Конца света не будет. Почему экологический алармизм причиняет нам вред - Капустюк Юлия Б. 12 стр.


 Как только этот проект будет реализован,  сказал Калеб,  Баффет будет подобен Иисусу.

Когда мы шли от офиса Даниэля к плотине, Калеб держал Даниеля за руку, как делают все конголезцы-мужчины, когда дружат. Я спросил Даниэля, женат ли он.

 Да, на своей работе!  засмеялся он в ответ.  Это сооружение  моя жена, любовница и дети!

Даниэль добавил, что завершит проект вовремя и в рамках бюджета. Люди, с которыми мы беседовали в парке Вирунга, знали о планах Мероде построить плотину и были рады получить электричество, которое, по их словам, они будут использовать для освещения, зарядки мобильных телефонов, глажки и электрических плит.

И все же угроза насилия оставалась постоянной, в том числе когда мы с Хелен побывали там в 2014 году. Ранее в том же году Мероде покинул здание суда в Гома и возвращался в парк Вирунга на своем Land Rover. Он был совсем один, если не считать автомат АК-47. Примерно на полпути к штаб-квартире парка Мероде завернул за угол и заметил в 200 метрах от себя боевика. «Приблизившись, я увидел, что он поднял винтовку, а в лесу притаились еще двое мужчин,  сказал Мероде репортеру.  В этот момент в машину полетели пули, и я пригнулся»[322].

Мероде был ранен, а также пострадал двигатель его машины, и она заглоха. Мероде схватил свой АК-47 и выскочил из автомобиля. Спрятавшись в кустах, он начал стрелять. После того, как потенциальные убийцы скрылись из виду, Мероде, спотыкаясь, выбрался на дорогу и стал размахивать руками, призывая помощь. Он был весь в крови, но автомобили гуманитарных агентств проносились мимо. Наконец два фермера на мотоцикле остановились, скинули свой урожай на обочину и пристегнули его сзади. «Было жутко больно, ведь меня везли на заднем сиденье мотоцикла по ухабистым конголезским дорогам»,  вспоминал Мероде[323].

Фермеры отвезли его на армейский блокпост и погрузили в грузовик. Но в скором времени кончился бензин. «Мне пришлось залезть в карман и дать им 20 баксов»,  сказал Мероде, который в тот момент истекал кровью[324]. Затем грузовик сломался. Его пересадили в другую армейскую машину, и наконец, он прибыл в больницу. 44-летний Мероде перенес экстренную операцию и каким-то чудом выжил.

Все это вызывает вопрос: если Мероде так много делал для людей в парке Вирунга, почему кто-то пытался его убить?

4. Сохранение колоний

В 470 году до н. э. Ганнон, путешественник и мореход из Карфагена, города на севере Африки, расположенного неподалеку от современного Туниса, принял группу горилл за людей. Местные проводники привели его на остров посреди озера у подножия гор (это место сегодня называется Сьерра-Леоне), «населенный какими-то грубыми на вид людьми,  писал Ганнон.  Самок было намного больше, чем самцов, и у них была грубая кожа. Наши переводчики назвали их гориллами».

Ганнон решил поймать нескольких в качестве образцов и бросился вместе со своими людьми в погоню.

«Мы преследовали группу, но так и не сумели поймать ни одного из самцов. Все они с легкостью вскарабкались на вершину пропасти и принялись закидывать нас камнями. Мы взяли три самки, но они так отчаянно боролись, кусали и разрывали своих захватчиков, что мы их убили, сняли с них шкуры и отнесли в Карфаген. У нас закончилась провизия, и двигаться дальше мы не могли»[325].

Соратники Ганнона, должно быть, также восхищались этими существами, потому что, когда римляне вторглись в Карфаген 300 лет спустя, шкуры все еще были выставлены напоказ.

Интерес к горным гориллам возрос среди европейских колонизаторов в XIX и XX веках. Горные гориллы Центральной Африки получили свое видовое название (Gorilla gorilla Beringei) в честь немецкого офицера Фридриха Роберта фон Беринге, который убил двух из них в 1902 году. В 1921 году шведский принц убил 14 горных горилл. Между 1922 и 1924 годами один американец убил и захватил в плен 9 обезьян. В течение следующих 25 лет охотники ежегодно убивали до двух горилл, якобы для научных исследований[326].

Переломный момент наступил, когда в 1921 году натуралист, работавший в Американском музее естественной истории, убил 5 горилл и его охватили сожаления. «Когда он лежал у подножия дерева,  писал Карл Экли,  мне потребовалось призвать на помощь весь мой научный пыл, чтобы не чувствовать себя убийцей. Это было великолепное существо с лицом доброго великана, который не причинил бы нам никакого вреда, разве что в целях самообороны или защиты своих друзей». Экли отправился в Бельгию и встретился с королем Альбертом. Так совпало, что король только что побывал в недавно открытом Йеллоустонском национальном парке в США и вдохновил Экли на защиту горилл, предоставив им свой собственный парк, назвав его Национальным парком Вирунга[327].

Охота не прекращалась: зоопарки в Европе, США и других странах хотели, чтобы гориллы выставлялись на всеобщее обозрение. Но Экли был прав насчет горилл: они готовы отдать свою жизнь, защищая детенышей и членов семьи. Только в 1948 году 60 приматов были убиты за то, что защищали 11 детенышей, которых люди собирались отдать в иностранные зоопарки.

Несмотря на то, что горных горилл убивали иностранцы, а не местные жители, европейские колонизаторы стремились изгнать местных из отведенных под парки районов. Американские защитники природы, включая основателя Sierra Club Джона Мьюра, в 1860-х и 1890-х годах успешно выступали за то, чтобы правительства выселяли коренных жителей из парков Йеллоустона и Йосемите. Король Бельгии Альберт применил ту же модель к одноименному рифту Альбертин, где проживало множество людей, а 200 тыс. лет назад родилось человечество. Рифтовая долина Альбертин потрясающе красива и разнообразна: в ней есть леса, вулканы, болота, источенные эрозией долины и горы с ледниками. Здесь обитают до 1757 видов наземных позвоночных, половина всех птиц Африки и 40 % ее млекопитающих[328]. Сегодня горных горилл можно встретить в Национальном парке вулканов Руанды, парке Вирунга в Конго и в Национальном парке Бвинди в Уганде.

Однако создание этих парков повлекло за собой выселение местных общин, что вызвало сопротивление и насилие. «Парк Вирунга был создан в колониальные времена,  отмечает Хельга Райнер, защитник природы и участник программы Большие обезьяны.  Земля  это ресурс, лежащий в основе конфликта, и именно европейские колонизаторы изменили систему землевладения и сделали ее запутанной»[329]. По оценкам ученых, от пяти до «десятков миллионов» людей были изгнаны из своих домов защитниками природы с момента создания Национального парка Йосемите в Калифорнии в 1864 году. Социолог из Корнеллского университета подсчитал, что европейцы обеспечили не менее 14 млн беженцев одной только Африке[330].

Изгнание людей с их земель было не случайным следствием мер по сохранению природы, а скорее, их центральным пунктом. «Перемещение людей, которые пасли скот, собирали дары леса или возделывали землю, являлось основным пунктом охраны природы в XX веке в Южной и Восточной Африке и Индии»,  отмечают ученые[331].

В начале 1990-х годов правительство Уганды и защитники природы изгнали группу коренных африканских племен Тва из парка Бвинди в Уганде. По мнению защитников природы, их охота за мясом диких животных угрожала гориллам[332]. «Целые народы, такие как Тва в Уганде,  пишет Марк Дауи, автор исследования 2009 года.  Беженцы, жертвы природоохраны, превратились из независимых и самодостаточных в глубоко зависимые и нищие общины»[333]. Народы, ставшие беженцами в результате мер по охране природы, зачастую испытывают сильнейший стресс, состояние здоровья людей ухудшается. Ученые взяли образцы слюны у 8 тыс. коренных жителей Индии, которых правительство выселило из деревень, чтобы создать на их территории заповедник для львов. Исследователи обнаружили укорочение теломер  признак преждевременного старения в результате стресса. И это несмотря на то, что людям была выплачена компенсация и предоставлены новые жилища[334].

Нечто подобное произошло с племенами Тва в Уганде. Поскольку они на протяжении веков занимались сбором мяса, меда и фруктов в парке Бвинди, то не знали, как создать новую жизнь в качестве фермеров. «Следовательно,  отмечали ученые 10 лет спустя,  другие члены сообщества воспользовались бедностью Тва и принялись их эксплуатировать»[335].

Вернувшись в США из Конго, я взял интервью у Франсин Мэдден, защитника природы, которая работала над урегулированием конфликтов между человеком и дикой природой в Уганде в начале 2000-х. Я рассказал ей о том, как бабуин съел сладкий картофель Бернадетт, и о многочисленных жалобах местных жителей на набеги на урожай.

 Люди приходят в парки и просят выплатить им компенсацию за то, что животные выходят за пределы заказника, уничтожая их посевы,  говорит Мэдден,  что во многих отношениях вполне разумно. Если бы коровы вашего соседа пришли и уничтожили ваш урожай, вам бы тоже захотелось получить компенсацию. Но немногие парки могут создать управляемую систему выплат компенсаций.

Другие защитники природы соглашаются с тем, что набеги на посевы представляют собой серьезную проблему.

 В Уганде уничтожение посевов было одной из самых больших проблем, с которой сталкивались защитники природы,  отмечает Макниладж,  и самым главным источником конфликтов с общинами, наряду с доступом к ресурсам того или иного рода. Так что неудивительно, что именно об этом вам и говорили люди[336].

В 2004 году исследователи из Общества охраны дикой природы обнаружили нечто интересное: две трети опрошенных в районе парка Вирунга сообщили, что бабуины поедают их посевы раз в неделю. Значительная часть местных жителей сообщила о набегах горилл, слонов и буйволов на посевы[337]. Другой приматолог, Сара Сойер, изучала горилл в Уганде и в Камеруне, который, как и Конго, слишком беден, чтобы извлекать выгоду из экотуризма.

 Местные жители [в Камеруне] считают, что сохранение природы  это когда тебя выгоняют с твоей земли, и никаких денег ты за это не получаешь. Я привыкла, что в Камеруне и в других странах меня называют «белым человеком», а на нашем полевом участке нас называли «охранники природы», и звучало это крайне уничижительно. Это больно. «Нам здесь охрана природы не нужна»,  говорили они[338]. Разговоры об охране казались там лишними, потому что местные жители считали охрану природы лишь способом отобрать у них ресурсы. Беседовать с ними о сохранении горилл  все равно что разговаривать на разных языках. Это напомнило мне о том, что я читала в аспирантуре  о сохранении природы как неоколониализме[339].

5. «Бороться с местными жителями  проигрышное дело»

Похоже, к 1990-м годам большинство защитников природы усвоили урок, что «бороться с местными жителями  проигрышное дело». НПО решительно заявили о поддержке местного населения: они работали над тем, чтобы улучшить коммуникацию с людьми, живущими рядом с охраняемыми территориями или на них. Агентства международного развития, такие как Агентство США по международному развитию (United States Agency for International Development, USAID), потратили миллионы долларов на защиту пострадавших коренных народов и других людей, живущих вблизи парков и охраняемых территорий.

В 1999 году МСОП официально признал право коренных народов на «устойчивое традиционное использование» своей земли. В 2003 году Всемирный конгресс парков принял принцип «не навреди» и пообещал предоставить финансовую компенсацию бедным и развивающимся странам, защищая природные и дикие территории, такие как Вирунга. В 2007 году ООН одобрила решительное заявление о поддержке прав коренных народов, затронутых природоохранными мероприятиями. Сегодня экологи указывают на усилия НПО по продвижению альтернатив древесному углю и успешного туризма в парки, где обитают гориллы, в качестве доказательства того, что меры по сохранению могут окупаться и снижать нагрузку на среду обитания[340].

Однако, по словам приматолога Сойер, «мало таких видов, как горная горилла, ради которых относительно богатые иностранцы готовы потратить тысячи долларов, чтобы только на них посмотреть». Сегодня в Руанде за один час наблюдения за гориллами придется выложить 1500 долларов[341]. «И даже с этими видами возможности экотуризма иссякают, когда нет инфраструктуры, гарантий безопасности и экономического развития»[342].

Эндрю Пламптр из Общества охраны дикой природы и его коллеги провели в начале 2000-х интервью с людьми, представляющими 3907 семей, живущих вокруг парков рифта Альбертин, и обнаружили, что мало кто извлекает выгоду из туризма. «Когда людей спрашивали о выгоде, которую лес приносит им лично или их общинам, туризм оценивался очень низко,  писали они.  Польза туризма воспринималась лишь для страны [в целом]»[343]. Тем временем усилия НПО по продвижению альтернатив древесному углю, например древесных гранул и специальных печей, потерпели крах. «Гранулы нигде не прижились,  говорит МакНиладж.  Я не знаю ни одного места, где они стали бы популярными»[344]. С этим соглашается и Пламптр:

 Всемирный фонд дикой природы уже давно осуществляет программу высадки деревьев для целевого использования, но она никак не повлияла на извлечение угля из парка,  говорит он.  Причина в том, что местные жители использовали плантацию для изготовления более прибыльных столбов, подпорок, применяемых в строительстве, а не для использования древесного топлива в качестве угля[345].

 Необходимость перехода на современные виды топлива  яблоко раздора,  говорит доктор Хельга Райнер из программы «Большая обезьяна».  То, что мы все еще говорим об энергосберегающих печах, разочаровывает[346].

Ситуация становится все более безнадежной. В ходе изучения жителей вокруг парка Вирунга Пламптр и его коллеги обнаружили, что половина исследуемых сообщили об отсутствии достаточного доступа к дровам[347].

Опыт работы в местах, где защитников природы не жалуют, заставил ученого Сару Сойер задаться вопросом, стоят ли того ее усилия:

 Когда я впервые попала в [природоохранную биологию], то подумала: «Нужно найти наиболее уязвимые места и защитить их. Теперь я вижу, что это дело, возможно, и не безнадежное, но во многих местах сохранение природы является последним в списке приоритетов. Нужно быть осторожным с тем, что пытаешься сохранить. Те места, где можно получить наибольшую отдачу от вложенных средств, далеко не всегда являются местами, где что-то сработает. Я думала: «Нельзя допустить исчезновение видов с Земли», но тут следует другой вопрос: «Стоит ли спасать этот вид ценой социальных, политических и экономических издержек со стороны человека?». Или лучше сказать: «Будем надеяться, что этот вид выживет, но сейчас у нас другие приоритеты»[348]?

Пламптр опасается, что передача управления парком Вирунга иностранцам ослабит местную поддержку.

 Проблема в том, что, когда все видят, как сюда приходят посторонние и начинают всем распоряжаться, парк начинают рассматривать как площадку для экспатов. И поэтому, когда приходят угрозы, они получают мало поддержки.

Сам Мероде, директор национального парка Вирунга,  бельгийский принц, женившийся на представительнице знати, семья которой занимается охраной природы. Его жена Луиза  дочь Ричарда Лики, который предупреждал о Шестом вымирании, и внучка приматолога Луи Лики, который раскрыл эволюционное происхождение человечества в Альбертинской долине[349].

Первой важной задачей Мероде на посту директора было расправиться с мелкими фермерами, занимающимися посадками в парке Вирунга. Напомним, что из-за отсутствия удобрений, дорог и системы орошения люди в этом районе отчаянно нуждаются в земле. «Он сократил численность смотрителей парка с 650 до 150 человек, а затем попытался развязать войну с людьми, угрожая им оружием и вытесняя с территории»,  говорит Пламптр[350]. Жесткая позиция Мероде удивила природоохранное сообщество.

Назад Дальше