Потому, заметив слезы, решающие покинуть мои глаза, ее чувство справедливости покинуло границы ее тела, и Вер Пална отправилась прямиком к бригадиру Вите и выложила ему все: что, мол, доводят девушку, разберитесь, примите меры.
Витя сразу же подозвал меня к себе и начал допрос с пристрастием: кто, за что и как? Я почему-то вспомнила про заключенных в тюрьме и про то, что они никогда не выдают своих обидчиков, даже если их сильно бьют. И я тоже молчала. Но Витя давил снаружи, а напор слез давил изнутри. И тут я окончательно разревелась и подумала, что сейчас размажется тушь, потекут сопли, лицо покраснеет, и вообще я стану страшно страшной. И все это увидит Витя, и все это увидят все. И мне сделалось так стыдно, что я даже наплевала на теорию с заключенными и сдала свою обидчицу со всеми потрохами, только бы отпустили умыться. Больше, кстати, ко мне никто никогда не приставал, не обсуждал, и я никогда не плакала. По крайней мере, на работе, по крайней мере, касательно работы.
Глава 4. Вер Пална
Так вышло, что с Верой Палной мы сдружились очень быстро и очень близко. Я ее смешила своими дурацкими шутками, она смеялась своим странным смехом. Вот такой симбиоз гриба с деревом. Кто гриб, кто дерево я не знаю, решайте сами.
Вер Пална любила иногда в пятницу после работы опрокинуть рюмочку. И порой звала меня в гости. И как-то раз, после смены, прямо в четыре утра, я неожиданно для себя взяла и согласилась. «А почему бы и да?» подумала я.
Пили мы что-то страшно дорогое вроде, коньяк с пометкой ХО. Вообще-то в алкогольных напитках я не особо разбираюсь, потому что очень редко что-то пью, хотя «пью» это, пожалуй, громко сказано лучше сказать: мочу губы. Но в тот момент по радио постоянно крутили песню: «Её бокал полон ХО, она скрывает свое лицо / Я ни при чем, это твой вайб, это твой вайб / Это твой вайб, это твой вайб»
Наш с Вер Палной вайб отдавал коньяком и пирогом с капустой, который она накануне выпросила в соседнем «пироговом» цехе. Собственно, мы еще немного посидели, и я ушла домой. А потом Вер Палну уволили, как я уже говорила, за ее обостренное чувство справедливости. Она с кем-то поругалась, кого-то обозвала, ее обозвали в ответ; кого-то подергала за волосы, ее тоже подергали. Короче, слово за слово пошло-поехало и нашла, как говорится, коса на камень. Со слезами на глазах Вер Пална убежала, а я ее даже не успела утешить, как она меня раньше. Знаю только, что она быстро нашла другую работу, об утраченной ни капельки не жалела, но на ХО меня больше не звала.
Когда ушла Вер Пална, я осталась одна. Одна сидела в столовой. Одна стояла в раздевалке (потому что сидеть нигде нельзя было, кроме столовой). Сама шутила свои дурацкие шутки. Сама смеялась своим странным смехом. Но продолжалось это недолго. Вскоре я обрела новых друзей.
Глава 5. Антон
Шла очередная рабочая смена. Я начала уже немного осваиваться. В цехе было жарко и очень хотелось пить. А где найти воду еще не знала. Вспомнила о кулере, который заметила в момент, когда мне делали что-то типа экскурсии по заводу. И вот я отправилась на поиски бутыля с водой. Немного побродив, все-таки отыскала его. Довольная, стою пью третий стакан, когда ко мне или, скорее к кулеру, подходят двое молодых людей, можно сказать совсем юных, хотя вполне себе внушительных размеров. Один из них начал меня о чем-то спрашивать. А мне было не до парней. Я все еще пребывала в какой-то прострации и меланхоличном настроении, хотела просто работать, чтобы мне никто не мешал продолжать переживать мои переживания.
Пока не выдали форму, я носила свое: штаны в черно-белую полоску и белую тенниску с цветастым рисунком. Кажется, тот парень что-то как раз и спрашивал по поводу моего прикида. Позднее еще не раз он подтрунивал надо мной: «где твои клоунские штаны и шаманская майка?»
Как я узнала позже, парня звали Антон. Было ему двадцать три года, и слыл он хлебозаводным донжуаном. Расскажу как выглядел молодой человек. Был он достаточно высок, складен сложением, с русыми волосами (хотя изначально под шапочкой их и не видно. Меня вот, многие, как это ни странно, считали блондинкой, пока я не сняла «головной убор»), с большими, иногда они даже казались огромными, серо-зелеными глазами. Глаза эти были с необычным, немного миндалевидным разрезом, как будто в предках у парня числился какой-нибудь Чингисхан. Большими были и губы молодого человека, всегда интенсивно розового цвета (порой у меня даже возникала шальная мысль, что он их подкрашивает). Наша белая форма сидела на юноше как на модели. А еще он необычно подворачивал штанины и рукава, шапочку носил немного набекрень и всегда яркие носки, с разными рисунками и надписями. В общем, как-то умудрялся выделяться на фоне унифицированных белых мышек.
Второй парень тоже рослый и даже более широкий в плечах. Кареглазый брюнет с лицом вечно пунцового цвета, как у молочного поросеночка. Звали молодого человека Игорем. Он казался намного скромнее Антона или, может быть, просто скучал.
Но этого всего я тогда не заметила. Оба юноши были не в моем вкусе: мне нравились высокие худощавые брюнеты с правильными чертами лица и вселенской тоской в глазах. К тому же парни были сильно моложе меня. Да и, повторю, не до них мне было. Хотелось поскорее напиться (воды, я имею в виду, хотя чего-то покрепче тоже было бы неплохо, но Вер Палны уже не было) и бежать обратно: как бы не кинулись, что меня долго нет.
Вернувшись в цех, я благополучно забыла эту историю. Пока Антон не стал как-то навязчиво уделять мне внимание: то спросит что-нибудь, то подмигнет, то улыбнется. «Хм, забавный тип», подумала я. А после его очередной подобной выходки, рассказала об этом девчонкам в раздевалке. На что они дружно начали надо мной посмеиваться, мол: «не ведись на это, он со всеми такой, особенно с новенькими». И даже Анна Сергеевна поведала историю о том, как пару лет назад этот парень чуть ли не набрасывался на всех девушек, выходящих из раздевалки.
«Да, точно странный, наверное, и впрямь нужно держаться от него подальше», решила тогда я.
Глава 6. Анна Сергеевна
Анна Сергеевна была женщина средних лет, единственная кто носил очки на этом заводе (вообще-то очки не разрешались, только если на специальной цепочке). У нее были красивые каштановые волосы и прекрасные большие и глубокие, как швейцарские озера, голубые глаза. Видно, что в молодости Анна Сергеевна была настоящей красавицей. Но даже не это привлекло меня в женщине, а ее характер и потрясающее чувство юмора.
Нескромно будет сказать, что в ней я как будто увидела себя в будущем. В общем, у нас было схожее чувство юмора и мне трудно представить, что может быть круче. Анна Сергеевна как-то сказала, перефразируя Бернарда Шоу, что «юмор это анестезия, которая позволяет перенести операцию под названием жизнь». А еще мы с Анной Сергеевной были родом из одной далекой южнорусской губернии, землячки короче. А в Петербург понаехали, естественно, как и добрая половина (большая, конечно) наших коллег.
Анна Сергеевна рассказывала, что в молодости у нее была длинная коса, что была она (Анна Сергеевна, не коса) отличницей и играла на скрипке. А потом встретила своего мужа-алкоголика, родила ребенка, отрезала косу и бросила скрипку. Мужа потом тоже бросила. Вела она какой-то небольшой бизнес в Ростовской области. Но населенный пункт был маленький, вымирал, бизнес хирел, и она решила все продать и с сыном переехать на ПМЖ в славный город Санкт-Петербург. До пенсии оставалось пару лет. Достойную работу, естественно, в таком возрасте найти также трудно, как встретить Санта Клауса летом. Поэтому Анна Сергеевна нашла работу на хлебозаводе, хотя я видела, что она ее и тяготила. Женщина решила, что до пенсии выдюжит. А потом купит домик за городом, будет сажать огород и читать книжки. Не то чтобы Анна Сергеевна сильно рассчитывала на свою будущую пенсию, просто у нее были какие-то накопления от прежней жизни и от продажи дома, а еще надежда на своего уже взрослого сына.
Помните про мой слезливый случай в цехе? После него в тот день меня отправили на другой участок «сиропить» булки (об этом процессе я расскажу чуть позже). Неожиданно туда пришла Анна Сергеевна, обняла меня и сказала, «чтобы я на эту дуру не обращала внимания, и что я молодец, и что все у меня будет хорошо». Тут мне снова захотелось разреветься. Не думайте, не такая уж я и плакса, просто это было так трогательно, что пробрало до костей. Даже не вспомню, когда меня кто-то так поддерживал и говорил подобные слова. В общем, и без того эта женщина была мне глубоко симпатична, а тут я и вовсе влюбилась в нее. И когда она мне начала рассказывать про Антона и его выходки, я не могла к ней не прислушаться, поэтому решила постараться держаться от него подальше. Хотя надолго меня, как вы догадались, не хватило. И вот как все вышло.
Глава 7. Опоздание
Я уже говорила, что опоздания у нас крайне не приветствовались, а вернее, даже наказывались штрафом в виде снятие часа-другого с табеля, плюс к этому выговором от Алены Петровны. Что из представленного хуже трудно сказать. Поэтому в прямом смысле этого слова я никогда не опаздывала, т.е. позднее 17.00 не приходила, но вот эти десять минут до 17.00 для меня бывали, подчас, трудными. Порой я только в раздевалке появлялась без десяти минут а тут, как назло, была и Алена Петровна. Ну и бучу она начинала:
ты уже в это время должна быть в цехе, а ты не в цехе, а в шубе. Думаешь это взаимозаменяемые понятия?
А я думала не о взаимозаменяемых понятиях, я думала о том, какой черт занес Алену Петровну в этот час в раздевалку? Она же тоже должна уже быть на посту. А еще я мысленно подсчитывала минуты, за которые нужно все успеть, прикидывала так и эдак, и, если все пойдет нормально, ровно в 17.00 буду на месте. В другой раз мне уже, конечно, не хотелось попадать впросак с опозданием. Однако выходить из дома раньше все равно не получалось. Это как в том анекдоте:
« Почему вы опоздали?
Я поздно из дома вышел.
Так выходите раньше из дома!
Так поздно было уже раньше выходить».
Так и мне все время было поздно раньше выходить, но я, обычно, нагоняла минуты в дороге. Шла пешком, примерно час с четвертью (мне даже не нужны было смотреть на часы, чтобы точно знать время я его всегда чувствовала, вплоть до минуты).
И вот в один прекрасный день иду, в принципе, это можно назвать и бегу, на завод. Проработала я там уж около двух месяцев, немного привыкла, почти научилась катать рулеты. Остальная работа была проще поэтому тоже научилась. Потеряла Вер Палну и пребывала, в общем-то, в одиночестве, в некоем анабиозном состоянии. То есть я работала и все: ни с кем толком не общалась, тем более не дружила.
И вот я мчусь на смену, почти уже дохожу до проходной, остается метров пятьсот, как впереди замечаю красно-черную клетчатую куртку Антона. Памятуя обо всем том, о чем мне рассказывали девчонки и, главным образом, Анна Сергеевна, подумала: «блин, как бы мне с ним не столкнуться? Но при этом опаздывать тоже не хочется. Да, дилемма».
Все-таки сбросила темп, держась на приличном расстоянии. Так сказать, из двух зол выбрав меньшее. И тут Антон повернулся, как будто у него был глаз на затылке, и крикнул:
догоняй быстрей!
«Вот же ж черт!» мысленно выругалась я. Но делать нечего. Прибавила ход, догнала.
Завязалась какая-то непринужденная беседа. Антон задал вопрос:
никогда не вижу тебя на подработках. Почему не берешь? Еще где-то работаешь?
Надо сказать, подчас, Алена Петровна чуть ли не силком заставляла нас брать эти подработки. Но я была кремень и упорно стояла на своем, потому что свободное время рассчитывала посвящать другому занятию.
Ну не то чтобы работаю, но увлекаюсь фотографией, ответила я.
И что, прям фотосессии делаешь? Что снимаешь?
Ну да, больше всего люблю фотографировать девушек в студии.
А парней что же не фотографируешь?
Бывает, и парней снимаю, в смысле фотографирую.
Антон слегка улыбнулся.
Но очень редко, добавила я.
А что за дискриминация такая?
Да просто был случай, после которого как-то отпала охота фотографировать мужчин.
Расскажешь?
Как-нибудь, улыбнувшись, сказала я.
А сделаешь мне фотосессию? продолжал Антон.
Эээ почему бы и нет? Нужно только подобрать образ и время.
Он так заинтересованно меня обо всем спрашивал, что именно в этот момент я, наконец-то, как в фильме «Аватар», его «увидела». Даже то, что парень был очень молод и не в моем вкусе, ушло на второй план. Что-то в нем было особенное, какая-то загадка, или чаще это называют, изюминка. В общем, мне вдруг захотелось спросить, когда у него день рождения. Видимо, мысленно я уже начинала проверять наши гороскопы на совместимость, прикидывать какие у нас могут быть дети Но постеснялась спросить (про день рождение, не про детей), тем более мы уже почти дошли. Не помню, опоздала я в тот день или нет. Но после того случая все на производстве для меня изменилось. Мне там начало нравиться
Глава 8. День рождения
Как обычно, переодевшись, я направилась в цех. Первым делом пошла делить тесто на куски. Эта часть работы (а еще раскаточная машинка) находились ближе всего к соседней бригаде, где делали пироги. Там-то и работал Антон. Мы называли работников «пирогового» цеха «пирогами», а они нас, соответственно «булочками».
И я в первый раз начала искать Антона глазами. Его еще не было на месте. «Наверное, в раздевалке прихорашивается, носки надевает, штаны подкатывает тот еще нарцисс», про себя сказала я. В этот момент Антон зашел в цех и все, как оголтелые, принялись его поздравлять, целовать. Их бригадир, вернее, бригадирша, Оксана, начала дергать парня за уши, да с такой богатырской силой, что я опасалась, как бы Антон не повторил участи Ван Гога в отношении ушей. И тут я пожалела, что не задала свой вопрос там, на улице. Это, конечно, удивительно, но у Антона именно сегодня и был день рождения.
В ту смену меня отправили на сироп.
Вообще у «булочек» было несколько фронтов работы, и каждый день Алена Петровна назначала нас на разные участки. Хочется верить, что по справедливости назначала, но, на самом деле, не всегда. И, если ты как-то проштрафился, то была высока вероятность отправиться на самую трудную работу, например, «сиропить» булочки или складывать их (фасовать). В тот день я, видимо, все-таки, опоздала, а может быть просто пришла моя очередь, но назначили меня «на сироп».
Работа эта велась в другой части завода. И, если физически она была более тяжелая, то психологически, наоборот: там за тобой почти никто не следил. А если еще и попадались хорошие напарницы (работали мы по три человека), то вся смена проходила довольно легко и весело. Надо отдать должное Алене Петровне: обычно она ставила в группы людей, которые не конфликтовали друг с другом. Не всегда так выходило, но я замечала, что чаще именно так и бывало. Даже не знаю, случайно ли это получалось у бригадира или преднамеренно, но, я, например, как правило, была довольна своими напарницами.
Работа в сиропной была однообразная и заключалась в следующем: печник из печи привозил вагонки с готовыми булками, а мы обмазывали их специальным сиропом, который сами же в начале смены и готовили. Булок было много, подносы тяжелые, поэтому уже в середине смены начинала страшно болеть спина. Особенно поначалу, когда она, в смысле спина, еще одуревала от такой нагрузки. Потом и спине, и тебе приходилось смириться. «Сиропницы» были территориально отделены от остальных коллег из бригады, даже обедали отдельно после них. Заканчивая смену, мы были в сиропе с ног до головы, по крайней мере, я всегда умудрялась загадить всю форму. Причем был такой закон подлости, который гласил: «если ты постирал форму то сегодня отправишься в сиропную». Примерно также как: «если помыл машину то обязательно пойдет дождь».