Он жрец, его зовут Дарий. Вместе с другими такими же молодыми, как он жрецами, Дарий идет по дороге ведущей в горы. Идут молча, говорить в пути запрещено. Впереди, возглавляя процессию, выступают верховные жрецы. Позади течет безликая, серая толпа. В ней много простых крестьян, ремесленников, редко попадаются богатые горожане. Их несут на носилках. Сопровождают богатых целые команды рабов. От толпы до слуха Дария доносится только ровный глухой шум. Дарий впервые участвует в празднестве. Только достигшие определенного возраста имеют право лицезреть великую мистерию.
Пройдена половина пути. Это известие тайком получают от старших. Жара спадает, но все равно, соленый пот разъедает горячую кожу. Все устали. Но в этот день не принято жаловаться и проклинать судьбу боги могут разгневаться. Люди терпят. Их терпение всосано с молоком матери и воспитано тяжелым образом жизни. Да и сами боги, прежде чем достигли освобождения, много чего претерпели на этой грешной Земле.
Дарий смотрит по сторонам. Дорога сужается. Справа открывается глубокое ущелье. Где-то далеко внизу блестяще сверкает узкая полоска воды. Это горная речушка, весной, превращающаяся в грозный сметающий все на своем пути бурный поток. Поток этот несется со скоростью горного барса.
Слева дорогу подпирает гора. Отвесные стены ее испещрены тонкими трещинами, кое-где пробиваются кустики горных трав. Стены словно предупреждают идущих отбросьте свои мирские заботы и забудьте о горестях.
К вечеру Дарий, да и не только он еле волочат ноги. А впереди по рассказам долгая бессонная ночь. До рассвета будут длиться богослужения и жертвоприношения.
Голова процессии втягивается в своеобразные каменные ворота. Дарий с опаской глядит на узкий вход, куда могут пройти не более трех человек. Наконец и он проходит ворота. Его глазам открывается небольшая долина со всех сторон окруженная неприступными горами.
Молодых жрецов, готовых к первому посвящению, проводят на каменную площадку. Оттуда долина кажется, почти идеально круглой. Их ставят рядами, так, чтобы они могли все видеть. Народ располагается выше, на пологом склоне горы. Знатные горожане имеют свои места. С тихим шумом они рассаживаются и замолкают.
На склоне горы обращенной к долине находится несколько тысяч человек. Все в ожидании. Разговаривать запрещено. Все рабы остались за воротами. Это священное место.
Дарий во все глаза смотрит на место, где будет проходить служба. Там собираются и готовятся старшие жрецы и их помощники.
День заканчивается. Свежеет. Легкий ветерок обдувает разгоряченные лица и постепенно успокаивает сознание.
Солнце начинает заходить за высокую черную гору. При последнем луче, осветившем на мгновение склон горы и священную долину, проявляется мистический характер праздника. Тысячи людей молча ждут начала. Долина тоже замерла.
Сначала раздается мощный удар десятка огромных барабанов. От этого звука все вздрагивают. Вступает дробный перестук барабанов поменьше. Затем звуки затихают. Остается один маленький барабан. У него удивительный бой, он словно проникает в самую середину головы и свои голосом заполняет ее. Незаметно присоединяются другие барабаны. И вот уже причудливый ритм разносится во все стороны. Громкость боя нарастает и нарастает. Буханье больших барабанов совершенно заглушает высокие и пронзительные звуки мелких. Неожиданно наступает тишина. В этой оглушительной тишине появляется неземной звук. Он крепнет, и скоро к нему подключаются другие. Гимн верховному богу ширится и завоевывает священную долину и пологий склон горы. Что-то светлое и радостное начинает подниматься от ног к голове. Никто уже не замечает ярко горящих факелов, что освещают площадку, никто не видит в темноте священную долину. Все внимание захвачено пением жрецов.
Дарий стоит загипнотизированный. Перед его глазами разворачиваются и гаснут прекрасные и удивительные миры. Миры, где нет места злобе и ненависти, где всем управляет свет и невыразимая красота.
В звуки хора вплетаются крики и стоны убиваемых рабов. Для жертвоприношения их несколько месяцев специально готовят, и сейчас они своей смертью искупают грехи всех присутствующих.
Священное пение длится довольно долго. Многие не выдерживают и уносятся в благодатную страну сна.
Дарий наоборот возбуждается все больше и больше. Его ноздри жадно ловят наркотический дым костров разожженных внизу. Весь дым костров ветром сносит на склон горы, и люди начинают видеть удивительные вещи.
Мистерия продолжается. Находящийся в трансе, Дарий не сразу замечает начало священнодействия. Из противоположного конца долины начинает двигаться светящаяся зеленая змея. Змея набирает скорость, навстречу ей торопятся из других углов красная, голубая, и желтая подруги. В центре долины они сталкиваются, и в воздухе возникает красный светящийся шар. Он медленно разгорается и поднимается вверх.
Пение хора смолкло. В долине продолжают извиваться другие змеи. Они переплетаются, скрещиваются, издавая нарастающий гул. Спирали, круги, фигуры священных животных властвуют в долине.
Лица людей окаменели, глаза пристально следят за змеями. Тела зрителей медленно покачиваются, подчиняясь особому ритму.
Дарий теряет чувство времени. Завораживающая картина поражает его и наполняет душу благоговением.
С первым лучом солнца мистерия заканчивается. Дарий опустошен. Ни мыслей, ни чувств ничего.
Борис пытается угадать, где это происходит. В каком краю света, и в каком времени он побывал.
Пройдет немного времени, Борис найдет похожее описание обрядов цивилизаций Южной Америки, и только спустя полгода он поймет принцип движения светящихся змей. Это принцип домино. Какой же титаническую работу надо было проделать, чтобы расставить тысячи, десятки тысяч обработанных специально камней.
Случай в деревне
Вот вы говорите мужество, высокий темноволосый доктор оглядел друзей, эта категория волевых качеств не такая простая, как кажется.
Отчего же, возразил плотный, с борцовской фигурой немолодой мужчина, мужество выражается в способности человека действовать решительно и наиболее целесообразно в опасной и сложной обстановке.
Хорошо, согласился доктор, сейчас я расскажу вам одну историю.
Лет двадцать тому назад, когда я был молодым начинающим врачом, попал я в небольшую деревню. Практики было совсем мало. Зубы, расстройства желудка, какое-нибудь случайное ранение вот и все. Крестьяне лечились сами, применяя дедовские методы. И вы знаете, не без успеха.
Так вот, была в этой деревне одна семья. Она здоровая русская баба с визгливым голосом и склочным характером, он обыкновенный русский мужичок, щупленький, маленький всегда боящийся поднять глаза на свою грозную жену. Естественно несколько ребятишек, вечно чумазых и проказливых. Мужичок этот был плотником и надо сказать неплохим. Ну, у нас в России, что ни мастер, то пьяница. Пил Семка обычно несколько дней и все это время ходил по деревне с подбитым глазом или вздувшейся губой деревенское женское «воспитание».
В то время, когда я жил в этой деревне, начали пошаливать лесные люди. Так у нас, их называли. Дезертиры, беглые, уголовники объединялись и терроризировали население. Милиция, несмотря на все попытки, ничего не могла сделать. Выловят одну банду, вскоре другая появляется. Такое время. Все жили настороже.
Однажды банда напала и на нашу деревню. Прошлась по дворам, заглянула ко мне, выгребла подчистую все лекарства, конечно спирт в первую очередь. У крестьян забирали свиней, кур, гусей, картофель доставали из погребов. Банда готовилась к зиме. Молодые бандиты начали безобразничать. С улюлюканьем они гонялись по улице за девушками и молодыми женщинами. Развлекались, одним словом. Так бы безнаказанно и прошел их налет, если бы не председательский мальчишка. Он как-то очень быстро сбегал в соседнюю деревню и привел солдат. Специальный отряд уничтожил почти всю банду, половина успела скрыться.
После налета у меня сразу прибавилось работы. Раненые, избитые много истерик, кровь, стоны и матерки. Не успел я обойти несколько дворов, как меня срочно позвали к Семке. Я шел и думал, ну наверно кончается Семка, жалко хороший мужичок был
Об этом случае в нашей деревне говорили и судачили долго. Попробую своими словами передать, что же там все-таки произошло. Семка сидел за столом, и обиженно поглядывая на свою жену, неторопливо обедал. Детей не было убежали на речку.
Марфа, какое старинное имя, бренчала рукомойником и вовсю воспитывала мужа. Вдруг во дворе, захлебываясь, залаяла собака. Через несколько секунд дверь распахнулась, и в избу ввалились четверо. Бородатые, страшные, с запахом давно немытого тела они нагло прошли к столу и по-хозяйски расположились за ним. Щуплого Семку они как бы и не заметили. Все их внимание обратилось на Марфу.
Хозяйка! Жрать давай! И самогону! закричал самый бородатый.
Острые глаза его начали ощупывать женскую фигуру.
Марфа забегала, засуетилась, на стол из печи полезли чугунки с наваристым борщом, пареной репой, с дымящейся картошкой.
А где сало!
Надо сказать в деревне жили неплохо. Почти в каждом дворе держали поросят, бычков, так что мясо и сало в деревне водилось. Семка, сидевший в уголке, его туда как бы нечаянно задвинули, встрепенулся.
Я счас сбегаю.
Сиди уж, огрызок, борода прихлопнул Семку ладонью, баба твоя сходит, а Суслик ей поможет.
Бандит хрипло захохотал, обнажая желтые прокуренные зубы. Суслик молоденький бандит с тощенькой серой бородкой соскочил, и приплясывая, подошел к оторопевшей Марфе. Ну, давай, давай пошли красавица моя.
Марфа покорно подчинилась и поплелась в сени. За ней поспешил Суслик то и дело, норовя ухватить женщину за ее широкий зад.
Сема побледнел, ему стало страшно, страшно так, как ни разу в жизни не было. Его худое тело тряслось точно в лихорадке.
Борода заметил Семкину дрожь, и, пихнув его в грудь, успокоил.
Ничего с твоей бабой не сделается. Ну, поиграет с ней Суслик, ну и что.
Сема не слышал слова бандита, его слух был направлен туда во двор. Он мучительно хотел там оказаться.
Мутный самогон прокатывался в мужские глотки и оказывал свое действие. Лица бандитов покраснели и покрылись капельками пота.
Со двора донесся женский визг. А уж визжать Марфа умела. Семку передернуло, он хотел вскочить, но сидевший рядом бандит ткнул его в морду кулаком и пригрозил.
Убью, сволочь!
Дверь с треском раскрылась. В дверь на четвереньках заползала Марфа. Изодранная блузка еле прикрывала грудь, юбка была разорвана снизу доверху. Жалобный взгляд, всклокоченные волосы и дикий визг дополняли картину.
Сзади за бедную женщину цеплялся Суслик. Яростно матерясь, он пытался остановить Марфу, но та завывая и плача, пробиралась вперед.
Ах, чтоб тебя! выругался Борода.
Он встал, намереваясь, то ли вышвырнуть бабу из избы, то ли помочь Суслику.
И вот здесь произошло невероятное. Молчавший до сих пор, Семка взорвался. Его лицо как-то враз перекосилось, глаза завращались с бешеной скоростью, ужасный рев пронесся по избе.
С нечеловеческой силой Семка схватил здоровенного Бороду и с размаху бросил на русскую печь. Мгновенно повернувшись, он ринулся на других. Не ожидавшие нападения, бандиты растерялись. Когда опомнились было поздно. Семен схватил горячий чугунок со стола и с размаху опустил на голову бандита. Второму он вогнал в горло деревянную ложку.
Борода еще шевелился возле печи, когда его череп раскололся от удара тяжеленной табуретки.
Все произошло в считанные секунды. Марфа с открытым ртом тихонько подвывала у порога, Суслик же развернулся и помчался на улицу. Возле ворот его догнал маленький и ладный плотницкий топорик.
Когда я вошел во двор, Семка сидел на крыльце и тихо плакал. Рядом была Марфа, она гладила его по голове. В избе плавало в крови три трупа, четвертый лежал возле ворот.
Я много видел много разных семей, но более дружной не встречал. Марфа после того случая совершенно переменилась. Она, наконец, успокоилась и при каждом удобном случае говорила: « Вот мой Семен", и звучало это у нее очень уважительно.
Принц
Эх, жизнь! Катерина Федоровна привычно отворила дверь подъезда и стала подниматься по лестнице. Ей третий день не здоровилось. Говорят, грипп какой-то новый появился, а на лекарства . Когда еще пенсию дадут. Катерину Федоровну бросало то в жар, то в холод. Быстрее бы до дивана полежать, может легче будет. Подъем по грязным ступенькам отнимал последние силы. Ведь не совсем старуха, а так расклеилась. Ну, ничего, сейчас она доберется до квартиры, вскипятит себе чай, бросит горсточку сушеной малины и на какое-то время станет легче.
Наконец-то дверь. Катерина Федоровна долго не может попасть ключом в замочную скважину. Света на площадке нет, опять лампочку выкрутили. Надо было в свое время в кооператив вступать. Вон Мария Семеновна, живет в кооперативном доме, там порядка больше и чистота в подъезде. Стены не исписаны похабными словами, и окурки со шприцами на полу не валяются.
По телевизору шла какая-то передача. Катерина Федоровна лежала на диване, закутавшись в одеяло. На экране мелькали люди, здания и вдруг камера выхватила крикливых цыганок. Голос журналиста начал предупреждать доверчивых граждан об опасности быть обманутыми. Катерине Федоровне вспомнился случай из девичьей поры.
Наивная деревенская девушка приехала поступать в городское училище. Было ей тогда четырнадцать лет. Недалеко от вокзала к ней подошла старая цыганка и предложила погадать. Это сейчас молодежь грамотная, а в те времена молоденькая Катя простодушно протянула узкую ладошку и со страхом и надеждой приготовилась слушать.
Цыганка опытным взглядом окинула плохо одетую девушку, провела худым грязным пальцем по извилистым линиям ладони и начала:
Все будет тебе, красавица! Все будет! Жить ты долго будешь Дети и внуки будут. Подожди. Вот Принц тебе явится и спасет тебя. Любить ты его будешь, счастье твое он будет. А он принимать твою любовь будет. Болеть немного будешь, потом выздоровеешь. Ровная у тебя жизнь будет. А сейчас, красавица, позолоти ручку!
Катя аккуратно развязала платочек, достала деньги и подала цыганке. Та, еще раз посмотрев на девушку, взяла одну купюру, остальные протянула Кате.
Катерина Федоровна пригрелась, задремала, а когда проснулась, за окном было уже темно. Ослабевшее от болезни тело не сразу подчинилось, и Катерина Федоровна, кряхтя и постанывая, выползла из-под тяжелого одеяла. Аппетита не было, но она заставила себя немного поесть.
Раздался телефонный звонок. Катерина Федоровна подняла трубку и услышала голос сына.
Привет, мама! Как у тебя здоровье? Что новенького?
Ничего, сынок. Все хорошо. Вот только приболела немного, грипп привязался.
Мама, мне приехать? забеспокоился сын.
Ну что ты. Не надо. Это я так. Выздоровею. Деньги еще тебе тратить. Ну, как вы там? Все здоровы?
Единственный сын Катерины Федоровны жил в другом городе и у него просто не было возможности часто приезжать к матери. Поэтому внуков Катерина Федоровна видела редко. Одинокая старость, хотя какая старость, ей и шестидесяти еще нет.
Поговорив с сыном, Катерина Федоровна почувствовала, что самочувствие заметно улучшилось. Она даже прибралась на кухне. Но к ночи опять поднялась температура, и снова было плохо.
На следующий день Катерина Федоровна, заняв у соседки, такой же пенсионерки, деньги, поплелась в аптеку. После морозов наступила оттепель, и на улицах был гололед.
После аптеки Катерина Федоровна зашла в магазин, купила хлеба и направилась домой. Проходя по парку, который находился перед самым ее домом, она заметила, что за ней увязался бродячий кот. Сначала он бежал сзади, и Катерина Федоровна его не видела, потом он обогнал ее и побежал впереди, поминутно поворачивая голову, словно подгоняя. Серый, с белыми кончиками лапок, он не отставал от женщины. Он резво прыгал через ступеньки, брезгливо обходил валяющиеся окурки и поджидал на каждой площадке.