Доверьтесь Ченам - Артаненко Анастасия 7 стр.

 Вы, дети, вы всегда думаете, что такие смешные.  Она грозит мне пальцем и идет к багажнику, все еще качая головой.  Моя дочка такая шутница, такая О! Боже мой!  она отшатыватся, закрывая рот руками.

Я вздрагиваю.

 Мэдди,  шипит она.  Мэдди! Это не смешно.  Она переводит взгляд с меня на багажник.  Это искусственные ноги? Как ты это называешь? Маньякин?

Я качаю головой, и на глаза наворачиваются новые слезы.

 Нет, ма, это не манекен. Это действительно Джейк, клянусь.

Она издает звук, который напоминает что-то между воем и хныканьем, но затем на мгновение успокаивается и подходит ближе к багажнику. Она снова хнычет, когда видит остальную часть тела. Я представляю, что она видит с того места, где стоит. Сначала обувь коричневые мокасины, без носков,  потом ноги, туловище и наконец капюшон, закрывающий лицо.

 Почему ты закрываешь лицо?  спрашивает она.  Случилось что-то ужасное, да?  Она вздрагивает.  Там что-то торчит из глаза? Айя, не говори мне, я не хочу знать.  Она снова вздрагивает, и ее лицо искажается в гримасе.  У него в глазу битое стекло?

 Нет, ма. У него ничего не торчит из глаза. Я просто подумала, что так будет, ну не знаю, более уважительно.

 О,  она кивает,  да, ты права, так более уважительно.  Она гладит меня по щеке.  Я так хорошо тебя воспитала.

Истерика поднимается к горлу, и мне приходится ее подавить. Поверить только, ма гордится моим воспитанием, когда я только что показала ей своего спутника, которого я убила, лежащего в багажнике моей машины.

 Я только что убила человека, так что не знаю, можешь ли ты говорить, что хорошо меня воспитала.

 О, он, должно быть, заслужил это.

Я прикусываю губу, чтобы не разрыдаться снова. Я так благодарна, что мне не нужно объясняться с ней.

 Хорошо!  говорит ма, выпрямившись и внезапно взяв себя в руки.

Она даже уже не дышит так тяжело. В ее глазах появился блеск, который я видела у нее за неделю до китайского Нового года, когда она сходила с ума и убиралась дома, как Мари Кондо[19].

 Ты. Домой. Сейчас же.  Она захлопывает багажник и загоняет меня через заднюю дверь в дом.

Внутри она приказывает мне сесть за кухонную стойку. Я следую ее указаниям, слишком измученная и сломленная, чтобы спорить. И, как бы мне ни было неприятно это признавать, я рада, что она взяла все на себя, потому что не знаю, что, черт возьми, делать в этой ситуации. Поэтому я опускаюсь на стул, облокачиваюсь на кухонную стойку и закрываю лицо руками. Пожалуйста, пусть я проснусь и пойму, что все это был кошмар. В любой момент.

Передо мной ставят чашку чая.

 ТКМ,  говорит ма.  Выпей сейчас. У тебя слишком много ян, который разогрел твои органы. У тебя изо рта плохо пахнет.

Она выходит из кухни.

Я смотрю на ее удаляющуюся спину. Традиционная китайская медицина, серьезно? Кто бы мог подумать о неприятном запахе изо рта в этот конкретный момент? Тем не менее, я делаю глоток, и травяной чай действует на меня как эликсир, распространяя свое сладкое тепло по всему телу, вплоть до ледяных рук. Я делаю еще глоток, потом еще, и вскоре допиваю всю чашку, чувствуя себя немного лучше.

Мама возвращается на кухню.

 Хорошо, я уже позвонила старшей сестре. Она будет здесь через несколько минут.

 ЧТО?  Я вскакиваю со стула.  Ма, о боже, не могу поверить, что ты это сделала.

На секунду она выглядит искренне растерянной, но потом ее лицо проясняется, и она смеется, отмахиваясь от меня.

 О, не беспокойся, не беспокойся, она сказала, что позвонит всем остальным и позовет их сюда, хорошо? Приедет не только твоя старшая тетя, ты не волнуйся, все твои тети тоже будут.

 ЧТО???  кричу я и откидываю голову назад, уставившись в потолок. Этого не может быть.  Ма, это не мы не должны рассказывать всем об этом!

 Не всем. Только твоим тетям.

 Это все!

 Мэдди,  говорит ма с укоризной.  Они семья. Это совсем другое.

 Это убийство!  выкрикиваю я.  Или, ну, не убийство, больше похоже на самозащиту, но все равно, ма, в моей машине мертвый парень. Это не то, чем делишься со всеми, даже если они члены семьи.

 Это именно то, чем делишься с семьей,  возражает ма.

 Что ты имеешь в виду, говоря, что это именно то, чем делишься с семьей? Какими еще вещами, похожими на эту ситуацию, вы, ребята, делились друг с другом?

Ма отмахивается от меня:

 Пойдем, поможешь мне нарезать манго для тетушки. Если у нас не будет никакой еды, получится не очень здорово.

 Серьезно, ма? Ты сейчас заботишься о том, чтобы сохранить лицо? Я думаю, мы вроде как вышли за рамки этого, не так ли?

Она смотрит на меня, наклоняясь, чтобы открыть ящик для фруктов в холодильнике.

 Мэдди, как ты можешь так говорить? Твои тети придут так поздно ночью, чтобы помочь нам избавиться от тела, а мы даже не покормим их? Как ты можешь? О, у нас есть питайя, хорошо, хорошо. Любимый фрукт старшенькой. Ах, есть еще груша. Очень вкусная. Помоги мне их очистить, не будь такой грубой со своими тетями, ты навлечешь позор.

 О, точно, позор принесет отсутствие фруктов, а не труп в машине.

Но меньше чем через минуту я стою у кухонного острова с овощечисткой в одной руке и корейской грушей в другой, а в моей голове крутятся мысли: «Буэээ, это так нереально. В моей машине лежит труп, а я стою здесь и чищу фрукты!» По какой-то причине я продолжаю чистить и резать. И, полагаю, продолжу это делать, поскольку у меня нет идеи лучше.

Как только я заканчиваю резать огромную грушу, раздается звонок в дверь.

 Иди, открой дверь,  говорит ма, нарезая последнюю питайю.

Я направляюсь к входной двери, все еще будто во сне. Я даже не знаю, что сказать моим тетям. «Спасибо за то, что вы пришли помочь разобраться с парнем, которого я убила?»

Но я избавляюсь от необходимости говорить что-либо, потому что в тот момент, когда я открываю дверь, старшая тетя треплет меня по щеке и говорит по-индонезийски:

 Моя дорогая Мэдди, все в порядке, не волнуйся. Иди садись,  а затем проходит мимо меня.

Вторая и четвертая тети следуют за ней, и каждая из них кудахчет:

 Не волнуйся, мы уже здесь, перестань плакать.

 Я не плачу

Вторая тетя затихает, как будто отсутствие у меня слез является для нее личным оскорблением, после чего присоединяется к остальным на кухне. Оттуда доносится шум, но не из разряда «О боже, Мэдди сделала что?!», а скорее «Ого, драгонфрут! Тебе не стоило беспокоиться!» Я слышу, как ма выдвигает стулья и весело кричит тетям, чтобы они садились и съели немного манго.

 А Гуан дал мне целый ящик, когда вернулся из Индонезии. Целый ящик!

Сделав глубокий вдох, я беру себя в руки и прохожу на кухню.

 Мэдди!  кричит старшая тетя.

О боже, вот оно. Сейчас они начнут волноваться из-за тела.

 Ты ела?  спрашивает старшая тетя.  Пойдем! Иди сюда и сядь, о, ты такая бледная.  Она встает со своего места.

Во мне как будто щелкает выключатель. Я непроизвольно спешу к ней и толкаю ее обратно на стул:

 Пожалуйста, старшая тетя, не беспокойся. Я принесу стул. Сиди и наслаждайся фруктами, хорошо? Могу я предложить тебе что-нибудь еще?

Боковым зрением я замечаю одобрение с маминой стороны, и от этого мне хочется громко смеяться и рыдать. Я имею в виду, серьезно? Я только что убила человека, а ее волнует, чтобы я уважительно вела себя со старшими.

Старшая тетя накалывает кусочек манго и откусывает немного.

 Ух, так вкусно.  Она откусывает еще кусочек и вздыхает.  Ничто не сравнится с индонезийским манго.

 Да, индонезийские манго самые сладкие,  говорит ма.  Кто-нибудь хочет травяного чая? Я заварила чайник для Мэдди, и у меня немного осталось.

 Нет, спасибо, я не верю в эту старомодную ТКМ,  говорит четвертая тетя.

Ма стреляет в нее взглядом:

 Традиционная китайская медицина это настоящая медицина!

Она начинает свою обычную тираду о том, что ТКМ признана лучшей медициной, чем западная.

Я застряла в кошмаре. Именно так. Возможно, у меня сотрясение мозга после аварии. Возможно, на самом деле я в коме, и мой коматозный мозг придумал этот странный сценарий, потому что не может быть, чтобы я на самом деле сидела тут, на кухне, и смотрела, как старшие тети едят манго, а мама и четвертая тетя спорят, пока Джейк лежит и остывает в багажнике моей машины.

Как раз когда я собираюсь закричать, старшая тетя кладет вилку с многозначительным стуком.

Все молча смотрят на нее.

 Итак,  говорит она, поворачиваясь ко мне и переходя на английский. За доброжелательными морщинами, которые я знаю так хорошо, что могу набросать их рисунок во сне, скрывается пронизывающий, как у орла, взгляд.  Расскажи старшей тете, что случилось. Начни с самого начала.

Я не колеблюсь. В старшей тете есть что-то такое, сочетание авторитета и материнской теплоты, которому никто не может отказать. Я чувствую себя такой виноватой за то, что они примчались сюда посреди ночи, чтобы помочь мне с трупом, что пытаюсь пересказать историю на индонезийском. Но не произношу ни одного предложения, потому что вторая тетя говорит мне, что от моего ужасного индонезийского языка у нее болит голова, и мне следует продолжать придерживаться английского. С некоторым облегчением я рассказываю им о моем свидании с Джейком, о том, как он настоял на том, чтобы отвезти меня домой, и о том, что он сказал.

Мои тети и мама прикрывают в ужасе рты и качают головами.

 Как ты могла свести Мэдди с таким придурком?  упрекает ма четвертая тетя.

Лицо ма покраснело, как подошва «лабутенов».

 Он был таким милым в интернете! Идеальный джентльмен, даже приготовил теронг для меня Э, для Мэдди.

 Что такое теронг? Это креветочная паста?  спрашиваю я.

 Тш, нет,  говорит ма, переходя на английский.  Паста с креветками это тераси. Теронг это баклажан.

Внутри меня что-то щелкает.

 Он хотел приготовить мне баклажаны? Это странно.

Ма яростно кивает:

 Вот почему я думала, что этот мальчик предназначен для тебя. Он даже знает, какая твоя любимая еда.

 Мне нужно посмотреть эти сообщения в чате.

Ма вынимает телефон из кармана, и все мои тети достают свои очки. Когда ма протягивает мне телефон, четвертая тетя выхватывает его у нее из рук.

 Эй!  кричит ма.

Четвертая тетя игнорирует ее и начинает листать страницы. Ее брови высоко поднимаются, почти исчезнув за линией волос, и она разражается истерическим смехом.

 Почему ты смеешься? Что смешного?  огрызается мама.

Все еще смеясь так сильно, что не в силах перевести дыхание, четвертая тетя подталкивает телефон ко мне. Я просматриваю сообщения, и О. Мой. Бог. Все гораздо хуже, чем я думала.

Я смотрю на ма в изумлении.

 Ты использовала мое настоящее имя на этом сайте? И это  Я нажимаю на маленький значок рядом с моим именем, и он увеличивается, показывая мою фотографию.

 Я не знала, что надо было использовать вымышленное имя! Откуда я должна была это знать?

 Может быть, не стоило вообще притворяться мной и создавать фальшивый аккаунт? Я имею в виду, ради бога, посмотри, Джейк не загрузил ни одну из своих фотографий!

Ма выглядит такой обиженной, что я тут же жалею о том, что сказала.

 Прости, ма, я знаю, что ты просто хотела помочь.

Она слегка кивает, и я продолжаю читать.

Я стискиваю зубы, пытаясь снова не сорваться на ма. Сколько восклицательных знаков может использовать женщина в одном ответе?

Так продолжается некоторое время, Джейк хвастается, описывая в мельчайших подробностях каждый из отелей, которыми он владеет, а ма отвечает ему в самой двусмысленной форме, какая только возможна. Любой, кто прочитает это, может подумать, что я отчаянно ищу одобрения Джейка, но я знаю, что ма была просто вежлива. Она учила меня поощрять других говорить о себе, а затем находить хорошее в том, что они говорят, и выражать признательность. Я не могла сказать, был ли это китайский или индонезийский обычай, но, что бы это ни было, на Джейка подействовало. После нескольких дней переписки он отправил это сообщение.

О. Боже. Боже. Не-е-ет. На индонезийском языке фраза tidak enak badan означает «плохо себя чувствую», но дословный перевод «тело невкусное». Позади меня четвертая тетя продолжает хохотать, а остальные спрашивают:

 Что? Что смешного?

Я читаю дальше.

Я кладу телефон и смотрю на ма. Четвертая тетя буквально лежит на полу и рыдает от смеха.

 Что? Что такое?  спрашивает старшая тетя.  Похоже, он очень милый мальчик, который хотел приготовить для тебя баклажаны.

 Правда?  вскрикивает ма, жестикулируя.  Я читаю и думаю: «Этот мальчик такой милый, так заботится о моей дочери, даже спрашивает ее, хочет ли она пить».

Я закрываю лицо ладонями.

 Нет! Ма, эти эмодзи капельки воды и баклажан это сексуальные намеки!

Три пары глаз смотрят на меня в полном замешательстве, а четвертая тетя заходится от смеха.

 Сексуальные что? В ты когда что?  спрашивает вторая тетя.

Не могу поверить, что веду этот разговор со своими тетями и мамой.

 Сексуальные намеки. Ну, знаешь, типа сексуальные слова. Баклажан символизирует э-э-э мужское эм.

Это просто смешно. Мне двадцать шесть, ради бога, и все же я не могу произнести слово «пенис» вслух перед мамой и тетями. Потому что часть меня уверена, что они будут ругать меня за это. Вместо этого я использую свой указательный палец, чтобы нарисовать в воздухе универсальный символ пениса.

 Баклажан,  говорит старшая тетя.  Да, он сказал «баклажан», мы это знаем.

 Нет

 Она имеет в виду ПЕНИС!  Четвертая тетя завывает, а затем складывается пополам от смеха.

 Что?  Мама задыхается.  Нет. Но

 Это звучит неправильно. Я думаю, ты ошибаешься,  решительно говорит старшая тетя.

Она выхватывает у меня телефон и снова хмурится.

 Видишь, он говорит: «Если бы знал, я бы пригласил тебя раньше У меня очень большой»  Она бросает телефон на стойку, как будто он превратился в таракана.

Ма стоит, застыв, с выражением ужаса на лице.

 Ма, ты в порядке?

Она медленно поворачивается и смотрит на меня, а потом произносит голосом, полным ужаса и удивления:

 Баклажан это пенис?

 Да.  Я вздыхаю, чувствуя стыд за свое поколение.

 Я думала, он имел в виду, ну, знаешь, жареные баклажаны. Я думала

Она выглядит такой потерянной и маленькой, что я не могу не пожалеть ее, поэтому крепко обнимаю ее за плечи.

 Все в порядке, ма. Я знаю.

 Да, все в порядке, все должны научиться переписываться в какой-то момент,  говорит четвертая тетя.

Я бросаю на нее сердитый взгляд.

 О сексе?  спрашивает мама.

 Не волнуйся об этом,  говорю я, похлопывая ее по плечу.

 Итак. Ладно, это прояснило некоторые вещи. Не то чтобы это оправдывало поведение Джейка, но теперь я понимаю, почему он был таким э-э

 Похотливым?  спрашивает четвертая тетя. Она усмехается, когда я бросаю на нее еще один сердитый взгляд.