Похьянен смолк, потому что Ребекка уставилась на него как на привидение.
Рагнхильд Пеккари? медленно переспросила она. И как называется остров?
Ну этого я тебе так сразу не скажу
Палосаари? В Курккио? И владельца морозилки, старого алкоголика, зовут Хенри Пеккари?
Именно. Похьянен кивнул. Вы знакомы? Он здесь, у меня. Он показал через плечо большим пальцем. Хочешь взглянуть?
Щеки Ребекки вспыхнули.
Нет. Но Хенри Пеккари мой дядя. А Рагнхильд тетя. Почти, потому что мама была в их семье приемным ребенком.
Что ты такое говоришь? Похьянен недоверчиво поджал губы. Тогда у тебя тем более есть все причины
Ни малейшего шанса, отрезала Ребекка. В аду я видала все семейство Пеккари.
* * *
Похьянен опустился на диван. Ребекка спешно попрощалась и ушла. Он попытался было расспросить о тете, но это было все равно что встать на пути груженной рудой вагонетки.
Странное все-таки совпадение. Хотя что он знает о родственниках Ребекки по материнской линии? Ничего ровным счетом. Мать погибла не то несчастный случай, не то самоубийство, когда Ребекке было двенадцать лет. Вышла на дорогу и встала перед несущимся на нее грузовиком. Получается, есть еще тетя. Но, поскольку мать Ребекки была приемным ребенком, тетя получается не родная, а как это может называться приемная? Звучит глупо. А теперь еще вот приемный дядя. Плюс еще один труп в морозильнике.
Эта жизнь никогда не переставала меня удивлять, прохрипел Похьянен Анне Гранлунд, разгружавшей посудомоечную машину. Можете высечь эти слова на моем надгробии.
Кто здесь заговорил о надгробии? беспокойно отозвалась Анна.
Но Похьянен уже уснул, свесив подбородок на ключицу. Анна Гранлунд сунула подушку между его плечом и ухом.
Разбудило его чье-то осторожное прикосновение. И это была не Гранлунд, а незнакомая медсестра. Настроение Похьянена сразу упало. Он не любил, когда чужие люди видели его спящим. Хотя ей, конечно, на него наплевать. Женщина была одета в розовые медицинские брюки и рубашку.
«Как жевательная резинка с фруктовым вкусом, подумал Похьянен. И все-таки, что случилось?» Он взглянул на часы четверть восьмого. Жена давно ждет с ужином.
Вас спрашивали, заговорила женщина в костюме жевательной резинки. Я объяснила, что сейчас не лучшее время, но в общем, Бёрье Стрём интересовался вами на ресепшене. Приехал из самого Эльвбю.
В дверях за ее спиной возникла мужская фигура. Квадратная как шкаф, с длинными руками и кулаками, каждый с хороший березовый трутовик. Волосы светлые, слегка волнистые. Глаза голубые, как лед весной, внешние уголки чуть опущены, отчего лицо выглядит немного печальным. Нос, конечно, сломан боксер.
Похьянен поднялся на ноги. Провел ладонью по волосам, губам, на случай если в уголках рта выступила слюна, поправил зеленый халат, быстро оглядел его на предмет коньячных пятен.
Бёрье Стрём, вот как Тяжело дыша, протянул гостю руку.
«Жевательная резинка» воспользовалась возможностью и улизнула в коридор.
Осторожно, словно боясь раздавить, Бёрье Стрём пожал ладонь судмедэксперта. Они были ровесниками. Стрёму шестьдесят пять. Похьянен всего на два года старше. Но на вид на все двадцать.
Он не хотел поднимать тему родства, это вырвалось само собой. То, что они ведь почти кузены.
Кажется, я уже упоминал об этом по телефону, виновато добавил Похьянен. Хотя не один я такой, наверное. Теперь многие спешат записаться к вам в кузены.
Это так. Время от времени у меня объявляются новые родственники, признался Бёрье Стрём. Ну, в общем, после вашего звонка я решил приехать. Взглянуть на него
Должен предупредить, это зрелище не из приятных.
Понимаю. Боксер кивнул.
То, что от него осталось, это не он, можно сказать и так, пояснил Похьянен.
И тут же мысленно выругался на собственную болтливость.
16 июня 1962 года
День, когда пропал отец Бёрье, в остальных отношениях был самый обычный. Но каждая мелочь намертво врезалась Бёрье в память. Исчезновение отца, словно сигнальная ракета, осветило даже самые незначительные события.
Бёрье проснулся рано, в самом начале восьмого, несмотря на воскресенье. Прошмыгнул на кухню, намазал, как смог, два бутерброда. Масло из холодильника было твердым и крошилось. Мама еще спала.
Сегодня его заберет папа, и они проведут вместе неделю. Весь день Бёрье просидел дома. Смотрел на часы, но стрелки почти не двигались. Друзья звонили в дверь и спрашивали, выйдет ли он, но Бёрье к ним не хотелось.
Мать разгадывала кроссворд за столом на кухне. Она вымыла волосы и накрутила их на бигуди. Закурив, спросила, не поднимая головы от газеты:
Почему бы тебе не побегать с ними? Он не придет раньше вечера. И добавила, как будто для себя самой: Или не придет вообще. Он ведь должен мне денег.
Но ему ничего не хотелось, кроме как дожидаться отца. Бёрье сидел на своей кровати, обложившись детскими журналами «Скружд Макдак», «Фантомас» и иллюстрированная классика. Но сосредоточиться на чтении не получалось. Бёрье думал об отце и предстоящей неделе. Старался не забывать переворачивать страницы, потому что мама могла наблюдать за ним краем глаза.
В обычный день Бёрье просто встал бы и закрыл дверь. Тем более что мама никак не хотела понять, что ему давно уже не пять лет, когда «пойти побегать» было всем, что нужно в жизни. Но злить ее сейчас плохая идея. Поэтому сидеть и не умничать единственное, что оставалось Бёрье.
Представляю, как вы повеселитесь вдвоем, сказала мама, выставляя на обед остатки роскошного субботнего ужина запеканку и прочее.
Бёрье не смог ответить с набитым едой ртом. Пожал плечами мол, не знаю. Что будет, то будет.
Они делают вид, что вполне справляются одни, Бёрье и мать. Что отец ничего не значит. Поэтому для Бёрье так важно не показывать радости, разве что совсем ненадолго. Иначе мать может вдруг загасить сигарету, положить руку на лоб Бёрье и объявить, что у него жар. А когда придет отец, встанет в дверях со скрещенными на груди руками, и тогда ничего не будет.
Но мать покупается на его уловку. Вдруг становится веселой, включает радио «Норд» и моет посуду, подпевая. Потом уходит к соседке, и, пока ее нет, Бёрье успевает тысячу раз выглянуть во двор.
День идет своим чередом. Мать возвращается и моет жалюзи, не переодеваясь в рабочее платье. А Бёрье получает на ужин мороженое и взбитые сливки с сухофруктами. Наконец, без двенадцати минут семь, в дверь звонят.
На пороге стоит отец.
Бёрье не смеет поднять на него глаз, забывает, что надо дышать. Отец такой большой, высокий и широкоплечий. Тонкий в талии. Ткань рубашки натянулась на мускулистых руках. Ему едва хватает места в прихожей между зеркалом и вешалкой.
Он ждет, и лишь после приглашающего кивка матери на полшага продвигается вглубь дома. Отец загорелый, хотя сейчас только начало лета. Волосы светлые, почти белые, и очень коротко стрижены. Ровные белые зубы и голубые глаза. Нос кривой, потому что отец боксер. Одно ухо немного оттопырено, но нисколько не портит общего впечатления.
«Типичный финн, так мама говорила об отце подругам. Где были мои глаза? Моргнуть не успела, как забеременела».
Но Бёрье видит, как вспыхнули ее щеки. Мать цепляет его рюкзак большим и указательным пальцами. Протягивает отцу.
И это тоже? Он кивает на бумажные пакеты из «Консума» с восьмеркой на боку в руках Бёрье. Я на мотоцикле. И озадаченно гладит подбородок.
Мать закатывает глаза так, что голова описывает полукруг по направлению к потолку. Но локоны остаются неподвижными. Покрытая лаком прическа что-то вроде шлема.
Значит, я все перепаковываю. Мать подхватывает пакеты. Думаешь, он не будет переодеваться всю неделю?
Всё в порядке, мама, вмешивается Бёрье в разговор родителей. Мне не нужно так много. Лето все-таки.
Мать исчезает на кухне. Отец и сын слышат, как она расстегивает «молнию» на рюкзаке, сердито шелестит пакетами и кричит:
Ты должен мне денег. Когда думаешь расплатиться?
Она злится. Бёрье становится не по себе, но отец улыбается и подмигивает ему. И Бёрье улыбается в ответ так, что кожа на лице натягивается, а в ладонях покалывает, как будто он держит холодную бутылку с лимонадом.
* * *
Во дворе мальчишки собрались вокруг отцовского мотоцикла. Бёрье чувствует на себе завистливые взгляды. Надевает кожаную куртку и шлем, которые отец привез специально для него. Но мальчишкам уже не до Бёрье, разинув рты, слушают про отцовский BSA Golden Flash 650, модель 1956 года.
Бёрье живет один с матерью. Обычно это он с завистью в груди наблюдает, как чужие отцы пакуют машины для поездки куда-нибудь в Турнедален всей семьей. Или на снегоходе чистят снег перед воротами, или смазывают сыновьям лыжи. Но сейчас тот редкий момент, когда на всей улице нет ни одного мальчишки, который не пожелал бы оказаться на месте Бёрье. И все отец!
Покажите свои татуировки, просит один из самых маленьких.
Отец смеется и спрашивает, какую именно из них он хотел бы видеть.
Тетю, отвечает малыш.
Отец распахивает рубаху и показывает обнаженную девушку посреди ринга с огромными боксерскими перчатками, которые висят у нее на шее, закрывая грудь.
Дальше вопросы сыплются как из мешка. Было ли ему больно? В каком возрасте отец сделал первую татуировку? Сколько их у него? Самые смелые трогают пальцем, как будто хотят убедиться, что рисунок не сотрется.
Больно, серьезно отвечает отец. Татуировки носят только моряки и бродяги. Если хотите работать на шахте, даже не вздумайте травить себя этой дрянью.
Но они не хотят работать на шахте, как их отцы. Они будут носить татуировки, боксировать и разъезжать на мотоциклах.
* * *
И вот Бёрье с отцом летят по проселочной дороге, так что ветер свистит в ушах. Бёрье, с рюкзаком за спиной, обнимает отца за талию. Отцовский рюкзак висит на животе. Мимо проносятся хутора, леса и луга с серебристо-серыми амбарами. Отец останавливается, чтобы пропустить коров, возвращающихся домой из леса. Коровы запрудили всю дорогу, объехать их невозможно. Бёрье навсегда запомнит беззвучные колокольчики на их шеях, нетерпеливое мычание в предвкушении вечерней дойки, тяжелые потрескавшиеся вымена как мешки на животах.
Отныне он обречен помнить ласточек, добывающих в воздухе корм для своих птенцов. И горящие в закатном солнце телефонные провода. И реку, ту самую, что все время течет вдоль дороги.
В Юносуандо они переезжают мост и сворачивают в Курккио. За спиной столбом стоит пыль. Последний отрезок пути под колесами лесная дорога. Открытая песчаная почва, будто едешь по опилкам. Вот, наконец, и дом с жестяной крышей. Ключ в консервной банке за дворовым туалетом.
Нужно сделать новую лестницу перед дверью и покрасить дровяной сарай, говорит отец. У меня одного это заняло бы целую неделю, но вдвоем мы управимся в два счета, верно?
Бёрье кивает.
Есть хочешь?
Бёрье трясет головой, потому что не осмеливается заговорить. Все это настолько странно, что, кажется, он вот-вот заплачет. Не потому, что плохо, а от огромного чувства, которое не в силах объяснить.
Бёрье внимательно оглядывается. Солнце вот-вот скроется в тихой реке. На берегу возле леса лежит перевернутая вверх дном лодка. Причальный мостик поднят знак того, что лето только началось.
Пойдем рыбачить, предлагает отец и показывает на воду: Смотри, как играет.
Бёрье видит на воде расходящиеся круги, как от брошенного камня.
В лодку набралось немного воды, но это не опасно. Рыбачат в тишине. Все, что слышно, осторожные, приглушенные звуки. Свист лески, плеск поплавка, приглушенное жужжание спиннинга, когда крутишь ручку. Вон нырнул какой-то зверек похоже, полевка. Пронзительно закричала птица.
Канюк, говорит отец.
Весь улов два окуня и форель. У отца в рюкзаке соль и упаковка простокваши. Они разводят костер на берегу. Жарят рыбу и едят руками. Простоквашу разливают в пластиковые стаканы. Отец топит баню. Пока она разогревается, можно подремать у костра.
Потом они парятся. Бёрье сидит на нижнем ярусе, отец наверху. Охлаждаются в реке. Бёрье хорошо ныряет и может долго плавать под водой.
Ninku saukko, говорит отец и переводит на шведский: Как выдра.
* * *
Потом они боксируют на берегу. Бёрье давно пора спать, но это не имеет никакого значения. Ночи светлые, и отец сказал, что на этой неделе они будут спать, только когда устанут.
Отец хороший боксер, но удар в глаз поставил крест на его спортивной карьере.
Правый хук, учит он Бёрье, ты должен быть к нему готов. Иначе у тебя нет шансов.
И выставляет большие ладони, чтобы Бёрье в них бил.
Джеб в голову, говорит отец. Противник выходит из гарда[13], и ты наносишь удар прямо ему по корпусу. Второй удар всегда опаснее, потому что застает врасплох. Дыши. Если не будешь дышать как следует, быстро устанешь. В кровь должен поступать кислород И гард, помни про гард Постой, что ты делаешь?.. Джеб и удар в нижнее ребро. Вот Молодец Отлично!
Давай еще! кричит Бёрье, когда отец спрашивает, не устал ли он и не пора ли в самом деле идти спать.
Они отрабатывают уходы от ударов. Быстрый поворот головы вправо-влево.
Гард! кричит отец.
И вдруг хватает Бёрье за руку несильно, только чтобы остановить.
Слышишь? спрашивает он и показывает в сторону леса.
Там как будто тарахтит мотор. Звук быстро приближается.
Бёрье смотрит отцу в лицо и чувствует поднимающуюся откуда-то изнутри волну страха.
Отец переворачивает лодку.
Сюда, шепотом приказывает он. Лезь быстро. Лежи, и чтоб ни звука, слышишь? Даже двинуться не смей, пока я не приду и не скажу, что пора. Кивни, чтобы я знал, что ты меня понял.
Бёрье кивает и делает, как ему велели. Отец куда-то уходит.
Бёрье прислушивается. К дому как будто подъехала машина. Она остановилась, но мотор работает. Еще голоса но слов Бёрье не разбирает. Только шаги. Как будто кто-то обходит вокруг дома, поднимается на крыльцо и спускается через некоторое время. Идет к реке. Останавливается возле лодки, под которой лежит Бёрье. Ботинки чужие, не отцовские. Так близко, что Бёрье мог бы коснуться их, протянув руку.
Он лежит на спине. Беззвучно просовывает ноги под скамью, где уключины для весел. Руками цепляется за внутреннюю поверхность носовой части. Приподнимается, упираясь руками. Выпрямляет спину. Дрожит от напряжения.
Большие ладони касаются земли, и мужчина заглядывает под лодку. Бёрье дышит короткими, беззвучными толчками. Мужчина встает и уходит. Шаги стихают в направлении дома. Бёрье опускается на землю, но удар получается таким мягким, что почти ничего не слышно, кроме разве сердца.
Машина уезжает. Бёрье хочется немедленно вылезти, потому что, похоже, все комары в округе отыскали его убежище. И будто специально кусают в те места, где сильнее всего чешется, вокруг лодыжек, в ступни и на внешней поверхности рук.
Отец не велел вылезать из-под лодки без его разрешения, но уж очень задерживается. Бёрье ждет. Отец, конечно, скоро придет, и перед тем как уснуть, Бёрье будет лежать на его руке. Они зажгут камин, и отец расскажет о поединке Инго и Флойда[14] на чемпионате мира. Откомментирует по памяти, как будто все происходит у него перед глазами.
Но где же он? Почему так долго? Может, варит кофе на кухне? Забыл, что Бёрье не смеет шевельнуться под лодкой без его приказа?
Наконец мальчик вылезает. Вслушивается в воздухе висит тонкий комариный звук да тихо плещет река. Отца нигде не видно ни в избе, ни в бане, ни в туалете.