Я уже взяла деньги. Оставшиеся купюры и горстка сдачи жгли карман.
Деньги ерунда. Рэм презрительно скривился. Пока ты не согласилась на игру, пока тебе не поставили метку Ты ничем не обязана Гусу.
Осенний свет еще лился из окна на пол кухоньки. Потертый линолеум с протоптанной от холодильника к плите дорожкой, шкафчики и столики, втиснутая между ними стиральная машина, банки с крупой и макаронами, заветренная головка лука. Привычная картинка не билась с услышанным. Что за игра? Что за метка? Догадка мелькнула в Улиной голове, расставляя все по местам.
Это реалити-шоу, да? Скрытые камеры, ведущий за дверью, все транслируется в Сеть?
Не мельтеши и слушай. Теперь Рэм не скрывал раздражения. Ты же меченая, так?
Что, прости?
Меченая. Он тяжело вздохнул. Полынью.
Слова ударили Ульяну наотмашь.
Черт, Ульяна, соберись! Рэм схватил ее за локоть и легонько встряхнул. Ты же видишь чужую смерть, я прав?
Да. Сердце пропустило удар.
И чуешь запах горькой травы?
Полыни. Еще один пропуск такта, и тело ухнуло вниз.
Значит, ты меченая.
О боже Прости. Уля зажмурилась. Выходит, ты мне веришь? Я не свихнулась?
Может, и свихнулась, мне-то откуда знать. Рэм опять дернул плечом. Но я тебе верю. Я тоже меченый. В некотором роде.
Уля распахнула глаза. Три года она мечтала услышать от кого-нибудь эти слова. Подтверждение, что мир и правда не таков, каким он кажется остальным. Что смерть выглядывает из глаз прохожих, нужно лишь знать, как ее рассмотреть. Что весь этот груз можно разделить хотя бы надвое.
Ульяна бы заплакала, но Рэм наблюдал за ней с плохо скрываемым презрением. И она осталась на месте, только обняла себя за плечи.
Я очень рада. Казалось, что я одна такая. Сошедшая с ума, наверное. Мне о стольком надо тебя расспросить
Нет. Рэм снова потер переносицу и отвел взгляд.
Что нет?
Нет, не одна. Нет, не надо. Я сам расскажу все, что ты должна знать.
Он явно хотел поскорее закончить разговор и уйти. Уля выпрямилась.
Так на чем я остановился?
На том, что я меченая. И не сумасшедшая. Наверное.
Да И Гус предлагает тебе сделку. Игру. Обмен. Называй как хочешь.
Я ничего не понимаю. Уля запустила пальцы в волосы на макушке. Прости, я не хочу тебя задерживать, но это все кажется розыгрышем
У тебя есть еще варианты? Кроме Гуса.
А сам он кто?
Оттаявший было на мгновение Рэм дернулся, как от удара.
Это неважно сейчас. Он тот, кто может исполнить любое твое желание. Если ты выиграешь, конечно.
Рэм сказал это так, что Уля поверила каждому слову. И перед глазами сразу появился Никитка. В цветастой футболке и полосатой кепочке. Он смотрел на сестру, готовый рассмеяться, полный своей ребячьей силы. Живой.
Любое? хрипло спросила Уля.
Ну почти, никаких восставших мертвецов. Это было бы неуместно. Рэм сдавленно хмыкнул.
Никитка померк. Чудес не бывает. Конечно, никто не вернет ей брата. Но было много другого материального, важного, что она могла бы попросить. Деньги, работа, квартира. Прощение мамы.
И что я должна сделать?
Рэм уже открыл рот, чтобы ответить, но в дверь решительно постучали. Так отрывисто и нервно могла стучать только Наталья. Но голос раздался Оксаны:
Открывайте! Это общая кухня! Я буду жаловаться! И чуть тише добавила: Развратничают, небось. Не будь рядом соседки, она выразилась бы куда крепче.
Пойдем к тебе. Рэм встал, дожидаясь, пока Уля подхватит остывшую коробку с пиццей.
Он пропустил ее вперед, так что Уля сама открыла дверь и шагнула за порог мимо окаменевших соседок. Только запираясь, Ульяна поняла, что три скомканные бумажки с Хабаровском торчат из кармана неаккуратным комком, и глупо хмыкнула. Пусть эти клуши думают что хотят. Правда никогда не придет в их головы. Куда проще решить, что новый сосед заплатил ей за компанию, чем поверить в происходящее на самом деле.
Рэм остался стоять у входа, прислонившись к стене.
Так что я должна буду Гусу за исполнение желания? Отчего-то Уле стало смешно и неожиданно легко на сердце, как если бы все это и правда была игра.
Три подарочка, в тон ей ответил Рэм.
Мушиные лапки
Три подарочка, повторила Ульяна, сдерживая нервный смех. Как в сказках?
Что-то вроде этого. Рэм взлохматил волосы и огляделся. Здесь мрачно.
Маленький коридорчик, ведущий в комнату, и правда наводил тоску. К стенам не хотелось прикасаться, обои были засаленными и склизкими на ощупь. Улина куртка висела на единственном крючке под самым потолком. Сваленная обувь, пухлый пакет для пакетов в углу и затоптанный палас.
Проходи, буркнула Уля и первой шагнула в комнату, радуясь, что застелила диван.
Она положила коробку с пиццей на столик, подняла было крышку, но передумала. Есть уже не хотелось, да и внезапная веселость пропала так же быстро, как появилась. Рэм отошел к окну, оперся кулаками на подоконник и остался стоять, рассматривая что-то в ранних сумерках. Он сгорбился, став меньше, мрачнее и отчего-то печальнее. Большая темная куртка делала его похожим на подростка, стащившего одежду у старшего брата.
И что за подарочки это должны быть? Как видишь, у меня нет ничего ценного
Гусу плевать на Рэм помолчал, подбирая слова. Привычные для тебя вещи. Деньги, драгоценности, недвижимость Все это мелочи.
И поэтому он спит на вокзале? Уля попыталась улыбнуться, но Рэм вздрогнул и вжал голову в плечи.
Я бы не советовал тебе говорить подобное. Он продолжал смотреть в запотевшее от дыхания окно. Или обсуждать это с кем-либо.
Думаешь, мне поверят, если я расскажу о бездомном, который дал мне двадцать тысяч и прислал тебя поговорить о подарочках?
Рэм хмыкнул.
Не поверят. В том-то и дело, что не поверят. Ладно, неважно. Мне нужно объяснить правила, если тебе еще интересно.
Но я могу отказаться, так ведь?
Да, у тебя есть время до завтра, чтобы Чтобы сделать правильный выбор. Он кашлянул, прочищая горло. Ты знаешь разницу между «умер» и «погиб»?
Что, прости? Сонная муха кружилась у потолка, присматривалась к открытой коробке пиццы, и Уля следила за ней, не в силах отвести взгляд от маленького тельца, потирающего лапки.
«Умер» и «погиб». Ты знаешь разницу?
Рэм отвернулся от окна и присел на подоконник, скрестив руки на груди, мелькнула травяная вязь татуировки, окольцевавшей запястье.
По сути, это одно и то же, нерешительно проговорила Уля.
Нет, это кажется похожим, но суть совершенно разная. Умирают в постели от старости и болезни. Ты часто видишь такую смерть?
То, как легко и просто Рэм говорил о полыни, наводило жуть.
Бывает, прошептала Уля. Но реже, чем И замолчала, не в силах подобрать слова.
Реже, чем иную смерть, да? Рэм поджал губы. Убийства, кровь, ужас, последний хрип Об ушедших таким образом не говорят «умер». Если жизнь отобрали, то человек гибнет. «Погиб» совсем другое слово, совсем иная смерть.
Уля тяжело сглотнула. В ушах раздался оглушительный визг тормозов и глухой удар тела об асфальт. Уля впилась пальцами в рыхлую обивку дивана и заставила себя дышать медленно и глубоко; кроме этого дыхания, в мире не было больше ничего. Ни смерти, ни боли, ни одиночества. Только сиплый вдох через зубы, наполняющий легкие, и медленный выдох, отпускающий прочь все лишнее.
Ты меня слышишь? Рэм оказался совсем близко.
Да. Чаще всего я вижу тех, кто погибнет.
Да, и очень скоро. Скорее, чем смерть от рака или старости. Горе и боль ярче, чем просто старость. Его-то и показывает тебе полынь.
Теперь Уле казалось, что она и сама это знала. Просто не хотела задумываться, страшась, что мысли принесут ей новую боль. Она вообще старалась делать вид, что полыни нет на самом деле, пока та не вступала в свои права. Слова Рэма пролили первый свет, и это оказалось больно, но куда меньше, чем Уля ожидала.
Таких много? выговорила Ульяна.
Кого?
Таких, как я и ты. Таких много?
Меченых? Он задумался. Больше, чем хотелось бы.
И я могу с ними познакомиться?
Если ты думаешь, что у нас есть профсоюз или группа вконтакте, то прости, я тебя огорчу. Рэм скривил губы.
Я не об этом Просто мне казалось, что я одна. А выходит, есть целая система. Я не знаю. Это неожиданно. Мне бы хотелось узнать больше.
Я рассказал все, что тебе нужно сейчас. Глаза потемнели, он злился. И не моя забота просвещать тебя дальше.
А чья? В Уле снова всколыхнулось раздражение. Ты приходишь ко мне, говоришь о какой-то игре, о всесильном Гусе, подарках А о главном не хочешь?
Она вскочила на ноги, шагнула к окну. Они с Рэмом оказались одного роста, его шея нелепо выглядывала из ворота куртки, и весь он был похож на молодую птицу, только вставшую на крыло.
Почему это произошло со мной? Могу ли я предотвратить то, что видела? А полынь? Откуда она? Ей же не просто пахнет, она воздухом становится
Замолчи! Рэм сцепил челюсти, на скулах проступили желваки. Я тебе не нянька и не учитель. Я не буду ничего объяснять. И мне плевать на твои вопросы. И на тебя мне тоже плевать. Я пришел исполнить поручение. Если не хочешь не слушай.
Они постояли так, кипя злостью. Первой сдалась Уля отошла и тяжело рухнула на диван.
Хорошо. Говори, что считаешь нужным.
Рэм навис над ней, но потом присел на краешек подушки и шумно выдохнул.
Ты видишь гибель. И каждая связана с предметом. Вспомни. Мелочь, которую сразу отмечает взгляд. Она есть в реальности, есть и в видениях. Глаз натыкается на нее, она притягивает, ты не можешь на нее не смотреть
Рэм все говорил и говорил, но Уля замечала только, как он открывает рот. Слова оставались за кадром. А в кадре красная сандалия принявшего страшную гибель Никиты. И зеленая варежка девицы из электрички. А если подумать, то каждая смерть несла в себе безделицу, о которой не выходило забыть. Но и думать о ней не хотелось. Вот Уля и не думала. А теперь пришлось.
Я понимаю, о чем ты, хрипло сказала она. Продолжай.
Рэм удивленно на нее покосился.
Вот видишь, что-то ты знаешь сама. Эти вещи Они впитывают силу насильственной смерти, несут ее отзвуки и запахи. Словом, печать дурной гибели. Понимаешь?
Уля кивнула. Мир кружился вокруг нее. Предметы двоились, расплывались, таяли. Ее мутило. А Рэм продолжал говорить, не замечая, как заливает ее лицо безжизненная бледность.
Гусу нужны такие вещицы.
Так пусть возьмет их. Это же проще простого. Про них никто и не вспоминает Не до этого, знаешь ли равнодушно проговорила Уля.
Ты не поняла. Предметы нужно забрать сразу изнутри и снаружи Из видения, образа называй как хочешь. Выкрасть из полыни. Объединить с тем, что осталось в вещном мире.
И это возможно?
Возможно практически всё. Вопрос в том, хватит ли в тебе сил, умения и жизни. Рэм замолчал, думая о своем. Короче, Гусу нужны три вещицы.
Зачем?
Не задавай таких вопросов, когда говоришь с ним. Или о нем. Принимай как данность. Поняла? И, дождавшись кивка, продолжил: Если ты согласишься на игру, у тебя будет месяц, чтобы собрать три вещи, связанные со смертью. Принесешь их Гусу, и он исполнит твое желание.
Любое, кроме воскрешения?
Любое, кроме воскрешения.
Уля откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. В диснеевском «Алладине», который она любила пересматривать с мамой, обаятельный джинн, вылезший из лампы, обещал оборванцу с улицы исполнить его желания. Все, кроме воскрешения и убийств. Кажется, иметь дело с любовью он тоже отказывался. Уля слабо улыбнулась.
А что, если я не успею?
Она так и сидела, закрыв глаза, сохраняя в памяти образ теплого вечера у телевизора в старой квартирке, похожей на эту. С одним отличием тогда рядом была мама, готовая спасти ее от всех бед. И приготовить пирог с яблоками.
Если ты не справишься Рэм на секунду сбился. Гус возьмет тебя во служение.
Это как?
Будешь работать на него. Он сам объяснит, что нужно делать Если ты проиграешь, конечно.
Я могу отказаться?
Прямо сейчас. Или завтра с утра. Гус тебя больше не тронет. Рэм поднялся на ноги, диван жалобно скрипнул. Я пойду.
Да, конечно. Уля тоже вскочила, чуть пошатнулась, но Рэм не подал ей руки, так и остался стоять, смотря тяжело, не моргая.
Он словно хотел что-то сказать, подбирал слова, но все никак не решался. Эта борьба читалась на его лице.
Подумай хорошенько, наконец проговорил он и скрылся за дверью.
Уля растерянно огляделась. Пыльный воздух комнаты, в которую никто, кроме нее, не заходил, теперь мешался с незнакомыми запахами. Так пахло затаенное раздражение, принесенное Рэмом, его пропитанная сигаретным дымом куртка, взлохмаченные волосы, нервные руки с обкусанными ногтями на сильных пальцах.
Комната казалась чужой. Уля привыкла к одиночеству, тишине вечеров, кружке чая на столике, постоянному холоду и сырости. Этот неуютный мирок стал ее собственным, возведенным годами борьбы за жизнь. Да, она боялась. Постоянно, без перерывов и выходных. Но и страх тоже был ее.
И все это рухнуло за один вечер. Кто знает, может, оказаться сумасшедшей было бы лучше? Слабая надежда, что врачи сумеют помочь и полынь канет в небытие, ускользнула из пальцев. Невозможная правда колола в груди. Раздраженный голос Рэма звучал в ушах.
Ты меченая, говорил он, а по коже неслись мурашки. Ты видишь кровавую смерть. Тебя выбрала полынь.
Бесило, что долгий разговор оставил слишком много вопросов. Чем была полынь и кто дал право ее слепой, бессмысленной силе ломать судьбу Ули? Кто этот Гус и почему лицо Рэма болезненно морщилось, стоило произнести это имя? И зачем пьянчуге с вокзала смертоносные подарочки, несущие на себе печать страшной, дурной гибели? Голова раскалывалась от невыносимых «почему». Уля со стоном повалилась на диван лицом вниз от линялой обивки пахло сыростью и крепко зажмурилась.
Можно было прямо сейчас собрать вещи, чтобы утром выйти на улицу, глубоко вдохнуть влажный запах прелой листвы и уйти. Оставшиеся от Гуса деньги, полный расчет на работе и она могла бы уехать из города, далеко-далеко, в страшную глушь, снять маленькую комнату, найти работу уборщицы и затаиться в норе, как мышь, испугавшаяся веника.
А что дальше, деточка? хриплый голос Гуса ударил в висок; Уля слабо застонала, переворачиваясь на спину. Теперь перед глазами был низкий потолок, весь в разводах и черной плесени по углам.
Гус был прав. Если она убежит, ей снова придется прятать глаза. Даже за один день среди тех, кто знает ее тайну, Уля успела передохнуть от привычки смотреть чуть выше собеседника. И теперь никакая глушь не принесла бы ей покоя. В тесной комнатенке где-нибудь под Тулой за ней пришло бы настоящее, глухое сумасшествие. От тоски и страха, одиночества, скуки и беспросветности она потеряла бы рассудок. И скорее наложила бы на себя руки, чем научилась жить заново, зная, что в мире были люди, способные объяснить, что происходит, но она сбежала.
Гус значит, Гус, решила Уля, стискивая зубы.
Правила игры оставались непонятными. Что за ерунда этот поиск смертных вещиц? Вещиц, подобных красной Никиткиной сандальке.
Сердце больно дернулось, голова стала тяжелой, вот-вот согнет и переломит шею. Уля снова и снова прокручивала разговор в памяти, слова Рэма не складывались в единую картинку слишком уж многое оставалось неизвестным.
Но вещицы Уля представляла себе ясно. Яркими мазками в мутном полынном дурмане они привлекали взгляд, к ним хотелось прикоснуться. Ни разу еще Уля не пробовала вмешаться в ход видения, шелохнуться, протянуть руку, но теперь ей казалось, что это возможно. Перебори она дурноту и страх, оглядись повнимательнее, задержи образ чужого несправедливого конца, и пелена дрогнула бы, делая увиденное реальным. А вместе с ним и заветную вещицу, которую можно забрать с собой, теперь Уля была уверена, что это так.