Однако жизнь складывалась довольно беспорядочно. Переезд из одной деревни в другую, смена одних первобытных условий на другие таковы три с лишним года в Чехии.
И все же Марина остается на виду русской эмигрантской литературной жизни. Она активно печатается в берлинских, рижских, пражских, парижских издательствах. Когда в Берлине вышла поэма «Царь-девица», тут же появились благожелательные отклики.
В пражском издательстве «Пламя» в 1924 году вышла ее «лютая» поэма «Молодец» на сюжет сказки Афанасьева «Упырь». В ней задатки будущих замечательных произведений: «Поэмы Конца», «Крысолова», трагедии «Тезей» («Ариадна»), «Федра».
Жизнь в тихой Чехии была обманчива. Да, по-прежнему Цветаева жила творчеством, много писала и стихов, и писем, но уже наметился в ее душе надрыв.
«Я сейчас на резком повороте жизни пишет она издателю Бахраху. Воздух, которым я дышу, воздух трагедии У меня сейчас определенное чувство кануна или конца Я ни в одну форму не умещаюсь даже в наипросторнейшую своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей»
Все сошлось. Муж, отношения с которым всегда были особые, дочь взрослеющая и все меньше ее понимающая, литературная жизнь далекая и недоступная, нищета, боль и роковая страсть. Константин Болеславович Родзевич. Антипод Сергея Эфрона, хотя внешне во многом и повторивший его путь: из добровольцев в эмиграцию.
Все многочисленные «романы» Марины до той поры были, как правило, не только платонические, но и нафантазированные, литературные.
А здесь, впервые, такое земное чувство.
«Я люблю другого проще, грубее и правдивее не скажешь»
Это была настоящая буря чувств мощная, по-цветаевски безоглядная, бескрайняя.
Читать и сегодня ее письма к Родзевичу непросто, требуется большая душевная сила. Как это часто бывает в реальной жизни предмет обожания не вполне соответствовал придуманному образу. Но именно он впервые в те тяжелые для нее годы призвал ее к жизни, а не к смерти.
Роман имел последствия. Эфрон, узнав о нем, объявил Марине о своем решении разъехаться. Пожалуй, он также, впервые, почувствовал реальную, земную подоплеку этого чувства.
«М[арина] рвется к смерти. Земля давно ушла из-под ее ног», писал Сергей Эфрон Максимилиану Волошину. И продолжал: «М[арина] человек страстей Отдаваться с головой своему урагану для нее стало необходимостью, воздухом ее жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас неважно. Почти всегда все строится на самообмане. Человек выдумывается, и ураган начался. Если ничтожество и ограниченность возбудителя урагана обнаруживается скоро, М [арина] предается ураганному же отчаянию»
Она решается на разрыв с Родзевичем. «Поэма Расставания» так хочет она назвать свою новую вещь.
Как всегда, у Цветаевой муки душевные преобразуются в муки творчества, в новый невероятный подъем. «Поэма Горы», «Поэма Конца». Она продолжает переписку с Пастернаком.
Именно он помог напечатать в России несколько стихотворений Цветаевой, в том числе обращенное к нему: «В час, когда мой милый брат» Никто, кроме него, не захотел или не осмелился это сделать.
За границей же Цветаеву печатали почти все известные газеты и журналы. И все же в творчестве ее явно наметился спад, усталость. Все это усугубляется тяжелым бытом.
И вот в начале февраля 1925 года у нее рождается долгожданный сын. Он весь в Марину. Эфрон так и называет его «маленький Марин Цветаев», по его же просьбе ребенку дают имя Георгий. А домашние будут звать его Мур.
На какое-то время Мур занимает ее всю, кроме творчества, конечно. Сын поддержал в ней желание жить.
Цветаева пишет «Крысолова», на мотив известной немецкой сказки.
Поздней осенью 25-го года она с детьми переезжает в Париж, который, как и Прага, встретил их бедностью. «Столица мира» поразила Марину не столько поверхностным блеском и красотой, сколько «дном», трущобами, в которых им пришлось жить. Вскоре к ним присоединяется Сергей Эфрон.
Одна отрада русский Париж восторженно принял Цветаеву. Вечера, встречи, публикации. И вместе с этим критические отзывы недоброжелателей, зависть.
Общение с Пастернаком дало возможность начать уникальную переписку: Марины, Бориса и Райнера Марии Рильке. Это была перекличка трех гениев, поэтов-лириков.
Внешняя жизнь, простая и без событий, с лихвой компенсировалась жизнью внутренней. Конечно, Марина вновь «влюбилась» в Рильке, иначе она не могла. И если Пастернаку она писала как «брату», то в письмах Райнеру Марии она вновь воспламенила все свои чувства.
Переписка постепенно заглохла, вначале из-за размолвок с Пастернаком. А в 1926 году умер Рильке.
В 28-м году, в Париже, состоялась встреча Цветаевой и Маяковского. Она подарила ему свою книгу с надписью: «Такому, как я, быстроногому!»
И два года спустя, откликнувшись на смерть Маяковского, она пишет: «Величайший поэт революции (слова газеты) и влюбленный самоубийца два взаимоисключающих начала, два существа, столкнувшись между собой, дали короткое замыкание"»
Отъезд в Россию, в Советскую Россию, морально подготавливался годами. Сергей Эфрон не только мечтал о возвращении, но и не сомневался в нем. Мур буквально бредил Россией, читал советские детские книги, не любил французов.
Сама Цветаева писала: «Моя неудача в эмиграции в том, что я не эмигрант, что я по духу, т. е. по воздуху и по размаху там, туда, оттуда».
И в то же время: «Не в Россию же мне ехать?! где меня (на радостях!).. упекут Я там не уцелею».
В это же время, в 31-м году, Сергей Эфрон хлопочет о советском гражданстве.
Все острее чувствовала Цветаева нелюбовь к себе эмиграции. В России жила сестра Анастасия, которая остаток жизни посвятит памяти Марины.
Цветаева пишет: «Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это ее последний конец».
Показательно, что именно в эти последние годы во Франции, накануне мучительного отъезда в Россию, она пишет эссе «Мой Пушкин». Пушкина она переводит на французский, Пушкин для нее вечно живой, осязаемый, так же, как Пастернак или Маяковский, ее первая поэтическая любовь
Вначале в Москву уезжает Аля навстречу «светлому будущему», в которое она так верила. Она никогда в дальнейшем не жалела об этом поступке, даже побывав в заключении в советском лагере и в ссылке.