Хорошо конечно думать, если думалка отбита напрочь
Не знаю сколько времени прошло, но проваливаться в темноту я стал реже.
«Значит жить буду!» нерадостно усмехнулся я про себя, а вслух спросил:
Есть курить?
Не, с того дня ничего не давали. произнёс большой.
И сколько я в отключке? с трудом спрашиваю у парней.
Три дня почти хором отвечают они. Сука, три дня, они сидят и молчат, от страха, от обыкновенного животного страха «вдруг хуже будет?», тем более отмудоханное тело яркий тому пример
Ладно, барабань в двери. предлагаю я парням. Те испуганно жмутся в стену и просто мотают головой.
Ну вы совсем, в тихой ярости бормочу я, бараны ебучие Боитесь хуже будет? Да куда уж хуже, а вы готовы терпеть, лишь бы чего не вышло. Ладно
С трудом сползаю со шконаря и чуть ли не на карачках добредаю до двери. Через силу бью раз, потом ещё и ещё, непонятно на каком ударе послышалось.
Чего тебе?
Слышь, командир, хриплю я, сигарет и пожрать надо, а то ведь рано или поздно выйду узнают, как в Назрани обращаются
Судя по шагам, охранник (или кто он там) пошёл советоваться
Нас убьют. бледный от страха шепчет Серёга маленький.
Глохни!! выдыхаю я, Иначе я сам тебя завалю
Кто кричал? слышу уже другой голос в коридоре.
Я орал. Командир, дай закурить и пожрать бы надо, а то сдохнем тут на хуй
С одной стороны конечно я нарывался, а с другой С другой, мне реально было насрать. Меня трясло не поймёшь, от чего, больше от обиды, боли, злости Скорее всего от коктейля этих чувств. Я был готов рвать, убивать и не важно что, а в первую очередь убить эту парочку херувимчиков.
Отойди от двери, словно прочувствовал моё состояние сказал кто-то. Я отошёл к своим нарам, дверь слегка приоткрылась и на пол упал пакет, за ним следом пачка примы и коробок спичек.
Жрите, суки русские. ласково проговорил голос и дверь закрылась. Я подобрал пакет, сигареты и уселся за стол. Две пары жадных глаз смотрели за моими манипуляциями.
«Суки, прокатить бы вас, тварей, внутренне усмехаюсь я, что ж за натура такая на чужом хую в рай заехать? А вот если бы меня прибили злорадства бы было вагон, а теперь вот смотрят»
Мне многое что хотелось сказать, ещё больше сделать, но, видя перед собой эти глаза, осталось только раздражение.
На, курите. я кинул им две сигареты, потом залез в пакет, где было два лаваша, отломил половину под жадные взгляды и перебросил им вторую.
Поделите сами, взрослые. -хмыкнул я. Ладно, живём пока, убить не убили и то хорошо.
Отломив кусок лепёшки, я размочил её в воде и стал пробовать есть, тем более жевать было нечем. Желудок сразу отреагировал резкой болью, но потихоньку я затолкал в себя четверть хлебобулочного изделия, и наконец-то закурил
Веселуха.
Дня три нас никто не трогал. Вернее, меня: с этих-то что взять
Я как пёс зализывал раны, а так как кроме собственной мочи из лекарств ничего не было то после этих компрессов отёки спали, несмотря на весь мой врождённый пессимизм. С двумя своими сокамерниками я не разговаривал: просто не о чем. Оба Серёги постоянно бредили историями из домашней кухни, чем, кстати, напрягали. И я однажды не выдержал:
Слышь, юноши. обманчиво ласково обратился я, А чего вы, от мамкиных пирожков в армию поперлись?
Забрали проблеял большой Серёга.
А отмазаться чё, никак? усмехаюсь я.
Так косить надо было продолжает большой.
А вы ведь даже не пробовали. говорю я, А почему, знаете?
Оба просто молчат, поэтому я продолжал:
Да потому что вы с детства привыкли, что за вас всегда кто-то решает и говорит, что делать. А сами ни украсть, ни покараулить
А ты сам-то как в армию попал? решился спросить опять же большой Серёга.
С удовольствием. хмыкнул я, Меня задолбало быть старшим в семье, получать не за хуй, а тем более если ты от первого брака. Так что я знал, куда я и зачем
Почему-то резко перед глазами встали картины недалекого ещё прошлого. И самое обидное когда ты в летние каникулы в резиновых сапогах и больше нет ничего. В них и футбол, и рыбалка, в них всё. А вечером мокрой тряпкой по лицу лишь за то, что ноги в резине воняют так, что хоть мой хоть не мой. А когда ночью от боли а суставах грызёшь подушку вообще романтика. И не потому что денег нет. Они есть. Но не для тебя, выродка Я хотел было сказать (но зачем и кому это надо?), как воровали в компании таких же, как барыжил чем придётся Да это все лирика и поэтому я закончил мой типа монолог коротко:
Не ссыте, теперь решать вам самим: у вас рядом никого нет, а на меня не рассчитывайте
Возникшая пауза слегка затянулась и маленький Серёга всё-таки спросил:
Толян, как думаешь, нас убьют или нет?
Блин, Серёга, заебал ты. Убьют, нет я сам знаю не больше твоего! психанул я.
Не, ну не все же у них зверьё, есть и нормальные как-то неуверенно, скорее для внутреннего ободрения, произносит Серёга маленький.
Ага, они, блядь, с пелёнок воспитаны в ненависти ко всем русским и русскому, а ты ещё веришь во что-то. отвечаю я. Знаете, когда нас, русских, обзывают проститутками, я понимаю людей. Прикиньте, жили себе люди и жили. Резали друг друга, грабили, а тут мы со своей любовью. Россия это как пьяная проститутка, которая ко всем лезет с признаниями в любви. А протрезвев, не понимает как так? Она со всем, как говорится, а её поимели
Так что делать-то? не выдерживает маленький Серега.
Есть такой термин что-ли, метанойя, это по-гречески, а в переводе это переворот подсознания. Поэтому если хотим выжить среди этого блядства включай мозги, время наверно есть
Думали долго. А что ещё делать, если делать нечего? Даже внезапно открывшаяся дверь и пакет с объедками вперемежку с окурками и полусырой пачкой Примы не помешали процессу. Идея насчёт того, чтоб валить отсюда, перед этим завалив кого-то и забрав чего-то, была встречена со скепсисом: коллектив не тот. Надежды, что нас выкупят так трупы тоже выкупают: товар гораздо качественней и лишнего не скажет, вообще супер. Поэтому пришлось слегка приземлить парней, дабы не питали особых надежд. Я достиг своей цели, парни оживились и в них стало просыпаться то, забитое семьёй, школой и прочими общественными институтами, сознание. И, как апофеоз всему, Серёга большой стал лупить по двери, и когда кто-то спросил, мол чего, рявкнул:
Слушай сюда: ещё раз помойку принесёшь, я вены вскрою! Хуй тебе, а не бабло! Ебун полосатый
Серёга, почему полосатый? удивлённо спрашиваю я у него.
Хрен знает, вдруг он в тельняшке. улыбается большой. Странно, но никаких проблем после такого хамства с нашей стороны не последовало, ну это и к лучшему. Ночью мы обсуждали и, как ни странно, строили планы на будущее; действительно, надежды питают не только юношей.
Утром же охранник (или кто там), вероятнее всего терзаемый любопытством, решил зайти к нам и предложить поработать. На мой вопрос «что надо?» он объяснил, что суть всего это уборка внутреннего двора, так как ждут высокое начальство, а начальство во все времена любит чистоту. Не за так, а за полноценный обед, ну и сигареты. Я же набравшись наглости, потребовал заварить чай. И после того, как авансом нам был доставлен чай и сигареты, мы, как истинные патриоты, очень гордо согласились.
Вдыхая свежий воздух, работу на час мы старались растянуть как можно подольше. Нас никто не охранял. И верно: какой смысл? Убегать то некуда. Подошедший мужик в штатском представился мимоходом, что он теперь выполняет обязанности кого-то там по какому-то хрен поймёшь округу. Я набравшись духу, задал один единственный вопрос:
Ну, и чё нам ждать?
Тот чисто по-мусульмански (то есть под крышей навеса и в кулак) закурил и объяснил суть:
Значит так. Вас нет, в военной прокуратуре вы как дезертиры. В списках части вы есть, но в командировке. У нас вы есть, но так вас нет. Прокуратуре вы не нужны: вас легче списать. Продать вас некому, даги нынче осторожны. Рабы им нужны, но и мне моё место дорого. Тем более, уважаемые люди поставили Так что сидите пока
В состоянии ступора я спустился в подвал. Так как проблема с сигаретами пока решена, выкурил сразу пару штук. То, что мы как говно в проруби это понятно. Но так же и понятно, что дальше продолжаться это не может. И всё же, мне настойчиво не давала покоя мысль, что я что-то важное видел, слышал, но вот что А то, что побои не прощу это факт. То, что убивать не собираются это полтинник на полтинник, горцам веры нет от слова «никогда». Поэтому будем ждать. Тем более, в нашем случае ничего и не остаётся
Веселуха
Неделю мы, словно подзабытые всеми, валялись на шконарях, развлекаясь ловлей вшей. Всё, что можно, уже было рассказано и пересказано, поэтому редкие выходы на уборку воспринимались как подарок судьбы. Положение наше не улучшилось и не ухудшилось, просто было никакое. Время и вправду шло, но не на допрос или даже просто на беседу нас не вызывали. Я мысленно перебирал по минутам прошлое, ища зацепку хоть для какого-то объяснения ситуации, и не находил. К концу недели один из охранников подарил нам колоду карт и мы от скуки учили маленького Серёгу карточной игре «терц».
Я иначе плен представлял. промолвил Серёга, пристально следя за моей раздачей.
Это не плен, это хрен проссышь что поддакнул я.
Интересно, что дальше? проговорил Серёга, Не может же это вечно длиться.
Я молчал. Неопределенность она всегда хуже, чем даже есть, и рассуждать на эту тему можно было бы бесконечно, но только смысла никакого. Ещё через пару дней надоели и карты, и вообще всё. Иногда открывались двери, нам кидали пакет с едой, парни выносили парашу и всё. То, что командование нас списало, я не сомневался, тем более всем было плевать, а уж нам и подавно.
Но однажды дверь распахнулась
Принимайте! рявкнул кто-то и возле нас приземлился пацанчик лет двадцати пяти. Вскочив с бетонного пола, он ошалело осмотрелся и увидев троих в форме, пусть грязной, оторопел.
Вы кто? не нашёл ничего лучше спросить новый постоялец.
А хрен его знает, живём мы тут, откровенно забавлялся я. Парень вжался в стену и прошипел, Я воин Аллаха Я
Бывает пожимаю я в ответ плечами. Бравый воин тщетно пытается чтото осмыслить, но видно не судьба, да и с мозгами не всё ладушки, ибо идти, как говорил один мой знакомый, с голой жопой на танки, это надо великий ум иметь.
Я вас резал как баранов, заводит он песнь о главном.
Слушай, заткнись, а!? прошу я его. Ну резал и резал, всяко бывает, и чё теперь? Поэтому заткнись, посадили сиди, тоже мне, Аллах Акбар. Сдавай, Серёга, предлагаю я и мы демонстративно садимся играть в карты.
У нашего горца взыграла гордость вперемешку с обидой, поэтому он сел на корточки возле двери. «Ну-ну, думал я, интересно, на сколько тебя хватит?» Мне даже стало интересно, когда поклонник придурошного пророка прозреет. Через пару часов наш гость начал вставать, потом приседать, физиология она штука такая. Удары в дверь остались без ответа, а мы втроём уже откровенно потешались над товарищем.
В туалет надо. наконец-то вымолвил абрек.
Вон в вёдро сходи. ответил Серёга маленький и подмигнул, почему-то мне. Сходив по малому у гостя возникла проблема, под названием гигиена.
Дай воды! и он протянул руку к пластиковой бутылке.
Охренел совсем? рявкнул уже большой Серёга, Тут пить нечего, а он залупу мыть Иди на хрен!
Может быть в другой ситуации у парняги и были бы варианты, но один против троих, и поэтому он не рискнул. До ближайших воплей, вернее призывов на молитву, он просидел молча, лишь с ненавистью поглядывая на нас. Как только раздались вопли, наш гость воздел руки и забормотал что-то своё, одновременно подглядывая за нами из-под полуопущенных век, вероятно, чтобы мы оценили его рвение. Мы и оценили.
Хорош мычать, осёл, рявкнул я, жрать будешь? Или ну его на хрен?
В абреке боролись два чувства, голода и понтов. Победил голод. И он, с видом мученика сел за стол. Каждый кусок лепёшки он осматривал, словно ему дают, как минимум мышьяк, но через минут пять он вымолвил.
Я Рашид.
Через минуту опять повторил:
Я Рашид.
Мы сосредоточено молчали, только Серёга маленький жуя пробормотал:
Рашид и хуй с ним, пусть будет Рашид
Наш горец, по-видимому находился в глубоком ступоре, как, его, храброго горца, игнорируют, да это же ни в какие ворота, поэтому он выпрямил плечи и, сверкая глазами, гордо произнёс.
Я вайнах!
Да хоть пидорас, мне то что?! проговорил маленький.
Ты не понял начал было горец.
Это ты не понял! прервал я его, Нам насрать кто ты, что ты, вообще пофигу. Поэтому, если ты тут, ты такое же мясо, и если ёбнут, будешь Магомету своему чесать про то, какой ты охрененный войн.
После этих слов горец Рашид залез на единственную шконку наверху и затих.
Слышишь, нохча, говорит ему вслед маленький, ты, ежели ссышься, то скажи, а то я с детства море не люблю.
Ночь прошла спокойно, все делали вид, что все нормально. Рашид явно маялся от тоски и ближе ко второй серии воплей с минарета наконец-то спустился с небес на землю.
А вас за что? спросил как бы невзначай он у меня.
И тебе доброе утро. отвечаю я, Тебе ли не по хер? Мне вот лично оранжево, за что ты тут
Я ваших резал, начинает он опять старую песню о главном.
И чё? спрашиваю я в упор глядя на него. Мне можно бояться?
Да нет пробормотал гордый горный питекантроп и стал рассматривать нас с любопытством. Замкнутое пространство имеет одно нехитрое свойство, оно сближает и, как следствие, тянет на откровенность. Вот и Рашида пробило к вечеру
Из его рассказа стало понятно, что воевать он приехал аж с Москвы, потому что дядя позвал. А так как он мужчина, он должен защищать свою родину. А тут сестра замуж выходит в Назрани, он с гор, а его тут и повязали. Но его выкупят, Аллах свидетель.
Прослушав выступление, я усмехнулся:
Знаешь, ты дебил. Погоди не обижайся. я примирительно поднял руки ладонями вверх. Ты родился в Москве, жил в Москве, ну и на хрена козе баян? Что-то с казахии не больно до хуя приехало. А дядя тебя позвал, он же тебя и слил, причём за бабки, и выкупать тебя никто не будет, тебя отдадут нашим, а на фильтре тебе и почки опустят, а может и просто опустят. Ты не кипишуй, подумай, время есть
Рашид, как говорится, словил обиду и ушёл в себя. Я же, выкурив сигарету, только приготовился ко сну, как вначале раздался шум в коридоре, потом распахнулась дверь. В масках и новомодных горках стояли люди с автоматами.
Выходите, все! сказал кто-то и показал стволом на выход.
«Ну, вот и всё», мелькнуло у меня в голове Веселуха
На улице, а вернее во дворе, нас просто и без затей поставили к стене; автоматически я развернулся, так и есть, стоят молча, в масках, автоматы с ПБС нацелены на нас. И от того, что всё происходило в тишине, стало не страшно, нет, просто жутко; ноги стали деревянными, во рту сухо, если ступор выглядит так, то значит он и был, я почему-то смотрел и видел трещину в фундаменте и думал о том, что ленточный фундамент полная хрень, не было ни паники, ничего, я просто перегорел. И в то же время где-то глубоко во мне поднималось толи бешенство, толи ещё что, но желание жить, естественное для всего живого, начинало наполнять всё моё естество.
Стреляйте, шакалье! услышал я почему-то спокойный голос Рашида. И этот спокойный голос словно вывел меня из оцепенения; я поднял глаза и мы встретились взглядом Картина, блин, маслом: два Серёги, уперевшись, лбом в стену и впереди них с хищной ухмылкой нохча.
Пацанов не трогай! уверенно говорит Рашид. И тут я сделал то, о чем даже в самом паскудном сне не мог представить. Я просто встал рядом с моим, по факту, врагом, но вот вопрос, по чьему факту. Но сейчас мы стояли рядом, единое целое, и между нами, основанное на простом хотении жить, и рождалось боевое братство, не плюшевое, основанное на принадлежности к какому-то роду войск, или чему-нибудь, а то настоящее, как по Киплингу, «мы с тобой одной крови». Это потом, спустя время, я понял, что именно этот шаг, когда я встал рядом с ним, и стал той точкой невозврата, как любят говорить многие. Даже потом, встречаясь, мы никогда не вспоминали эту ночь, да мы вообще ничего не вспоминали. И когда ты, Рашид, уходя от Востока, уже много лет спустя рванул и их и себя гранатой, никто не повесил мемориальную доску и никто не назвал тебя героем, ты был, брат, просто сепаратистом. Как говорится, не на тех поставил, за независимость нужно бороться на чужой территории, главное как мантру талдычить «хочу в Россию» и ты будешь в шоколаде. Джохарка глупый малый, ему халифат (или чего он там хотел) надо было начать строить хотя бы в Грузии, но в составе России, и было бы всё иначе: и пели бы песни, и «ихтамнет», и многое другое. Главное, потдерживать национальный русский бред, под названием «враги, кругом враги». Ну это всё после, а тогда, мы, как два зверя, стояли и смотрели, просто стояли и ничего не предпринимали. Возможно маски, что стояли напротив, ждали, ждали резких движений, но время шло Наконец-то кто-то из окна второго этажа что-то выкрикнул на птичьем языке и нас так же молча отвели в подвал. Никогда не думал, что я смогу радоваться своей камере, чем больше отпускало напряжение, тем больше переполняло чувство истерического восторга.