Крик раздался в ту же минуту. Вода кипела, картофелины становились все мягче и мягче, а Джой, закрыв глаза, видела, как отец рубит Марку руки и ноги, как брызжет кровь, точно в фонтане из книги «Рим: прекраснейший город мира» любимой географической книги Джой на полке в маленькой начальной школе.
Джой знала, что руки-ноги Марку не рубят, но картинки были столь живыми, что она ощущала густой сильный запах крови.
В кухне возник отец. Джой стояла не шевелясь, спиной к нему, прижимала язык к нёбу, наблюдала за пузырями и чувствовала, как раздуваются угри.
«Господи, прошу, помоги мне быть хорошей. Прошу, не дай провиниться».
Отец протопал через кухню в родительскую спальню.
«Ибо Твое есть царство, и сила, и слава во»
Он вновь пересек кухню, вышел на улицу. Джой выдохнула и слила с картофеля воду.
«Веки веков. Аминь».
Позже, когда Джой с мамой накрывали к ужину мясо, горошек и картофельное пюре, прихромал Марк, медленно сев на свое место за столом. Мама подавала тарелки, Джой соль, перец и кетчуп. Марк смотрел вниз, на скатерть перед собой. Наверное, возносил Господу слова признательности: голова склонена, руки под столом, тело неподвижно. Марк тихо проговорил «спасибо» маме, поставившей перед ним тарелку. Отец адресовал сыну одно слово: «Благодарственную!» Голос был холоднее льда. Марк прочел благодарственную молитву, и ужин начался. Ели в молчании.
Проглотив пюре, Джой пробежала глазами по трем певучим строкам, грубовато вышитым на темно-синем куске бархата за спиной Марка. Эта вышивка была единственным украшением в доме и висела на стене, сколько Джой себя помнила.
Христос глава этого дома
Невидимый Гость за столом
Молчаливый Слушатель, внимающий всякой беседе
Раньше Джой думала, что невидимый гость в буквальном смысле слова парит над кухонным столом, оглаживает бороду, придерживает свое одеяние дабы не обмакнуть его в суп или пюре и наблюдает: вдруг кто-то из едоков подавится жестким мясом, не скажет «спасибо-пожалуйста-извините» или добавит слишком много кетчупа и соли; станет есть чересчур быстро или чересчур медленно, примется разминать горошек, выпьет много или мало молока, начнет гонять еду по тарелке или коснется стола локтями, со стуком положит нож и вилку, зачавкает или проглотит кусок не жуя или список был бесконечным. Однажды в субботу, когда Джой закончила дела по дому, Рут предложила ей записать все правила приема пищи, какие только вспомнит. Джой остановилась после второй исписанной страницы в тетради по математике. Не потому, что правила закончились, просто, по словам Рут, уже и так было достаточно.
Если парящий Христос замечал нарушение какого-нибудь правила, то подплывал к отцу, шептал ему на ухо, и тогда начиналось. Удар кулаком по столу, скрип линолеума под отодвигаемым стулом, крики о вечных адовых муках, красное лицо отца в десяти дюймах от лица грешника.
Ты мерзкий, подлый грешник! Кто ты?
Мерзкий, подлый грешник.
Лодырь и пропащий грешник! Повтори.
Лодырь и пропащий грешник.
Моли о прощении, подлый ты грешник.
Молю, прости меня, папа.
С-с-с От тебя никакого толку.
Пока отец кричал на Марка, Джой сидела ровно и неподвижно, как столб и как мама, а угри в животе корчились все сильнее. Когда отец умолкал, чтобы отхлебнуть молока или что-нибудь съесть, Джой тихонько цепляла вилкой кусочек еды, осторожно подносила его к приоткрытому рту, жевала шестнадцать раз и неслышно проглатывала. Отец обязательно начинал кричать вновь. Наконец следовало последнее слово, сопровождаемое ударом кулака по столу, стене или тарелке Марка смотря что оказывалось ближе:
В комнату!
Дети сползали со стульев и отправлялись по комнатам; над плечами Марка клубился страх горчичного цвета. Мама шла в мастерскую. Дальше наступало ожидание мучительное ожидание. Рут и Джой сидели у себя и не представляли, что сейчас делает Марк. Слышали, как отец топает в свою спальню, возвращается, идет к Марку.
Затем раздавались крики
Лишь пару лет назад Джой поняла, что самого Христа в кухне нет, и перестала мучиться мыслями, есть ли у парящего над столом гостя трусы и не начнет ли капать в тарелку Его кровь из ран от гвоздей.
Хотя в кухне парил только Его дух, ей все равно хотелось, чтобы невидимый гость ушел. Почему бы Христу не следить за другими грешниками, которые грешат сильнее Джой и Марка? Она торопливо помолилась о прощении за столь ужасные мысли. Отвела взгляд от вышивки, доела. Они с мамой убрали пустые тарелки и принесли консервированные груши с большой порцией сливок их собирали с молока Мэйси, которое Колин каждое утро приносил из хлева в ведре. Когда отец съедал десерт наполовину, Джой или мама обычно ставили чайник, чтобы вовремя подать чай и печенье с изюмом.
Однако сегодня, прежде чем приступить к чаю, отец вдруг резко отодвинул от стола стул. Тот яростно скрипнул по полу, и все вздрогнули кто провинился на этот раз? Отец шагнул к кухонному шкафу, извлек оттуда темно-коричневый пузырек и потряс им перед лицом Марка.
Видишь? Из-за тебя я вынужден принимать вот это!
Достал из холодильника «Пассиону», которую больше никому не разрешалось трогать, закинул в рот две голубые капсулы и запил их желтой шипучей жидкостью прямо из бутылки. Обернулся, и Джой поспешно уставилась в свою миску, не смея пошевелить даже пальцем; ложка застыла в груше. Джой услышала, как отец закрыл холодильник, убрал в шкаф таблетки и вернулся к столу. Взял чашку с чаем. Джой решила, что опасность миновала и можно продолжить ужин. Поднесла ложку к губам, подняла голову и встретилась с пристальным взглядом отца.
Не думай, что ты лучше его. Тайком ходишь в большую комнату, как подлая грешница?!
Джой окаменела. Угри задергались.
Придет и твой час, не сомневайся. Придет твой час.
В этот миг Джой поняла: однажды она сделает нечто столь плохое столь грешное и ужасное, что отец крикнет «в комнату» уже не Марку, а Джой. И когда такой день настанет, отец отрубит руки-ноги и ей, и она умрет, вдыхая густой запах собственной крови.
Глава 3
Джой и Джордж
1 февраля 1983 года
Здравствуйте! Я доктор Купер, говорит она до ужаса сладким голосом, приглашая в кабинет. Однако зовите меня Вики, милочка. Вики, с одним «к». И протягивает потную ладонь.
Ладонь пухлая, горячая, влажная. Гадость.
Мы общались по телефону на прошлой неделе.
Да. Я незаметно вытираю руку о джинсы.
Какая вы молодец приехали издалека ухаживать за престарелым отцом Вики падает в кресло за столом. Садитесь, садитесь, и машет на стулья напротив.
Я послушно сажусь, а она демонстративно смотрит на часы.
Простите, но времени у меня мало, нужно проведать старушку Кларис Джонсон. У нее бородавки на ступне; уже много лет Кларис с ними мучается, бедняжка, а теперь они поползли вверх по ноге
Понятия не имею, какой реакции от меня ждут.
Она живет в западной части города, на Джонсон-роуд, названной в честь семьи покойного мужа Кларис. Ни одного соседа на мили вокруг, поэтому я взяла за правило ее навещать.
Какого черта она мне это рассказывает? Но я киваю надо же что-то делать.
Впрочем, я предупредила: «Извините, Кларис, я могу завтра опоздать. К Джорджу Хендерсону приезжают родственники, и я договорилась встретиться с его дочерью в клинике ровно в полдень». Кларис очень огорчилась, узнав о болезни Джорджа вашего отца.
Да, конечно, огорчилась.
Вики вздыхает, но тут же приободряется и ведет дальше:
Ладно, вряд ли вы пришли слушать о бородавках Кларис.
Я улыбаюсь, и Вики с одним «к» понижает голос.
Итак ваш батюшка. Он несколько оторван от реальности. Это все обезболивающие. Плюс медленное угасание. Плюс миорелаксанты с антидепрессантами. Плюс таблетки от гипертонии. И от диареи. И от запоров. Знаете, голос Вики опять веселеет, современная медицина просто чудесна. Если б не обезболивающие, Джордж испытывал бы страшные мучения. Я проведывала его утром, а соседи обещали заглянуть часиков в одиннадцать, узнать, как он. Их обрадовала новость о вашем приезде, они теперь смогут переключиться на собственные заботы. Только я вам ничего не говорила, милочка.
Я вскидываю руку и качаю головой, обещаю хранить тайну. Эта женщина когда-нибудь замолкает?
Какие соседи? спрашиваю.
Барбара Ларсен, милочка.
Серьезно?
С чего вдруг старая перечница взялась за ним присматривать?
Та еще заноза, правда?.. В общем, я объяснила Кларис да и Барбаре, между прочим, тоже, что вашему бедному батюшке самое место в больнице, но вы же знаете, какими бывают люди в основном, конечно, мужчины, вот я и объяснила: если за ним будут ухаживать, если приедут родственники, тогда, объяснила я, почему бы не позволить ему умереть в собственной постели, в собственном доме? Мы ведь все этого хотим, правда? Потому-то я и сказала вашему батюшке «да» при условии, что кто-то из родственников станет за ним ухаживать. Вики демонстрирует в улыбке зубы, ослепительно белые, безупречные, вряд ли настоящие. И вот она вы. Родственница. Она понижает голос, подпускает в него участливости. Ваш бедный отец наверняка очень рад.
Я киваю с улыбкой, а сама думаю: почему Вики считает нужным менять громкость и тон каждые тридцать секунд и почему отец должен мне обрадоваться?
Давайте-ка я быстренько все расскажу. Во-первых, вам нужно будет заполнять рецепты и давать ему таблетки.
Вики достает из картонной папки несколько бланков. Я смотрю на них в ужасе.
Нет-нет-нет. Я не смогу давать лекарства! Я в них не разбираюсь.
Тут не в чем разбираться, милочка. Точнее, не в чем разбираться вам. Я об этом позаботилась. Она пододвигает ко мне бланки и ухмыляется с видом магазинного воришки, стащившего два шоколадных батончика, для себя и для меня. Все, что вам нужно делать, находится здесь! Вики хлопает по стопке бумаг, оставшихся в папке. Вы отлично справитесь.
Она протягивает бумаги на каждой написан день недели и сообщает:
Мое собственное изобретение.
В левой графе Вики перечислила название лекарств и их дозировку, в остальных графах время. Поставила в определенных клетках жирные красные точки отметила, когда какое лекарство следует принимать.
Проще простого. Даете нужную дозу в нужное время и зачеркиваете клетку. Та-дам! Ошибиться невозможно.
Разве не вы должны это делать? Или медсестра, или еще кто-то?
Простите, милочка, я не в состоянии приезжать к вашему отцу на каждый прием таблеток. Пока я вернусь в город, уже нужно будет ехать обратно. Кроме того, есть еще одинокие люди вроде Кларис Джонсон, о которых некому заботиться. Вам ведь не придется делать уколы, просто пилюли давать.
С очередной ухмылкой Вики с одним «к» поднимает пузырек, полный голубых таблеток, и трясет им на манер карибских маракасов.
Мало того, я приберегла для вас бесплатный образец обезболивающих! Ее голос серьезнеет. Необходимо давать каждые четыре часа по две таблетки.
Она обходит стол, садится в кресло рядом со мной, водружает пузырек на столешницу. Затем кладет большую потную ладонь на мое запястье, которое спокойно лежит на коленке и не просит к себе внимания.
Здесь хватит на неделю, но Вики вздыхает, несколько театрально, на мой взгляд. Боюсь, вам придется приехать за новой порцией, если отец неизвестно, сколько еще Она на мгновение поднимает глаза, затем ее голос опять веселеет. Впрочем, это чертовски сильные таблетки. Все будет хорошо. Главное, давайте их вовремя, иначе ему грозит невыносимая боль.
Я киваю, принимая к сведению последние слова: «иначе ему грозит невыносимая боль».
Дальше. Ваш отец, конечно же, все о вас рассказал
Правда?
Еще один сюрприз.
Да-да. И о ваших брате с сестрой. Я в Блэкханте лишь несколько месяцев, ничего ни о ком не знаю, но Джордж рассказал, что у него трое детей! радостно восклицает Вики. Вы, Марк и Рут. Заметьте, он не сумел вспомнить ничьих телефонов, зато я легко нашла в справочнике вас. Она щелкает пальцами. Раз, и готово!
Я смотрю в бумаги, избегая взгляда Вики. Не могу представить, что отец рассказывал ей обо мне, а тем более о Марке и Рут, поэтому на всякий случай просто киваю.
Между нами говоря, милочка, я не привыкла совать нос в чужие дела, но появлению Марка или Рут ваш батюшка очень удивился бы.
Вы же знаете, в семьях бывает разное.
Я встаю пора бежать от этой женщины.
О да. Дальше я попробовала отыскать номер Рут, подумала может, она в другом штате, и
Мы уже все обсудили? Не хочу, чтобы по моей вине вы опоздали к миссис Джонсон.
Вики вновь бросает взгляд на часы и хватается за докторский саквояж.
Да-да, кажется, все. Я выйду с вами.
Возразить нечего, и мы покидаем кабинет вместе, будто друзья, встретившиеся после долгой разлуки. По крайней мере, за консультацию Вики с меня денег не берет. В приемной она вдруг спрашивает:
Вы, по-видимому, знали Венди Боскомб, раз жили рядом?
Что?
Откуда ей известно про Венди?!
Печальная история. Я недавно виделась с миссис Б. Она записалась ко мне впервые, поэтому я перед приемом изучила ее карточку, и ужасная трагедия. Вики медленно качает головой. Страшно подумать, как они страдали. Понимаю, день значения не имеет, но исчезнуть всего через два дня после Рождества Она тяжело вздыхает.
Я так и не сумела примириться с тем, что произошло с Венди. Жуткая история. Я торопливо шмыгаю носом. Не хватало еще расплакаться перед Вики.
Да выдавливаю с трудом.
Не знать, что произошло с дочерью Представляете? Бедная женщина. По ее утверждению, это хуже всего не знать. «Если б мы только знали, Вики, твердила она раз за разом. Если б только знали, что с ней случилось Мы обрели бы покой, мучениям пришел бы конец». Я не нашла слов для ответа, просто не нашла.
Я сочувственно качаю головой, хотя уверена, что Вики всегда находит слова. Неожиданно меня охватывает жалость, едкая, как запах средства от коровьих паразитов: по правде говоря, при мысли о Венди я обычно думаю о собственном горе, а не о ее несчастных родителях, которые уже столько лет безутешны.
Мы останавливаемся перед аптекой, и грудь сдавливает чувство вины. Однако, судя по вывеске, хозяева сменились. Значит, от неловкости я избавлена.
Спасибо, Вики. Будем держать связь. Попрощавшись, я вхожу в аптеку.
После того как все лекарства по рецептам собраны, я осторожно спрашиваю у аптекаря о прежнем владельце.
Да, я с ним очень долго проработала, а после его смерти мы выкупили дело.
Он умер? В желудке шевелится черный, слизкий клубок угрей. От чего?
Не успевает хозяйка ответить, как за спиной раздается женский крик:
Подлая грешница!
Я оборачиваюсь. Женщина дает пощечину девочке, у той выпадают из рук пакетик с желейными конфетами и кукла. Я веду себя, как собака Павлова, хотя прошло столько лет. Не могу шевельнуться, слышу только плач девочки, которую женщина видимо, мать хватает за руку.
Прекрати, Белинда! Мать выкручивает девочке запястье. Прекрати, слышишь!
Белинда лишь громче взвывает.
Мой взгляд неподвижен, спина будто жердь. Женщина берет с пола желейные конфеты, кидает их назад на прилавок, с силой шлепает девочку по попе, кричит:
Воровство грех, мерзкий грех, слышишь?! Хватит реветь, а не то ударю еще раз!
Кукла с фарфоровым лицом лежит в футе от меня, буравит глазами. Я ледяная твердая глыба, язык прижат к нёбу.
Моргаю. Оказывается, аптекарша, продолжая беседу, спрашивает:
Вы их знали?
Давно, отвечаю. Еще пакетик желейных конфет, пожалуйста. А его родные по-прежнему здесь?
Нет. Переехали в Антверпен, кто бы мог подумать!.. Очень странно.
Мне стыдно. За детство, за семью и за себя-взрослую, которая ни разу не связалась с Фелисити или ее родными ни звонка, ни строчки. Не сообщила даже о своем возвращении. Мысленно даю обещание: когда все это кончится и я отыщу Марка, мы поедем в Бельгию и найдем их.
Желейные конфеты для Белинды, но я понимаю, что ее мать накричит и на меня, поэтому прячу их к лекарствам. Жалкая трусиха.