Читает, падла. по губам!
Пришлось мне на ходу изобретать велосипед:
Видите ли, товарищ полковник, у туркмен есть одна буква, не предусмотренная русским алфавитом. Пишется она как буква «о», но внутри чёрточка. Это что-то среднее между «о» и «ё».
Ты на что намекаешь? возбудился Матузик. На долбо..ба?
Вздохнув, я пояснил, что дополнительная туркменская буква очень сложна для русского слуха. Чтобы её произнести, надо вытягивать губы трубочкой и медленно тянуть звук. Вот так:
О-ё-о! А хотел я Вам ответить просто «Оёрен тагамлы». То есть очень вкусно. Это о собачке.
Издеваешься? проскрипел Матузок и выглянул в коридор:
Мавропуло, Печёнкин! Быстро сюда! Продолжайте обыск. До тех пор, пока не найдёте всю документацию на подпольную верблюжью ферму!
Н-да!
Предупреждал же я редактора, что будет у кого-то полна жопа огурцов! Не поверил он. И пошутил-таки над дураками в День Дурака!
глава 9
Автомобильная фамилия
Мein Bruder по военной бурсе Коля Пшеничный нагрянул в Старгополь, как снегопад в июле.
И, как всегда, потребовал лучшего в мире туркменского плова. Который, по уверению друга, готовит исключительно и только моя жинка Леночка.
Широкой, как лопата, ладонью майор милиции зачерпывал ароматный плов и басил, поднимая рюмку чая:
Будь здрав, боярин!
На двенадцатом спирто-чае наши глотки взревели:
Пили мы, мне спирт в аорту проникал!
Хряпнув ещё немного, мы провозгласили тост за великого человека, автора песни:
Ну, за Владимира Высоцкого!
А чуть позже, перебрав все смешные училищные случаи, решили провозгласить здравицу нашему курсантскому взводному. И
А как его фамилия? наморщив лоб, остановил я радостный бег наших воспоминаний.
Ну ты даёшь! Лучшего друга Крымова забыл! рассмеялся майор. Он же тебе бесконечные наряды вне очереди объявлял. За строптивость. А ты забыл!
Ёк (нет)! Крымов это сержант, замОк (замкомвзвода)! А кто взводным-то был?
Коля наморщил лоб и поставил на стол рюмку:
Хм! Лейтенант Э-э-э! Лейтенант Э-э-э
Чтобы помочь уставшему другу, я начал усиленно чесать затылок и накручивать казачий бравый ус.
И выкрутил-таки глубокомысленную мысль:
Автомобильная у него фамилия! Помнишь, на ушастом «Запорожце» наш литёха ездил?
Ну да! А курсанты каждый день чинили этот драндулет! улыбнулся Коля, продолжая морщить лоб.
Видя бесперспективность его умственной бурной деятельности, затуманенной зелёным чаем, я предложил единственно верный ход:
Нарисуй машину! Фамилия и выскочит!
Когда мой васнецов-репин начертал на бумаге некое подобие чебурашки, я радостно-восторженно хмыкнул:
Ты прямо Пифагор!
Коля обиженно засопел и воззрился на мою наглую морду лица:
Какой Пифагор? Что, совсем не похоже?
Пришлось успокаивать друга и напоминать о Золотове, нашем курсантском пифагоре.
Был Золотов довольно-таки туповат в математике. Как говорится, ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Благодаря чему и завалил вступительный экзамен по математике.
Преподаватель, старый и опытный, повздыхал-повздыхал. И решил помочь будущему офицеру, которому в дальнейшей военной службе арифметика была бы совсем лишней.
Нарисовал он круг и спросил:
Это какая фигура? Круг?
Круг! радостно согласился абитуриент.
Преподаватель нарисовал квадрат:
А это что? Квадрат?
Когда сияющий от вселенского всезнания парнишка согласился, учитель улыбнулся:
Пифагор! Экзамен сдан!
Так и стал наш Золотов пифагором. Преподаватель же добросовестно выводил нашему тупице автоматические тройки, дабы не отвлекаться от других курсантов. Не пифагоров.
Коля мой опять поднял рюмку чая. Опять поставил.
Наморщив лоб, он поднял руки и сделал крутящее движение, как будто сидел за рулём авто:
Руль! Ага! Хрулькин его фамилия!
Та ты що! удивился я, бросив чесать затылок. Хруля це ж курсант першого взводу!
Коля огорчился непопаданию и задумчиво уставился на рюмку. Смотрел он так, как будто видел там зелёного змия.
«Пили мы, мне спирт в аорту проникал!» с подозрением посмотрел я на друга, припоминая его непьющую курсантскую биографию.
Дело в том, что за всё время училищного бытия Микола пил всего один-единственный раз.
Было сие в зимнем курсантском отпуске.
Ехал он, конечно же, в свой родной хутор. Но курсант Гена Руденко, наш земляк и змий-искуситель, зазвал в гости, в райцентр Даниловка.
Мыкола долго отбивался от горилки! рассказывал потом Гена-искуситель. Але я перемиг! Моя победа! Змусыв выпыты склянку самогону. Чистейшего самогона! И що Коля? Вночи прокидаюся. Дывлюся, сидить Коля на кровати, качается. Тошнит його!
Припоминая то давнее замечательно-смешное событие, я прикидывал состояние друга.
Ночевать-то ему в комнате моего сослуживца, на другом этаже.
Как бы Мыкола не повторил свой давний курсантский подвиг!
Но Коля мой, будучи настоящим ментом, сильно и не пил.
И, поднимая пюмку чая, вопрошал:
Моторов? Кузовкин? Колесов?
Глубокомысленно-умные размышления пытливого майора закончились ближе к полуночи.
Хорошо в Туркмении! ностальгически вздохнул я. Пьянки там благоразумно совершаются на полу, на ковре. Дастархан, плов, коньяк. И все, кто принял на грудь лишку, тут же и отваливаются. И лежат прямо у дастархана. Красота!
Отправив Николая спать в соседний нумер, я выдал ему лист бумаги. Чтобы, значит, нарисовал фамилию неуловимого взводного, ежли что приснится.
Часа в три ночи дверь нашей комнаты затрещала.
Коля Пшеничный легко и нежно касался фанеры мощными пудовыми кулаками и восторженно шептал:
Вспомнил! Вспомнил! Глущенко его фамилия!
Ай молодец! похвалил я друга, открывая дверь. Но причём тут автомототехника?
Ну как же? Кличка литёхи какая? Глушак! Помнишь, у его «Запорожца» всё время глушитель отваливался!
Ай да Коля, ай да сукин сын! Вспомнил!
Как было не отметить этот великий подвиг? Как не вспомнить годы молодые, курсантские?
Мы и продолжили праздник душа, вспоминая всё новые шалопайски-радостные подробности.
Примечание: Мein Bruder (нем.) мой брат.
глава 10
Тульский дядя
«Сдал СопроМат можешь жениться!» эту поговорку мы познали в 1985 году. И, готовясь к будущей женитьбе, грызли гранит этой сложно-противно-мерзкой науки не щадя зубов своих-чужих.
Грызть науку очень помогали калькуляторы, дефицитные в советское время. Мешал, правда, другой дефицит батареечный. Самым обидным было, когда в самый разгар ответственных вычислений (например, сколько тротила надобно для подрыва железобетонного бункера) калькулятор «подыхал».
Спасайте! У кого батарейки есть?! слышался истошный вопль. И несчастный курсант бегал по классу, выцыганивая дефицит.
Тьфу-тьфу, меня эта беда всегда обходила стороной.
Ибо рядом со мной сидел мой лучший друг земляк Коля Пшеничный. Этот сельский парень, коренастый и спокойный как мамонт, всегда и всё держал про запас.
Так его приучила тяжелая доармейская сельская жизнь.
Эта привычка касалась и батареек.
Поэтому жаждущий первым делом бросался к Мыколе (как на украинский манер называли моего друга).
Коля недовольно сопел, снимал и протирал очки.
Но всегда выручал.
И вот однажды вечером
Сидим мы как-то в классе, занимаемся сампо (самоподготовкой).
Открывается дверь, и удивленно-радостный голос курсанта Анатолия Диордиева вещает:
У меня родственники в Туле объявились! Наверное, дядя! Посылку прислал! С колбасой!
Мы, конечно, не поверили этому честному, доброму и предельно наивному курсанту. Родина его была очень далека от Тулы, где-то на границе с Румынией.
Ага! Тульский дядя прислал тульский пряник! начал хохмить мой земляк-юморист Гена Руденко, большой любитель пожрать.
Дядя это по-туркменски «отец»! Мой дед говорил. Он служил в Туркестане. не удержался от шутки и я. Может, у тебя второй отец объявился?
Додик, как прозвали Анатолия, тряс извещением и клялся, что посылка самая настоящая. И сейчас будем пировать.
Радостно хлопнув дверью, он помчался на почту получать продовольственную помощь от богатого и щедрого дяди. Или папы.
Через полчаса наш Толик вернулся.
В руках небольшая коробка. Ни колбасой, ни салом, о которых мы размечтались, даже не пахло!
Наивное лицо Толика отражало страшное удивление:
Вот! С меня еще и деньги взяли! Сказали, наложенным платежом. Товары почтой! Батарейки! Двести штук! Денег еле хватило!
Когда Анатолий вывалил на стол батарейки, все привстали.
А затем стекла окон чуть не вылетели от мощного радостного ржания тридцати молодых жеребцов.
Дядя! Тульский дядя! сквозь икоту вопил Гена Руденко.
Не смеялся только один человек мой друг Мыкола.
Он блеснул очками в сторону ошарашенного Толика:
Ты же просил батарейки! Я решил тебе помочь. Выписал почтой!
Гена упал со стула, держась за живот:
Вот он, тульский дядя!
глава 11
Демир юмуртга
Курсант Андрей Краюшкин лежал в моей каптёрке и глотал скупую мужскую слезу. Его могучее тело, намертво привязанное солдатскими ремнями к спортивной скамье, не могло сопротивляться жуткому насилию.
Железные яйца! Щас проверим, какие они железные! ухмылялся курсант Бунк, поднося к огромному пенису Андрюхи острое зубчатое полотно слесарной ножовки.
Однако резать ему мешала природная немецкая скромность.
Не могу! Руки дрожат! скривился он, глядя на меня.
Дай сюда! выдернул я саблезубый хирургический инструмент из рук скромняги. Смотри, как надо резать!
Рэзать! Давай рэзать! поддержал меня дневальный по роте курсант Джубгашвили, для пущей убедительности резанув мрак казармы своим штык-ножом.
На тумбочку иди! А то дежурный по части нас нахлобучит! отмахнулся я от горячего кавказского джигита.
Нэт, нэ нахлабучыт! показал на часы Рома-джигит. Тры час ночь! Спит дэжурны!
Высказав свои сомнения, дневальный всё же вышел за дверь. Но, посмотрев в сторону входной двери, он просунул свой любопытный грузинский нос в каптёрку и продолжил комментировать:
Рэзать нада бистро! Р-р-раз, и усё!
Посмотрев на примотанного к скамье подсудимого, я поразился перемене его внешности. Обычно доброе благодушное лицо здоровяка и лентяя Андрюхи стало злобным, белым и отвратительным, как сама смерть. Скрежеща зубами и бугря мощные бицепсы, он шипел, как анаконда:
Задуш-ш-шу, с-с-суки! Задуш-ш-шу!
Ухмыляясь, я поднёс блестящее острие ножовки к основанию андрюшкиного пениса и метнул взгляд на ассистента хирурга, курсанта Рому Кельш:
Полотенце держи наготове! И водку!
Посмотрев на замершего в испуге Бунка, я гаркнул:
Чё стоишь? Держи, нахрен, его за хрен!
Как держать? робко прошептал наивный немец.
Нежно! рявкнул я, занося над пенисом Краюхи жестокий инструмент палача. Времени нет! Щас писец придёт!
А писец, как обычно, подкрался незаметно!
Военно-революционный трибунал 18 роты 4 батальона военного училища приговаривает курсанта второго курса Кр-р-р! начал я скороговорку. И тут же осёкся, глянув на курсанта Джубгашвили.
Позади растяпы-дневального как раз и материализовался страшный нежданный ночной писец.
Писец имел погоны подполковника и красную повязку помдежа (помощника дежурного по училищу).
Хенде хох! лязгнув затвором табельного ПээМ, по-немецки заорал подполковник. И ткнул стволом в мою сторону.
«А! Его жена преподаёт нам немецкий!» вспомнил я, выпуская из рук скальпельное орудие и поднимая руки.
Фамилия! нервно крикнул помдеж, переводя дуло пистолета с одного моего ассистента на другого.
Б-б-бунк! К-к-курсант Бунк! промямлил нежный Саша.
Курсант Кельш! чётко, как истинный ариец и зольдат, отрапортовал суровый Рома.
Фа-а-шисты! Пытаете?! Кастрируете?! просипел подполковник, багровея от ненависти. Прямо на 9 мая, на День Победы! Вы чё тут, охренели все?! Неделю назад курсант повесился на моё дежурство! Тоже на праздник! Международный день трудящихся, твою мать! На подтяжках повесился! Вы чё, приказ начальника училища не читали?
Какой приказ? уставился я на пистолет.
Вот этот! ткнул подполковник ствол ПМ в мой живот. Запрет брючных подтяжек! А ты, курсант, нарушил приказ! Почему в подтяжках?!
Облегчённо вздохнув, я было подумал, что инцидент с привязанным к лавке Андрюхой рассосался благодаря подтяжкам.
Не рассосался!
Яйца отстрелю! Суки! Не могли сутки выждать со своей грёбаной кастрацией! раненым зверем взревел подполковник.
Не могли, товарищ полковник! преданно заглядывая в глаза помдежу, доложил я. Срочная операция нужна!
Фашисты! На гауптвахту! Немедленно! взревев бешеным медведем, подполковник метнулся к телефону в коридоре.
Через пять минут в казарму, лязгая автоматами и топоча железными подковами, прискакали вызванные подполковником резвые караульные.
Одновременно примчалась и юная медсестра, дежурившая, к своему несчастью, в медсанчасти. Взглянув на огромный лиловый пенис Андрюхи-культуриста, она приготовилась хлопнуться в обморок. От восторга. Очевидно, даже в эротических фантазиях не грезились ей такие шикарные гигантские пенисы!
Но, как настоящий военный медик, девушка справилась с собой и приказала срочно тащить Андрюху в санчасть. Оперировать!
Ножовка тут нужна! По металлу! громко крикнул я, понимая, что Андрюху без нас покалечат эти глупые безрукие непрофессионалы. Смотрите, какая страшная железяка-замок висит у него на мошонке!
Медсестра осторожно дотронулась до мощного лилового пениса связанного Андрюхи, присмотрелась к железной дужке замка, впившейся в нежную плоть:
Замок! Он же кровоток перекрыл! Вы чё, одурели? Зачем повесили? Вы чё, садомазохисты? Снимите срочно!
Так ключа нет! И личинка клеем залита!
Ну вы и садомазо! выдохнула медсестричка. Вызывайте слесаря дядю Витю! Срочно! А курсанта в санчасть!
Казарма между тем начала просыпаться. И тихо обсуждать нашу непутёвую «хирургическую» судьбу.
Разговор этот услышал и курсант 182 взвода Гиви Шиукаев. Он, как честный человек, не мог остаться в стороне.
Это я виноват! Товарищ подполковник! Отпустите их! подскочил к помдежу полураздетый сонный Гиви.
Подполковник не стал разбираться:
И ты на гауптвахту! Там разберёмся!
Разбираться с нами приехали все, кому ни лень и замполит училища, и особист-чекист, и все наши командиры во главе с комбатом-батяней.
Гиви Шиукаев реально оказался главным виновником и, можно сказать, провокатором сегодняшнего ЧеПэ.
И это несмотря на то, что Гиви был спортсменом, отличником боевой и политической подготовки, честным и порядочным курсантом.
Особист, однако, сделал другой вывод:
Нет, не ты главный виновник! Главный курсант Джубгашвили! Он что, в наряде?
Да, дневальный по роте! подтвердил я, проникаясь доверием к чекисту-капитану.
Мудрый капитан сразу вычислил главного виновника!
Но! Как усатый красавец Джубгашвили мог оказаться виновен, находясь в казарме?
Особист, выслушав нас, сделал такой расклад:
Второкурсник Рома Джубгашвили был любимцем ядрёных девок из женской общаги хлопчатобумажного комбината.
Каждое воскресенье, а то и намного чаще, изголодавшиеся по мужчинкам ядрёные девки накрывали в общаге большую поляну для нашего секс-гиганта.
Приходил наш Рома оттуда довольный как жирный кот, объевшийся чужой сметаны. Приходил как-то боком, прихрамывая и держась рукой за промежность.
Эдаким способом он ходил еще пару дней, пока не заживали его натёртые в грандиозных битвах помидоры.
Сегодняшняя ночь тоже манила нашего красавца в объятья сладострастных амазонок. Но командир роты, суровый спортсмен капитан Никишин, был непреклонен: