи и томно вздыхали.
Глава пятая
С самого раннего детства жизнь не баловала Марка. Родился он в бедной крестьянской семье, где семеро сидели по лавкам. Отец нанимался постоянно на работу к более успешным соседям и вкалывал у них от зари до зари, однако батраку никто не платил хорошо, получал он какие-то гроши, а в доме его всегда ждали голодные галчата три дочки и четверо сыновей. Марк был старшим из них и потому уже в одиннадцать лет начал работать наравне с отцом, а два года спустя тот отвёз его в город и договорился, чтобы он стал подмастерьем у сапожника. В семнадцать Марк поссорился с хозяином и ушёл на вольные хлеба, но вскоре, устав перебиваться случайными заработками, он стал работать на пристани. В бригаде грузчиков, в которую взяли Марка, он был младшим, но никто не делал ему поблажек. Бывало, что за день он так упахивался, что потом у него в глазах всё темнело, и он, приходя в ночлежку, валился на лежанку и до первых петухов не мог разогнуть спину.
Платили ему за очень тяжёлую работу совсем немного, а ещё часть заработка Марку приходилось отсылать родителям в деревню, так что нередко он голодал. И тут на удачу его он попался на глаза приказчику купца Чудинова и приглянулся, и тот уговорил хозяина взять Марка к себе.
После всего того, что он испытал, жизнь у Чудинова показалась ему раем. Новая работа была не такая уж и тяжёлая, на ней он не ломал спину, платили ему за работу больше, да ещё он помогал в кондитерской, а там ему постоянно перепадало что-нибудь вкусненькое. Своё место Марк очень ценил. Правда, новости, приходившие из родной деревни, не радовали. Мама, и так не отличавшаяся здоровьем, надорвавшись от тягот тяжёлой жизни, слегла и, проболев осень и зиму, в январе 1913-го умерла. Диагноз у неё был самый распространённый в то время чахотка. Тогда эта болезнь выкашивала целые семьи. Марк приезжал хоронить маму, и на поминках они с отцом уже долго, по-взрослому разговаривали. Отец жаловался, что ему одному не поднять всех детей и попросил старшего сына хоть как-то помочь, ну чтобы тот, к примеру, попытался устроить кого-нибудь из младших братьев и сестёр в городе. Марк пообещал это сделать, и в итоге ему удалось пристроить пятнадцатилетнего Павлушу к тому же сапожнику, у которого он раньше работал в подмастерьях, а тринадцатилетнюю Анечку Чудинов-старший взял в служанки к своим сорванцам. Это очень облегчило положение семьи, а тут ещё отец Марка повторно женился, и теперь у него появилась помощь. Второй женой отца стала Варя-хромоножка. Это была тихая и работящая женщина, жившая по соседству.
Скучал ли Марк по своей семье? Поначалу да, очень скучал, но постепенно заботы и жизненные неурядицы стали отвлекать его от печальных мыслей, да и по нескольку раз в год он наведывался в свою деревню, благо, она и не так уж далеко находилась. В городе Марк не только приобрёл несколько профессий, но и научился читать, и ему сразу же открылся необъятный мир, населённый различными литературными героями. Марк так увлёкся этим миром, и он настолько его захватил, что паренёк при любой возможности стал погружаться в него с головой. Он, бывало, урывал у сна драгоценные минуты, чтобы почитать. Поначалу он читал буквально всё, но постепенно у него стал вырабатываться вкус и некоторые предпочтения среди авторов. Он полюбил толстые романы и те, в которых писалось про жизнь и про простых людей. Хотя и сказки Пушкина и поэмы Лермонтова его очаровывали. И именно любовь к чтению свела его со средней дочерью хозяина.
А случилось это так
***
Марк и раньше видел её в кондитерской, потому что Катя по обыкновению после занятий в гимназии забегала взять какие-нибудь пирожные, но больше всего ей нравились сделанные на французский манер эклеры. И вот однажды продавщица ненадолго отлучилась и попросила Марка постоять вместо неё за прилавком. И только Марк её заменил, как появилась дочь хозяина. Это была замечательная девочка. Со светло каштановыми волосами, с глазами небесной синевы и с каким-то одухотворённым выражением на лице. Она как будто только что сошла с иллюстрации к сказкам Ганса Христиана Андерсена и напоминала дюймовочку. У неё в руках был тогда очень модный кожаный портфель. Но, видно, он был для неё тяжёлый и не очень хорошо закрывался, потому что, когда она его прислонила к прилавку, он плюхнулся на пол, распахнулся, и из него вывалились книжки и тетрадки.
Ой, какая я растеряха! всплеснула руками дочь хозяина.
Марк тут же выскочил из-за прилавка и стал собирать её книжки. Катерина, присев, тоже стала подбирать учебные принадлежности, и они стукнулись с Марком лбами. Оба после этого почесались и, посмотрев друг на друга, не сдержавшись, рассмеялись.
Не больно? участливо спросил Марк.
Нисколечко! ответила Катерина и, увидев какую уморительную рожицу скорчил Марк, она невольно расплылась в улыбке.
А дай ка я посмотрю, что ты читаешь, произнёс Марк.
Это учебники, ответила ему зардевшаяся Катерина.
А нет! Не только! заметил Марк, подняв с пола «Евгения Онегина».
Катя взяла эту книжку и уложила её в портфель.
Ну да, я сейчас его перечитываю. Это моё самое любимое произведение у Пушкина!
А я его тоже читал! почему-то выпалил Марк.
Ты читаешь такие книжки? удивилась Катерина.
Ну, да! А что? откликнулся Марк. Но мне у Пушкина больше нравятся сказки.
Например?
Ну про того же Балду А ещё я люблю его повести «Капитанскую дочку».
Катерина и Марк не заметили, как разговорились. Дочь хозяина даже забыла, зачем она пришла в кондитерскую, и, когда вернулась продавщица, Марк и Екатерина продолжали обсуждать любимых писателей и самых понравившихся им героев. А когда Екатерина спохватилась, что ей пора домой, оказалось, что они проговорили с Марком больше часа.
Так средняя дочь хозяина познакомилась с Марком, и вскоре они подружились.
Их встречи в кондитерской стали регулярными.
***
В каюту Марка вошёл пожилой мужчина с кустистыми бровями и колючим взглядом. Он бросил свои пожитки на лежанку и туда же плюхнулся, вытянув блаженно ноги.
Э-эх, ма-а, мать моя женщина! Наконец-то, отдышусь, а то умаялся, произнёс он, разговаривая сам с собой, и только после этого, окинув взглядом каюту, он обратил внимание на Марка.
Оценивающе осмотрев его, он произнёс:
Давай знакомиться. Я так полагаю, что ты сопровождаешь Петра Ефимовича?
Марк подтвердил это предположение.
Значит, попутчиками будем. Ну-ну. А как по батюшке тебя величать?
Я Марк.
Как апостол, что ли?
Ну, почему? Я Марк, а фамилия у меня обычная
И какая?
Неустроев.
А я Никич! Тьфу ты, чертыхнулся мужчина, Никита Ермолаевич, но для хороших людей Никич. Так что ежели мы с тобой поладим, молодец, то я тебе разрешу так меня звать. Понял?
А что тут непонятного?! кивнул головой Марк.
Я у Суриковых приказчиком, почитай, уже лет тридцать с гаком числюсь. Поначалу у старшего работал, а потом, как он приставился, царство ему небесное, стал у сына его тем же самым заниматься. Ну а ты у Петра Ефимовича, выходит работаешь? Хотя знаешь, что-то раньше я тебя не примечал у него. А у меня на лица память-то хорошая! Ты давно у Чудинова?
Да, наверное, месяца как два
А-а, ну понятно, поэтому и не видал раньше! Ну а до того, как к Чудинову перешёл, чем занимался?
Да чем придётся и сапожником был, и на пристани работал грузчиком. Но я многому научился и многое умею!
Ну, энто мы посмотрим ещё. А пока вот что, Марк, у тебя ноги молодые, сходил бы ты на кухню и принёс бы мне, старику, что-нибудь пожевать
А что вам, Николай Ермолаевич, принести?
Я люблю жаркое. Ну и чаёк с сахаром тоже уважаю.
Понял!
Марк кивнул головой и поспешил на кухню, чтобы выполнить пожелание Никича.
Этот пожилой мужчина Марку показался серьёзным человеком, с которым лучше ладить и не перечить ему, да и по возрасту он был старше раза в четыре.
***
Марк уже возвращался к себе в каюту c заказом для Никича, как увидел стоявших на палубе Сурикова и Соколовского. Они оба смотрели на проплывавший мимо левый берег и между собой говорили. Поручик упёрся взглядом куда-то вдаль и, не поворачивая головы, сказал:
В Омске, даст бог, будем через два дня
Хороший город. Мне он нравится.
Вы часто в нём бываете?
Конечно, не чаще, чем в Семипалатинске, но заглядываю. Два-три раза в год.
У вас там тоже какие-то дела?
Да. На пару с одним из местных покрестившихся евреев, которого зовут Исааком Лейбой, я держу там аптеку. Он отличный фармацевт, учился аж в Санкт-Петербурге и в Варшавском университете, а потом работал в царстве Польском. Но из-за того, что старший сын его связался с революционерами и даже участвовал в какой-то бомбисткой группе, вся семья Лейбы попала в разряд неблагонадёжных и их выслали из Лодзи в Новониколаевск, когда тот ещё не был даже городом, а являлся пристанционным посёлком. Ну а когда по отношению к Лейбе ослабили ограничения и восстановили в гражданских правах, я помог ему перебраться в Омск. У Исаака особых денег не было, он все их потратил на адвокатов, и на подношения, чтобы спасти своего оболтуса от смертной казни, однако я, зная его профессионализм, предложил ему сотрудничество и взял его в долю. Теперь он на четверть является хозяином аптеки в Омске и, по сути, мой управляющий. Мы, кстати, у Исаака и переночуем, перед тем как сядем в поезд. А вы каким, Николай, поедете?
Я еду тем же
Ну и замечательно! обрадовался Суриков. Значит, продолжим знакомство, и в дороге будет не скучно! Да-а, Николай, а где в Омске вы собираетесь переночевать?
Да пока ещё не знаю, пожал плечами Соколовский.
А может с нами у Лейбы? Исаак хлебосольный и вполне гостеприимный. И я уверен, что он мне не откажет!
Как-то неудобно, замялся поручик, и потом, знаете, Алексей, у меня в Омске есть одна знакомая В общем, она мне уже написала, что если я буду проездом, то она мне хотела вроде бы предоставить угол. Так что посмотрим.
Всё это поручик сказал как-то неуверенно.
Ну, хорошо, не стал настаивать Суриков.
***
Омск в то время был одним из крупнейших городов России, лежавших за Уралом. Население его доходило до ста тридцати тысяч жителей, а с пригородными посёлками приближалось и к двести тысячам. В начале XX века он являлся центром огромного Степного края, в который входили несколько областей, в том числе и Семипалатинская.
Город был заложен достаточно поздно (так, Тобольск, если не считать стоявшего на его месте Кашлыка, которым правил ещё небезызвестный хан Кучум, русские основали в 1582 году; Томск, тогда считавшийся вторым городом к востоку от Уральского хребта, основали в 1604 году, ну а совсем захолустный Сургут, находившийся на краю земли, почти что в тундре, тоже своё летоисчисление вёл с XVI века, с 1594 года). Так что нынешний центр Сибирского региона, простиравшегося от Приуралья и до Байкала, был заложен как пограничное укрепление только вначале XVIII века, когда этот край уже больше века осваивался русскими первопроходцами, и они к тому времени дошли до Берингова пролива, разделявшего Азию от Северной Америки.
В 1714 году, по распоряжению Петра I , губернатор Сибири князь Матвей Гагарин отправил из Тобольска трёхтысячный отряд, состоявший из казаков и драгун, вниз по Иртышу для разведки путей на юг и для основания новых пограничных крепостей. Во главе него был поставлен сподвижник Петра I, подполковник Иван Бухгольц. Он был из давно обрусевших немцев, предки которого переселились в Россию ещё в начале XVII века.
Первоначально этот отряд, дойдя до Ямышевского озера, основал там крепость, которую тут же осадили джунгары. Против отряда Бухгольца джунгарский верховный правитель контайджи Цэвэн-Рабдан, считавший всё Среднее Прииртышье своей законной вотчиной, направил десятитысячную армию. Она подошла к только что возведённому Ямышевскому укреплению в самом начале 1716 года и так плотно обложила его, что даже мышь не могла из него выскользнуть.
Три с лишним месяца Бухгольц и его люди удерживали за собой Ямышевскую крепость, но когда у них стал заканчиваться провиант и две трети казаков и драгун умерли от ран и болезней, Бухгольц пошёл на переговоры с противником, и джунгары выпустили осаждённых из ловушки, разрешив им взять с собой оружие. И вот уже на обратном пути, там, где Омь впадала в Иртыш, сподвижник Петра заложил новый город и назвал его Омском.
Датой основания будущей столицы огромного края стал май 1716 года.
***
Омск постепенно возвышался над остальными городами Сибири, и мало кто мог предвидеть его будущее. Ведь поначалу столицей региона с самого начала его освоения русскими являлся Тобольск, да и Томск весь XVIII век был явно более развитым, и только с середины XIX века Омск превратился вначале в центр Западно-Сибирского, а потом и Степного генерал-губернаторства. Это подтолкнуло его развитие и превратило город в важнейший экономический и политический населённый пункт. Тут следует сказать, что вне пределов европейской части Российской империи городами с населением свыше ста тысяч жителей являлись тогда только Омск, Томск, Ташкент и Владивосток.
Ещё быстрее он стал расти, когда к югу переместился знаменитый Сибирский тракт, прошедший как раз через него, и по которому до самого Тихого океана прогонялись в кандалах тысячи несчастных каторжников, и затем, когда в самом конце XIX века началась грандиозная стройка так называемой Транссибирской магистрали. После этого Омск начал расти как на дрожжах.
В нём появилось много помпезных зданий, культурных и образовательных учреждений, и он даже начал приобретать некоторый лоск. Хотя ещё за пару десятилетий до этого Достоевский, некоторое время находившийся в ссылке в этом городе, так его опиcал: «Омск гадкий городишка. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой бураны. Городишка грязный, военный и развратный в высшей степени. Я говорю про тёмный народ. Если б не нашёл здесь людей, я бы погиб». Но уже к концу XIX века Омск было не узнать. Он вырос в три с половиной раза, как по площади, так и по населению, в нём появилось достаточно красивых каменных зданий, к примеру, таких, как Успенский кафедральный собор, здания драмтеатра, железнодорожного управления и вокзала, дворец генерал-губернатора, здание Сибирского банка и многие другие. Центральные улицы его замостили, появилось наружное освещение, было посажено несколько десятков тысяч деревьев. Так что если бы классик мировой литературы вновь посетил Омск, то, я уверен, ему пришлось бы переписывать свои наблюдения, и этот город удостоился бы более лестной оценки с его стороны.
***
Уже с вечера пассажиры «Евпатия Коловрата» предупреждались стюардами, что не позднее десяти утра следующего дня пароход подойдёт к столице Степного края и что лучше к этому приготовитьcя заранее. И Чудинов-старший, и Алексей Суриков вместе со своими помощниками проверяли сохранность багажа и собирали вещи. Потом Пётр Ефимович сходил к капитану он хотел отблагодарить его деньгами за то, что тот задержался в Павлодаре, но капитан не захотел их брать, и тогда Чудинов-старший передал ему пару бутылочек медовухи.