Володя прошептала она. Володя
Он положил её на кровать, навис над ней.
Какая ты красивая Ты сама не знаешь и не понимаешь, какая красота живёт в тебе. Её надо выпустить, научить пользоваться собой и получать удовольствие и наслаждение. Люся
И вцепившись горячими губами в губы девушки, стал поглаживать её, ласкать грудь, животик, опускаясь всё ниже и ниже. Немного раздвинув ей ноги, поймал комочек наслаждения и довёл девушку до состояния неистового желания. И уже цепляя по очереди её сосочки, одновременно поглаживая утонувшую в женском соке напрягшуюся пуговку между ног, унёс Люську в водоворот сладостных, никогда ранее не испытанных, страстей Она летела с горы кубарем
Опомнившись, ей стало неудобно, неуютно. Какое-то безумие. Разве так должно быть? А как же он, мужчина?
Володя поднял её, отнёс в душ, залез сам. Она голышом, а он нет.
Люська, солнышко моё, не закрывайся от меня тучками, не хмурься. Ты не должна стесняться меня, я же весь твой, и ты вольна делать со мной всё, что угодно. И, заставив её поднять глаза, поцеловал, как будто зацепил все струны, все уголочки и затаённые секретики и кладики её души
И вдруг поймёшь, что в мире бренном, где все надежды хороши, дороже всех прикосновений прикосновение души
Новое платье, подаренное Володей на его день рождения Люсе, очень шло девушке. И морской лейтенант представлял, как он будет знакомить его жену со своими сослуживцами, и они обзавидуются. А пока он целует и целует свою девочку, покусывает, ласкает языком, губами. И она отвечает ему, по-своему, по-девчачьи, так трогательно.
Оставшиеся дни Люся прожила в состоянии несогласованности ума и сердца. Что ей делать? Это голубоглазое чудо вместо тепла подарило ей обжигающий огонь обиды, непонимания, раздора со всем миром. Возможно, смысл этой жизни сводится к тому, чтобы быть нужной кому-то. Ведь, если о тебе никто не думает, то значит тебя как бы и нет
Последние дни Люська жила у Володи, он так и принимал всех подряд, не мог отказать, врачуя целый день, а она заканчивала свои прорабские дела. Вечером плавали в озере, целовались, обнимались, миловались. Потом ужинали, Володя хорошо и полезно готовил, рассказывал всякие байки, поил её чаем. И укладывал рядом с собой, увлекая девушку в мир наслаждения и удовольствия своими ласками и нежностью. В конце концов, Алёшкин не выдержал.
Люсенька, моя любимая девочка. Давай просто будем. Не надо обещаний. Не надо ожидать невозможного. Ты будешь у меня, а я у тебя. Давай просто будем друг у друга. Твоё счастье это моё счастье, твой смех это мой смех, твоя радость моя радость. Я всегда с тобой, Люся, рядом я или нет.
Что-то оборвалось в мечущейся душе девушки, она всеми клеточками почувствовала родственную душу, которая признаёт её такой, какая она есть. Её потянуло к этому сильному и такому замечательному мужчине, и она храбро бросилась навстречу, замирая в трепетном ожидании неизвестного, сама уселась к нему на колени, подставляя свою выпирающую со всех сторон грудь.
Алёшкин, сейчас же сними это всё и с себя, и с меня. У меня нет сил. И оставшись обнажённой, уселась поудобней, держась за мужские плечи.
Люся, ты провоцируешь меня. Хорошо подумай, чтобы потом не пожалеть.
О чём? О том, что я хочу, чтобы это сделал именно ты? Мой капитан, улыбнитесь, только смелым покоряются такие девушки, как я. Володя, дорогой мой человек, я тоже хочу любить тебя. Так в чём же дело?
И вот он уже сильнее обнимает, страстнее целует, с жадностью обследует её тело, и она его тоже У них первое настоящее свидание в постели, сексуальное знакомство, так сказать. И уже, обласкав, облизав и обцеловав свою Люську с головы до ног, морской доктор сотворил ритуал превращения девочки в женщину, больно, получив в отместку пару синяков от впившихся в его плечи ноготков. И зажав ей рот, целовал так, как будто хотел забрать её боль, проглотить, впитать в себя, вылизывая языком все уголочки чувственного рта девушки. И ей правда стало легче, боль улеглась, вернулось желание и самой целовать, нежно, чуть-чуть прикасаясь.
Прости, Люська. Я очень старался. Но это физиология, тут ничего не попишешь. Зато всё уже позади, осталось только наслаждение и радость обоюдного секса. Всё будет хорошо, девочка моя любимая. И опять ласкать, обнимать, целовать, пока не заснула.
А сам Володя Алёшкин ещё толком не верил, что Люся теперь его, только его. А не этого Плутона от космоса, с которым она так не по-детски целовалась там, на озере. Он видел их, но никогда никому об этом не расскажет.
Расписались в августе. Люся так и не помирилась с родителями Володи, вернее, они сами не пришли к ним, не захотели поздравить. Он, конечно, переживал, но вида не показывал. Римма Ивановна прикатила, но и тут не получилось с теплотой отношений. Люську перевели в Ленинградский институт, ей оставался последний курс, но жить к тётке она не пошла. Проводив Алёшкина в первый в его жизни поход, она занялась учёбой, новыми проектами и идеями. И скучала, реально скучала по Владимиру Алексеевичу Алёшкину, её мужу В съёмной квартирке, где она, по сути, только ночевала, на стенах висели их свадебные фотографии, просто фото и отличный портрет Володи с выглядывающей из-за его спины Люсей, сделанный на второй день свадьбы. Она и вставала с ним, и ложилась спать, и ела и зубы чистила, рассказывала новости, советовалась. В октябре позвонила Римма Ивановна, телефон ей дал Володя, на всякий случай. Зачем? Какой случай? Не став выяснять, она прослушала информацию о рождении мальчика, которому дали имя Вова и записали Алёшкиным.
От меня что надо? Спросила не очень уважительно.
Ничего, ровным счётом ничего. Может, ты переедешь ко мне? Тебе отсюда и ближе, и комфортнее. Да и мне не будет так скучно.
Спасибо, но родители Володи будут не в восторге, оно вам надо?
Но мне хочется помочь вам, ведь Володенька для меня больше, чем сын, он единственная родная душа, мы с ним всю жизнь очень дружили. Неужели ты хочешь встать между нами? Рассорить нас.
А вы, Римма Ивановна, ничего не перепутали? Смею напомнить, что меня выставили из вашего дома. Вы полагаете, что комфорт и более близкое расположение института смогут заставить меня забыть об этом? Я с радостью помогу вам, если моё участие понадобится, но жить у вас не буду. Уж простите.
Как накаркала. Люся ждала своего моряка, считая уже не дни, а часы. Он вот-вот должен был появиться, не разрешив ей встретить его в Североморске. Что-то у них там пошло не так. Звонок прозвенел, сердце забилось, чашка вылетела из рук, но не разбилась. Господи, приехал. Но на пороге стояла Римма Ивановна. Люська похолодела, вся кровь слилась в одно место, в пятки, лицо побледнело, руки и ноги завибрировали.
Что? Только и выдавила она.
Всё хорошо, не беспокойся. Я за тобой. И, пожалуйста, не спрашивай у меня ничего, они тебе сами всё расскажут.
Да что расскажут? Кто они? И, схватив телефон, стала звонить мужу.
Люся, со мной всё хорошо, я две минуты, как приехал. Просто приезжай, по телефону такие вещи не обсуждаются.
Ну что делать? Поехала.
В доме тётки было столпотворение. В кресле сидел мужчина в строгом костюме с портфельчиком на коленях. На диване расположились родители Володи и пожилая пара, ухоженная, презентабельная, как стали говорить, а в проёме спальни возвышалась дивчина. И все они воззрились на Люсю недобрым взглядом. Вот так сюрприз. И что? А где же её благоверный? Она поздоровалась и прошла на кухню, понимая, что ничего не понимает. Римма Ивановна за ней.
Он в ванной. С дороги.
Я так понимаю, что не достойна вашего внимания и сочувствия. Но, уж, если пригласили, поите кофе.
На кухню вошла высокая швабра и хозяйскими жестами стала вытаскивать чашки, блюдца, ложки. Она всем видом показывала, что Люся здесь никто. Да никто и не претендовал. Влетел Алёшкин, у его жены подкосились ноги, и она, наконец, присела. Свежий после душа, глаза блестят, губы яркие, такие желанные, да ещё и без майки Что они тут делают? Они где должны сейчас находиться?
Люська, родная моя! Алёшкин, никого не стесняясь, схватил свою жену и закружил, хорошо, что кухня была не маленькая. Я думал, не доживу, честное слово.
Он докружил её до спальни тётки, закрыл дверь и стал целовать так неистово, так страстно, что у Люськи сразу поехала крыша. Но
Володя, милый мой, неудобно же. Там люди
Я их не звал, и Римма тоже. Посидят. И опять, уже снимая свитерок, поднял ей руки, отодвинул чашечку бюстгальтера и впился в грудь, как проголодавшийся зверь.
Люся, Люсенька, каждую ночь я умирал в своём кубрике без моих девочек (так её муж называл её грудь), без твоих сладких губёшек, без тебя, моя любимая, жизнь моя и утеха. Я сейчас выйду из берегов. Он вспыхнул, застонал, довольно громко.
Я тоже. Но так нельзя. Я не могу. Давай уже поедем в наш дом, я там всё приготовила.
Сейчас, вторую поцелую, а то обидится.
Люська еле оторвала своего долгожданного, сама уже готовая прямо здесь отдаться ему, всё тело горело и жаждало приключений, бурь и штормов, сексуальных баталий.
Я тебя здесь подожду. Иди одевайся.
Нет, ты меня подождёшь в кресле, в большой комнате. Не хочешь, не разговаривай, не общайся. Я быстро. И, взяв свою жену за руку, так и сделал.
Да что происходит? Зачем её сюда привезли? И где ребёнок? А, вот он.
Дивчина вынесла маленький комочек и встала перед Люсей.
Поздравляю. Только и смогла сказать Люся Алёшкина матери сына своего мужа.
Всё-таки, ситуация нелепая до безобразия.
Нет, ну бывают же такие наглые и бестактные люди. Вам, девушка, нужно к психиатру, мозги прочистить. И нечего перед нами трясти свидетельством из Загса, подтверждая крылатое выражение: "Без бумажки я какашка, а с бумажкой человек". Отцовство Владимира подтверждено официально, и ещё неизвестно, какое решение он примет. Неужели не понимаете, что вы лишняя на нашем празднике жизни? Здесь собрались родные люди, имеющие прямое, по крови, так сказать, отношение к появившемуся на свет мальчику. А вам, простите
Кофе, будьте любезны! Криво улыбаясь, перебила Римма мать дивчины.
Магдалина, что ты стоишь? И, глядя на Люсю, занявшую единственное свободное место, подвинулась на диване, освобождая пространство для дочери с внуком на руках.
Боже, она ещё и Магдалина! Люська подскочила, кивнула головой, как откланялась, и рванула на выход, сорвав шубку вместе с крючком, причём понеслась по ступенькам наверх, сообразив, что Алёшкин догонит её в два прыжка. Замерла. Через секунду послышались крики, сильно хлопнула дверь, и он понёсся по лестнице вниз. "Надо спуститься, поймать его и увести отсюда", говорил разум отчётливо. А сердце? Ведь он ещё не решил, как поступит. Это же так очевидно! Если бы решил, то приехал бы к ней сразу и не строил всякие замки на песке. Ведь так?
Люся! Голос Риммы Ивановны вывел её из состояния прострации. Я видела, что ты не вышла из подъезда. Ты где? Спускайся, я с тобой, не бойся ничего, девочка. Этот узел нужно разрубить раз и навсегда. Только поэтому мы с Володей и вызвали тебя. Люся?
Звук шагов приближался, стало понятно, что тётка поднимается наверх. Люська тоже стала продвигаться ближе к крыше, и, о, счастье, вход на чердак оказался свободен. Она не готова была к выяснению всяческих обстоятельств, совсем растерялась и не хотела никого видеть. Всего минуту назад её душа пела и плясала А сейчас ей нужно почистить свой чердак, поставить на место крышу, помыть окна до блеска и понять, наконец, зачем всё это? Этот спектакль? И именно в тот день, когда она так ждала, замирая от предвкушения встречи, радуясь и ликуя всем сердцем. Сколько всяких вкусностей ждало её мужа, сколько сладостей она напекла, зная его слабое место. И свитер, красивый, тёплый, связанный с любовью пополам Хотелось верить
Люська выскользнула из последнего подъезда и по стене дома прокралась к дороге, поймала такси и уехала в центр. Гуляла по новогодним улицам, мёрзла, грелась в кафе и, опять, гуляла. Отключив телефон, ковырялась в себе, пытаясь найти золотую середину в непростой ситуации. Ребёнку нужен отец, родителям покой. А ей? Что нужно ей? В планы Люськи дети не входили, ну, года три, точно, понравится ли это Алёшкину? Он же может привязаться к малышу, полюбить. И правильно, дети должны расти счастливыми и весёлыми, держа за ручку и маму, и папу Постепенно и самокритика, и разбор полётов, и мозги с конечностями окоченели окончательно, ресницы покрылись инеем, губы посинели В конце концов она, полная дура, камикадзе недоделанная, двинулась в сторону дома, не ночевать же на улице?
На ступеньках сидел Алёшкин, рядом лежала куртка, сверху цветы и красивая коробка. Он даже не встал, увидев её. В глазах, пополам с усталостью, стоял вопрос.
Володя, прости меня, я что-то не так что-то сделала ну, не так Господи, я так тебя ждала. Голос Люськи сорвался, она присела около него и воткнулась лбом в его плечо.
Ты ещё извиняешься передо мной? Да это я, просто идиот, заставил тебя пройти через это, никому не нужное, представление. Даже мои родители поняли весь абсурд разыгранной клоунады. Ты замёрзла? Пойдём греться.
И сразу с порога квартиры он утащил её в душ, раздел, чуть не порвав одежду, сам раздеваемый нетерпеливыми руками своей жены. Они стояли под тёплым душем, и он согревал свою Люську жаркими губами, обжигающим дыханием, горячими ласками и кипящими страстями.
Среди довольно именитых представителей литературной братии бытует мнение, выражающее сожаление по поводу невостребованности одной из сторон писательского гения Льва Николаевича Толстого. Кто ещё, как не он, описывающий перипетии человеческих отношений с такой глубиной, таким знанием жизни, взрывом страстей, с одной стороны, и тактичностью, с другой, мог бы так же мастерски описать и интимные стороны человеческой жизни и сопутствующие им чувства, эмоции, переживания? Красиво, естественно, с душевным порывом, в атмосфере самоуважения, взаимного желания близости на всех уровнях человеческого бытия. Ведь за всё время существования планеты Земля только в Советском Союзе не было секса, а дети получались под аплодисменты, бурные аплодисменты и продолжительные рукоплескания, в зависимости от того, какой лозунг родился у партии в данный момент. И самое странное, что многие до сих пор воспринимают эту неотъемлемую сторону жизни человеческой, естественной и дарящей людям чувство гармонии, единения, нужности, как что-то порочное, стыдное, даже грязное А не просто, как очень личное, трепетное и, конечно, не выставляющееся напоказ, но являющееся одним из показателей качества жизни.
Где голоса сердец говорят в унисон, бессознательное стремление переходит в страсть, появляется безграничное доверие, уходит стеснение, уступая место искреннему растворению в любимом человеке, там и находится счастье человеческое. И этим двоим, с трепетом и восхищением смотрящим друг на друга, а потом опять улетающим в дальние дали с наслаждением и упоением, было мало места на этой планете. Их тянуло в другую Галактику, они никак не могли наесться земной любви, им нужна была заоблачная, космическая, вселенская
Утром Люська проснулась в руках своего доктора, на душе спокойно и надёжно. Он излечил её, вдохнул вкусный кислород в её сердце, избавил от всяческих сомнений и убедил, лишний раз, в своей любви. И избавил, наконец, от голубого кошмара колдовских глаз. Люська обрела способность отгонять наваждение, выпроваживать его из своей жизни. Она излечилась, «заразившись» своим мужем окончательно и бесповоротно. Тогда Люся Алёшкина была в этом совершенно уверена.
Преддипломная практика пятикурсницы и очередное плавание Владимира удачно совпали. Без пяти минут классный специалист, для научной братии Людмила Градова, знала, что её ждут для конкретного дела, даже пообещали хорошую премию. По сути, уже начиналась работа по строго отведённой для неё теме. И уже через неделю были готовы первые наброски, и она со своим профессором была приглашена на испытательный полигон для наглядной демонстрации своих наработок. Только-только внедрённое оборудование, ноу-хау, обещало неизвестный доселе результат. Интерес был огромный, Людмила Градова дневала и ночевала в лаборатории и накануне показа заснула прямо за столом, так и не дождавшись "перекуса от профессора". Как выяснилось позже, он тоже не дождался заказа, и тоже заснул, но в фойе гостиницы.