Днем я часто находила ее на берегу озера, где они виделись в Григорием в последний раз. Они сидела на земле, под ветвями ивы. Казалось, обе плакали, роняя слезы в озеро
Сходи в Агеево, Всемира. Узнай, как там Григорий, не уехал ли Я не могу уйти из Общины, а ты можешь, просила меня сестра, но я только качала головой, боявшись отцовского гнева.
Но в конце концов, я не выдержала. Мне стало жаль сестру. В одно утро я сказалась дома, что буду весь день помогать тетке-пастушке следить за стадом, а сама побежала в Агеево.
Да, их любовь была невозможна. Да, у этих сильных чувств не было будущего. Но я была ребенком, и я не знала, что мне делать с сестрой, страдающей и сохнущей от сердечной тоски.
Григорий рисовал на крутом склоне холма, с которого открывался прекрасный вид на лес, поднимающийся к небу разноцветными рядам. У нас поистине прекрасная природа, дарующая жизнь и оберегающая от бед. Ее надо видеть, чувствовать, ей надо жить, в неё надо верить.
Григорий как будто видел и понимал ее силу, а еще он совсем не боялся духов, управляющих нашими лесами и всем миром. Для меня и Всемилы он был настоящим бунтарем, опровергающим истину нашей веры.
Когда Григорий увидел меня, лицо его сделалось печальным. Ветер трепал рыжие кудри. Я рассказала ему о Всемиле и замолчала, боясь поднять глаза, чувствуя, что сердце сейчас выскочит от волнения из моей груди.
Он стал бледен, серьезен, даже угрюм. Теребил в руках светлую тряпицу, сидя на складном стульчике перед деревянной доской. Я исподлобья посмотрела на испачканную краской доску: на ней был прикреплен листок, а на листке была Всемила.
Я подняла голову и открыла рот, испугавшись. Никогда раньше я представить себе не могла, что можно вот так нарисовать человека, что он живым взглядом взглянет на тебя с листа бумаги. Я в изумлении провела пальцем по рисунку.
В тот момент я поняла, почему Всемила полюбила его. В нем была жизнь чувственная, горячая, трепетная. У него был особенная сила, которая, как я потом узнала, называется талантом. Тот, кто наделен талантом, может очаровывать им других людей. Талант это тот же самый магический дар. Этим даром Григорий и покорил Всемилу.
Я пытался попасть в Общину, несколько раз подходил очень близко, но собаки меня не пустили. Хоть бы один раз издали взглянуть на нее Я очень скучаю по ней, Всемира.
Мы стояли друг напротив друга некоторое время. А потом он подошел ко мне, взял мои холодные руки в свои теплые ладони и взволнованно сказал:
Передай ей, что если она захочет уехать со мной отсюда навсегда, ослушаться своих родных, отречься от своих духов Если она сама захочет покинуть свой лес, то я буду самым счастливым мужчиной на свете. Я возьму ее с собой. Так и передай ей. Я буду ждать Всемилу через два дня на рассвете на этом же самом месте.
А ты. Ты не змей? робко спросила я.
Что? переспросил он, а потом грустно рассмеялся и отвернулся к своей картине.
Все слова Григория я передала Всемиле. Она сидела, не шевелясь, а потом соскочила с лавки и затанцевала вокруг меня, улыбаясь от счастья. Оба дня она тайно собиралась в дорогу, складывая в небольшую котомку белье и платья.
Сестра была такая счастливая, что я тоже волей-неволей начинала улыбаться, глядя на нее. Но несмотря на это, я обе ночи не могла спать и перед моими глазами рисовались страшные картины того, что может случиться с сестрой и со всеми нами, когда обо всем узнает отец, и когда духи разгневаются.
И я не выдержала Испугалась потерять ее навсегда. Я побежала перед рассветом к дому Мирослава и рассказала ему все. Побег Всемилы не удался. Она даже не успела пересечь ближайший перелесок.
Я снова стала всему свидетельницей: видела, как Мирослав схватил ее за талию, как сестра вырывалась, кусалась и царапалась. Поднялся сильный ветер, как будто сама природа защищала свою блудную дочь. Мирослав наотмашь ударил Всемилу по лицу своим огромным кулаком, видимо, чтобы успокоить ее. Или чтобы проучить?
Я вздрогнула, задрожала, как осиновый лист, видя, как сестра обмякла, осела в его руках. Я видела, как после он долго целовал ее лицо, шептал что-то на ухо, а потом посадил перед собой на лошадь и повез к дому. Мне было очень страшно, ведь я взяла и в один миг разрушила чужую жизнь.
Сначала я бросилась на землю и отчаянно зарыдала. Всемила возненавидит меня, когда узнает Но это было не главное. Главным было то, что я сделала свою сестру несчастной.
Потом я подумала о Григории и со всех ног побежала в Агеево. Опустив заплаканные глаза в землю, словно рассматривая свой мокрый от росы сарафан и босые ноги, я прошептала ему, что Всемила не придет. Он тоже опустил голову, а потом отвернулся. Я думала, что он плачет, но он достал из-за пазухи свернутый листок бумаги и протянул мне. Глаза его были серьезными и сухими:
Сохрани это. Там написан мой адрес.
Зачем? удивленно спросила я.
Вдруг пригодится, все в жизни когда-нибудь пригождается, Всемира, сказал он, отвернулся и пошел прочь быстрым шагом, держа в одной руке небольшой чемодан, а в другой толстую папку со своими рисунками.
Днем к нам пришел отец Мирослава, и за обедом была назначена дата свадьбы. Всемила сидела за столом с каменным лицом. На все вопросы отца она отвечала сбивчиво и рассеянно.
Захворала, наверное, ласково сказал отец и погладил Всемилу по голове, Иди, дочка, поспи, если нездоровится. И не бери на себя впредь много работы. Сестра уже большая, ее заставляй помогать. Невеста должна быть здоровой.
С того дня Всемилу начали готовить к будущей семейной жизни, собирать приданое. В этом ей помогала знахарка Ждана. Всемила была ко всему равнодушна, лишь иногда ходила из угла в угол, словно сама не своя, ни с кем не разговаривала. На меня она совсем перестала обращать внимание, но однажды ночью, я не выдержала и сказала ей, сидящей у окна:
Тебе некуда деваться. Скоро ты станешь женой Мирослава и забудешь о Григории. Не плачь, Всемила, дорогая сестра. Пожалуйста, не плачь.
Она повернулась ко мне, бледная, измученная, с лицом, залитым слезами.
Откуда Мирослав все узнал? Это ты? Ты сказала ему?
Я испугалась. Гнев духов все равно настиг бы тебя, сказала я, не поднимая на нее глаз.
Григорий говорил, что не существует никакого гнева духов, все это выдумки. Есть только люди, жизнь и любовь, вздохнула Всемила.
Ты знаешь, что это не правда. Потому что сама умеешь говорить с духами, сказала я сквозь слезы, мне очень хотелось, чтобы все у нас стало так, как раньше, до появления Григория.
Всемила помолчала, а потом добавила, внимательно посмотрев на меня:
Мирослав сказал, что убьет меня, если выяснится, что я не чиста Я жду не свадьбы, Всемира, а своей смерти.
Может быть, попросить о помощи Ждану? Она все умеете делать. Напоит его так, что он ничего и не заметит.
И тут сестра резко поднялась с лавки, вцепилась мне в плечи и прошептала с отчаянием в голосе:
Как же ты не понимаешь, Всемира. Не будет так, как должно быть. Я понесла от Григория. До свадьбы еще далеко, а у меня уже скоро живот будет заметен
От удивления и страха я не могла вымолвить ни слова. Всемила носит ребенка от чужака! Чем это может обернуться для нашей семьи сложно представить. В лучшем случае отец прогонит нас обеих из Общины, и нам придется скитаться по лесам.
Я задрожала от страха. А сестра отвернулась. Глядя в темное окно, она произнесла, еле слышно:
Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Всемира. Не волнуйся, я не допущу, чтобы ты пострадала из-за меня.
Все три месяца, которые оставались до свадьбы, Всемила учила меня обрядам и языку духов. Мы общались, как будто бы ничего и не произошло минувшим летом. Что самое удивительное она словно и не злилась на меня вовсе за то, что я сделала.
Я молчала и старалась не думать о том, что знала. По-детски верила, что, если не говорить об этом, то все пройдет само собой, исчезнет.
Однажды я спросила ее:
Зачем ты меня учишь, Всемила? Ведь Пророчицей Общины станешь ты.
Чтобы ты могла заменить меня. В тебе столько же силы, сколько и во мне, сестра, а, может быть, и больше, ответила Всемила, немного поколебавшись, и в мою душу снова закрались нехорошие предчувствия, и не зря
Вскоре Всемила исчезла. Отправилась с утра в лес и не вернулась. Ее искали всей Общиной чуть ли не месяц. Но не нашли ни ее саму, ни ее следы. Она словно сквозь землю провалилась.
Я не представляла, куда она могла уйти. За Григорием? Может быть, он вернулся за ней? Нет, этого не может быть, я бы заметила. Она плакала до последнего дня.
Куда же она ушла? Леса у нас жестокие, непроходимые, а темные духи не терпят людского присутствия. Мне снились кошмары о том, что сталось с Всемилой в лесу, сцены ее мучительной смерти преследовали меня. Но утром я утешала себя тем, что лесные духи знают и любят Всемилу.
В Общине все переживали огромное горе. Отец был безутешен: он не только потерял свою любимую-красавицу дочь, он потерял наследницу, Пророчицу Общины и жену будущего Старейшины.
Всю надежду сейчас возлагали на меня, а я и двух слов не могла связать от горя, которое обрушилось на всех нас. Тайна, которую я хранила, не давала мне спокойно спать. Я не могла поверить, что Всемила загубила и себя, и нерожденного ребенка Григория.
Я часто доставала из тайника под кроватью бумажку с его адресом, мне хотелось написать ему письмо, но для этого нужно было снова бежать в Агеево, а за мной сейчас постоянно смотрели. Отец боялся, что духи уведут и меня. Да и на улице уже стояла зима. В наших краях она долгая, лютая.
Отец отправил меня на учение к бабке-знахарке Ждане. Я немного отвлеклась, учила все то, что она мне рассказывала, применяла знания на практике. Это немного отвлекало меня от горестных мыслей. Бабка Ждана удивлялась моим способностям, а вскоре торжественно объявила отцу, что способности мои возросли, и что я вполне могу стать Пророчицей Общины.
Я и сама чувствовала в руках силу, замечала, что иногда читаю чьи-то помыслы. Я постоянно мысленно звала Всемилу. И если бы она ответила мне хотя бы раз, я бы успокоилась, знала бы, что она мертва, что все закончилось. Но она молчала, это значило только одно что дух ее не был свободен. Но где в таком случае была моя сестра?
Мои предчувствия не обманули меня. Всемила была жива. Она пришла в Общину весной, когда в свои права вступал Ярило: тающий снег ручьями бежал по склонам, на дорогах была грязная каша, а в воздухе чувствовалось мягкое весеннее тепло.
Как-то на заре к нам в дом прибежала знахарка Ждана и зашептала отцу, выпучив глаза, что ночью к ней в избу постучалась покойницаСама Всемила вернулась в Общину, да не одна, а с ребенком на руках.
С нечистью в лесу жила, за версту это чую. И ребенка родила, наверное, от самого лешего! Гони ее отсюда, пока Старейшина не узнал. Гони, беду она принесет.
Отец, бледный, как снег, накинул фуфайку и побежал к избе знахарки. Все окна в избе были задернуты плотными занавесками. Внутри царил мрак. Всемила сидела на краю лавки с ворохом тряпья в руках: бледная, худая, изможденная. Волосы ее были не рыжими, а грязно-серыми и спутанными.
Отец схватился за сердце при виде ее, и не мог вымолвить ни слова. А она, казалось, не узнавала ни его, ни меня. Или не хотела нас узнавать.
Всемила Сестра Где ты была все это время? спросила я, но она молчала в ответ.
А потом из вороха тряпья раздался слабый писк. Я подошла ближе в рваные тряпицы был завернут живой ребенок, бледный и жалкий, с ярко-рыжим вихром над бледным личиком.
Всемила умирала. Отец запретил Ждане помогать и лечить ее. Но обратно в лес все же не прогнал, пожалел.
Коварный женский недуг быстро съедал сестру изнутри. Никакие лечебные травы и заговоры старой знахарки, сжалившейся над ней, не имели силы в борьбе с подступающей смертью.
Всемила сильно страдала. Не знаю, что мучило ее больше: физическая или душевная боль. Забываясь тяжелым сном, она то и дело звала Григория
Нам после своего возвращения она не сказала ни слова, ни на кого не смотрела, не реагировала на вопросы, которые я или Ждана ей задавали. Только со своей малышкой она разговаривала шепотом на языке духов. Укачивая ее, она то и дело шептала ей что-то на ухо, отчего крошка улыбалась во сне беззубой улыбкой.
Когда Всемила могла сидеть, то держала ребенка на руках. Тогда она казалась спокойной и счастливой. Она смотрела на свое дитя и не могла насмотреться. Она знала, что жить ей осталось недолго. Каждый новый день приносил новые муки.
Отец в избушку Жданы не заходил и приказал старухе молчать о Всемиле. Мне он задал только один вопрос:
От чужака?
Я опустила голову и призналась во всем. Меня выпороли розгами, и месяц после этого я сидела на хлебе и воде. Но в сложившихся обстоятельствах и так кусок в горло не лез.
Дальше стало еще хуже: отец решил, что после смерти Всемилы ребенка следует отнести в лес и оставить его там на суд Святобора, бога-отца всех лесов.
Я ползала на коленях и молила у него разрешения не губить невинную жизнь, просила отдать младенца Григорию. Отец долго сопротивлялся но потом сжалился надо мной. Он любил нас, своих дочерей, всей душой. Но не мог ради нас отступить от законов Общины и своей совести. То, что мы посмели ослушаться их, делало его глубоко несчастным.
Отец разрешил мне связаться с Григорием. Я достала припрятанный адрес, написала письмо и стала ждать
Каждый день я шла к Ждане якобы учиться знахарскому ремеслу, но на самом деле целыми днями сидела возле сестры и нянчилась с малышкой. Девочка окрепла, щечки ее немного округлились. Ждана кормила ее теплым козьим молоком, кутала в мягкие пеленки.
Это необычный ребенок, Всемира, как-то сказала мне Ждана, когда Всемила спала, я вижу на ней печать духов. Нельзя ее отдавать из Общины.
Но отец не поверил словам Жданы. Даже слушать ее не стал, думал, что мы его обманываем для того, чтобы оставить девочку у себя. Он был непреклонен насчёт малышки. Даже великие люди ошибаются, попадая под власть чувств и переставая слушать свой разум. Мой отец тоже ошибся
Перед смертью Всемила попросила меня:
Сбереги мое дитя, Всемира.
Я долго молчала, перед тем, как ответить ей.
Отец не может оставить ее в Общине, но я написала письмо Григорию.
Из глаз Всемилы покатились крупные слезы.
Ее место здесь, сестра. Ты должна оставить ее с собой. Не отдавай ее Григорию. Он оставил меня, оставит и ее сестра тяжело дышала, каждое слово давалось ей с трудом, Ей будет сложно среди чужих людей, в чужом мире. Она запутается, заблудится Пусть живет здесь, с тобой. Она особенная, ей передалась моя сила
Я промолчала. Могла ли я соврать ей в этот момент, когда на ее лице уже лежала тень смерти?
Я не могу в очередной раз, по твоей прихоти, идти против воли отца, Всемила. Но я сделаю для твоего ребенка все, что смогу. Обещаю.
Слезы текли и текли из некогда зеленых глаз Всемилы. Сейчас они казались бесцветными, потухшими от долгих страданий.
Как же мне оставить ее, Всемира? Как же мне теперь оставить мою девочку одну, если она никому не нужна? Она заблудится там. Заблудится она вдруг начала задыхаться, лицо стало мертвенно белым.
Я подскочила к ней, взяла ее холодную ладонь и прижала к своему мокрому от слез лицу.
Ассира Имя ей Ассира
Это были ее последние слова. Она произнесла их тихо, спокойно, покорно отпуская от себя все земные муки и страдания. Потом дыхание ее остановилось, и остановилась жизнь, которая когда-то била ключом.
А для меня словно остановилось время. И все заполнила бесконечно черная пустота. Я заплакала, и заплакал младенец в люльке. Девочка с волосами цвета солнца. Маленькая Ассира.