– Верь мне - М. Брик 2 стр.


 Водные каналы, моллюски, ветер,  мотала головой и проговаривала себе под нос Эльза,  но ни слова про это в Интернете.

По мере приближения точка превращалась в полноценное мохнатое существо, похожее на швабру, и девушка, решившая, что собаки безобидны, выдохнула и направилась в поисках адреса, написанного на пригласительном. Тогда со спины совсем неожиданно на неё набросился этот грязный и большой пёс, испачкав песочный свитер и повалив на асфальт.

Чудак!  крикнула она.  Помогите!  огромный холодный язык облизывал её лицо, пока она, упавшая, просила о помощи.

Наконец пёс нашёл то, что искал,  «голландская булочка», по сей видимости, местный деликатес тогда он выхватил её из кармана серой юбки и отбежал на метр, принявшись есть сладость прямо с бумажной упаковкой.

 Лукас!  пока Элиза вставала, какой-то мужчина с забавными усами бежал своими тонкими ноженьками за псом, примерно таким же, как и он, ростом, а затем пристально стал рассматривать девушку.  Извините,  весь запыхавшийся, он принялся вымаливать прощение, положив руку на сердце,  Лукас убежал, пока я разговаривал с рыбаками.

 Создаётся впечатление,  девушка стряхивала с себя пыль,  что, если бы я кричала на французском, мне бы помогли быстрее.

 Вы француженка?  спросил мужчина с лицом ребёнка и усами девственника.

 С чего вы взяли?

 У вас,  указал на головной убор художника,  «французская» шапочка,  почесал затылок.

 Это берет!  прикрикнула Элиза и, ухватившись за ручку чемодана, пошла дальше, читая адрес в пригласительном.

 Постойте!  мужчина продолжил преследовать девушку.  Вы приезжая?  собака, чья морда вся была в крошках, также побежала следом за нами.  У меня своя гостиница,  махал руками в обратную сторону.  Могу сделать скидку на проживание.

 Какую?  не подавая виду, что Элизе очень лестно, она злобно поглядывала на усатого.

 Двадцать,  заметил, что её грозная мина на лице всё никак не проходит.  Тридцать!  был готов сдаться.  Пятьдесят процентов!  замер на месте.

 Договарились,  она подошла к мужчине и пожала ему, улыбающемуся, руку.

 Когда я смогу заселиться?

 К сожалению, все номера заняты,  увидев, что девушка была готова уходить, он произнёс:  Но завтра утром Вы сможете занять свою заслуженную кровать!

 Хорошо,  Элиза, счастливая, вытащила из сжатого кулака пригласительное и показала усатому.  Вы не знаете, где это?

 Удивительно,  посмотрел на него растопыренными глазами.  Вы там сегодня будете?

 Да,  испуганно посмотрела.  А что такое?

 Это закрытое мероприятие,  почесал нос,  для туристов из Парижа, приехавших на неделе. Видимо, не только я решил, что Вы из Франции,  усмехнулся.

 Закрытое,  Элиза задумалась.  Это лестно.

 Лестно, пока кто-нибудь из туристов не ударил Вас по голове и не забрал последние деньги,  они решили идти дальше.  Вы знаете,  ускорил шаг,  эти приезжие!  Элиза в недоумении смотрела на него, пока собака виляла у её ног.  Столько мороки с ними: засели, проведи, пригласи, напои,  вздохнул,  а в ответ лишь центы пора брать рыбу покрупнее,  поглядывал на неё.  Не бери в голову!

 Я и не думала,  посмеивалась, поправляя берет.

 Кристофер Коллин,  остановившись, протянул руку.

 Элиза Гроен,  пожала руку и, опомнившись, спросила:  Вы тоже приезжий?

 С чего ты взяла?

 У Вас не голландские имя и фамилия.

 Правда?  прикинулся дурачком.  А я и не знал!  продолжил ходьбу, ускорив шаг.  Пойдём,  махнул рукой, подзывая к себе.

Казалось, что Кристофер Коллин из тех людей, которые ненавидят остальных за строчку на странице паспорта в графе «национальность», но почему-то стыдятся своей. Выглядел он странно, разговаривал так, будто недавно у него прорезался голос, хотя ему было точно за тридцать, редко моргал, его странная походка напоминала Форреста Гампа, а убеждения запрограммированного робота.

Всё в этом месте было невообразимо.

Дороже любого поцелуя даже французского

Тогда мы ехали с отцом сквозь дождь, обволакивающий машину настолько, что дорога была еле-еле видна. Затем я поняла, что он, весь вымокший и со следами от мороженого на рубашке, куда-то спешил. В тот день, сидя на холодном тротуаре, я думала, что простила его за всю ту боль, что он принёс маме, и надеялась, что мы вернёмся на пару лет назад, когда он был готов сидеть со мной в дождь, приходил домой раньше или просто приходил.

Прошла всего лишь пара лет с момента новости об его измене, но с тех пор мы так и не затрагивали тему его похождений. Я видела подобное в кино: сначала муж задерживается на работе, потом ему приходят смс-ки с пошлостями, которые затем находит его жена, они ссорятся и признаются, что не любили друг друга на протяжении последнего десятка лет,  мама такое смотрела, а сейчас стала главной их героиней.

 Как поживает Арнольд?  после долгого молчания отец наконец заговорил.

 Ничего не изменилось,  ответила я, отвернувшись к окну и свернувшись в комочек.

 Что говорят врачи?

 Всё то же самое, что и три года назад.

 Всё таки СДВГ?  выдавил отчаяние.

 Уже как два года,  выпучила удивлённые глаза, но в ответ отец всего лишь покивал головой.

Он не любил Арнольда. Или не успел полюбить.

Знаете тех отцов, которые ждут рождения мальчишки, а затем хотят таскать его на футбольные матчи, научить играть в бейсбол, а по выходным чинить машины? Это не про моего отца и не про моего брата. Арнольд был фанатом компьютерных игр, езды на лошади, рисования и плавания, а отец постоянно желал красивую обложку, никак не совместимую с моим братом, чьи волосы наконец коснулись плеч, чьи интересы не были связаны со спортом, чей диагноз не походил на «нормальный».

 А ты?  почесал щетину.  Мама сказала, что у тебя появились друзья.

 Да,  посмеялась,  этой новости года два.

Он всегда не успевал: на работу, на семейные праздники, на ужин и за нами. Мы будто ехали в одном поезде, но он застрял в хвосте.

 Я слышал, что у неё новая работа.

 Нет,  повертела головой,  её повысили до старшей медсестры.

 Отлично!  радостно сказал он.

 Она теперь работает не только днём, но и ночью, а иногда и тогда, и тогда,  я посмотрела на его волнительное лицо через зеркальце.  Мы не справляемся.

 Вам не хватает денег?

Что удивительно, за все годы отцовской работы, он там и не получал достойного повышения с достойной зарплатой. Он всё так же батрачил, опаздывая домой, с нежеланием оплачивал коммунальные счета, кружки для Арнольда и мой французский после уроков, который я любила прогуливать. И тогда нам хватало на что-то большее, но сейчас мы застряли в клетке и будто вернулись на десять лет назад, хотя отец, считающий, что всё можно купить за деньги, отправлял нам незначительные сотни гульденов.

 Ну так,  вздохнула я,  есть вещи, которые, к сожалению, не продаются.

Думаю, он понял о чём я, но в ответ промолчал. Тишина вперемешку с каплями дождя, звенящими по машины, продолжалась до самого дома, и тогда я глянула на него, но не через зеркальце машины.

 Зайдёшь?

 У меня дела,  повернулся ко мне.

 Но ведь дождь,  недовольно покачала головой,  это опасно.

Затем он открыл дверцу машины и, накинув пиджак на голову, подбежал, чтобы помочь мне выйти. Я подала ему руку и мы понеслись к самому крыльцу, через окно около которого наблюдала за нами мама, накинувшая на себя вязаный платок. Отец нервно потянул руку к звонку, но она тут же его опередила: распахнула входную дверь настолько резко, что у меня от неожиданности чуть не выпали глаза. Мы, мокрые, буквально запрыгнули в дом, как вдруг к нам подбежала наша уже тогда старая кошка, сразу же метнувшаяся к ногам отца.

 Я поеду,  сказал отец, отпустивший меня за руку и собиравшийся взяться за ручку двери.

 Уже?  спросила мама, кинув безнадёжный взгляд кошка подбежала к ней.

Мне всегда хотелось знать, что чувствуют люди, некогда любившие друг друга и спустя месяцы снова встретившиеся. Может, это было сожаление, которое я видела в глазах матери, укутавшейся в огромный платок, или забытая любовь, которую я наблюдала в трясущихся руках отца и его нервной яркой улыбке.

Неловкость висела между ними, а точнее кроилась во мне, пока я снимала обувь и опиралась о стену, наблюдая за родителями.

 Дождь,  напомнила я отцу.

 Дождь,  повторила за мной мама.

 Дождь,  подтвердил отец, кивая головой, и стал снимать обувь.

Я провела его за руку на ту кухню, в которой он не был со времени удачной случайности в кафе, когда мама узнала про измену и не разбила вазу, стоящую раньше на столе. Она осталась такой же, застыла во времени, но уже без осколков.

 Чай?  предложила мама, уже зажигая огонь, пока отец, повесив пиджак, шёл к столу.  Никакого чая,  она наконец посмотрела на что-то ниже отцовского лица.  Одежду в стирку!  крикнула.

Я молча наблюдала за происходящим и думала о том, испытывают ли ностальгию родители, пока разговаривают, и когда же вернётся Арнольд со своих занятий: мне хотелось показать ему эту старую картину.

 Как я поеду обратно?  спросил отец, уже усевшийся на стул.

 У нас осталась твоя одежда,  направилась в сторону ванной, махая рукой бывшему мужу.

Тогда я снова осталась одна на кухне и стала вспоминать, когда в последний раз видела маму такой поистине радостной. Может, в прошлую среду, когда Арнольд принёс серебряную медаль, или в понедельник, когда я принесла «отлично» по математике? Всё «до» было ничём по сравнению с сегодняшним «сейчас». Но ведь должно быть и «после»  вина легла на мои юные плечи: «Не стоило его сюда приводить»,  думала я, перекидывая кольцо с пальца на палец.

Мне было больно наблюдать за мамой на протяжении этих лет, когда копалась по ночам в свадебных фотографиях, плакала, думая, что я не слышу, и мне не хотелось, чтобы из-за него страдала ещё одна женщина, даже мне не знакомая, но носящая ребёнка моего родителя. Тогда я, схватив отцовский телефон, побежала прямиком в ванную, где стояли они, смотрящие друг на друга и чуть ли не съедавшие один одного. <>

 Элиза!  крикнула она мне и спустя пару фраз метнула свою горячую ладонь в сторону щеки своего бывшего мужа, не ставшего ждать, а выбежавшего без объяснений со злостью, кинутой в мои глаза, в сторону «выходной» двери.

В этом был весь он, разоблачённый, не имеющий сил и желания строить всё заново при малейшем шансе дешёвый и недостойный всего того, что мама так сильно любила и защищала. Может, этот «шанс» в виде соприкосновения губ и не вернул бы их в прошлое, но тогда бы отец на пару секунд вспомнил, что раньше любил эту женщину с головы до пят, а это дороже любого поцелуя даже французского.

«Ты и сейчас мне врала?»

Почему-то время в этом месте шло слишком быстро, отчего казалось беспощадным. Может, поэтому днём и все эти пятнадцать тысяч человек в городке выглядели старше своих лет. Гуляя по улицам, Элиза удивлялась тому, как половина населения не жалеет времени, проживая всю свою жизнь в этом крошечном порту, не путешествуя по миру, а лишь разглядывая красочные картинки в Интернете. «Когда отец говорил мне о том, что когда-нибудь я пойму его, то, наверное, имел в виду переезд в другой город, когда в старом оставаться до невозможности сложно, а в новый перебираться до невозможности больно, хоть и смотреть на него я буду, как на восьмое чудо света»,  думала она.

Бар, к которому её проводил чудаковатый Кристофер со своей мохнатой собакой Лукасом, находился в старом подвале захолустья, а к вечеру подсвечивался маленькими золотыми фонариками, как в Рождество. Вечером Карлинген будто оживал, принося улицам новых людей: вероятно, к тому времени рыба начинала ловиться, а булочки в пекарнях становились вкуснее и более хрустящими, отчего вытаскивали жителей из нор. Желая просмотреть весь город до захода солнца, Элиза катала свой чемодан в радиусе сотни метров от сегодняшнего мероприятия, поглядывала на лица прохожих, и думала о том, как время стало идти медленнее, а их внешний вид наконец соответствовал возрасту.

Некоторые продолжали здороваться с ней на французском, произнося кривое «бонжур», но, на самом деле, французов в городе она не наблюдала, отчего прибывала в ступоре, а другие же обходились своим голландским «халоу», приветливо улыбаясь.

Большая короткая стрелка двигалась к полночи, и она пошла прямиком к бару, чьё мероприятие так ждала весь день.

Вы когда-нибудь слушали песни Эдиты Пиаф? Если, как и Элиза, нет, то вам непременно стоит скупить пару пластинок с её песнями, если же да, то вы, должно быть, знаете, на что способна её музыка: вернуть вас в Париж, даже если вы в нём не были, и доказать, что этот мир невозможен без любви,  её музыку героиня услышала, зайдя в кабак, полный людей в беретах и жёлтых жилетах.

 Бонжур!  крикнула ей девушка, сидящая у барной стойки с такой же шапочкой, как у Элизы, и в пиджаке.

 Я плохо знаю французский,  подсела она к ней, положив свою правую руку на стойку и поставив рядом чемодан.

 Я тоже,  посмеивалась, отпивая алкогольный напиток из своего стакана.  Гарсон!  подозвала мужчину, вытиравшего стеклянную посуду, проговорив картавую «r».  Налейте арманьяк,  щёлкнула пальцами.

 Я не пью,  готовая встать, сказала Элиза.

 Как говорят во Франции, «мы подарили миру коньяк, а арманьяк оставили себе»,  придержала её за плечо,  или вы нарушаете традиции?

 Я не из Франции,  уселась обратно.

 Тогда откуда Вы?

 Канада,  девушка хотела выпить глоток напитка,  Торонто. Почему французы оставили арманьяк себе?  но решила, что в новом городе пить с незнакомцами не стоит.

 Себе оставляют лучшее,  протянула руку.  Анна.

Вокруг нас сидели люди, которые, по всей видимости, прятались от Элизы весь день, но теперь она могла в полной мере наблюдать за ними: за их мимикой, голосом, повадками.

 Элиза,  пожала её.  В честь чего праздник?  спросила она.

 «Жёлтые жилеты»6,  указала на всех вокруг,  сегодня во Франции пройдёт новый бунт,  тогда-то Анна и заметила, как страстно бармен подслушивает их.

 Почему ты без жёлтого жилета?  перешла «на ты».

 Я не из Франции,  поправила свою светлую прядь волос с покрасневших от алкоголя щёк.  Амстердам удивительное место.

 Ты проездом?

 Да,  усмехнулась.  Как раз в Париж: буду учиться на кинорежиссёра. А ты?

 Я?

 В чём хороша ты?

 Отлично играю на фортепиано,  решила солгать Элиза,  на прошлой неделе была в Эйндховене в филармонии, собрала все подаренные цветы и везу на могилу отца.

 И сколько там клавиш?

 На фортепиано?  задумалась.  Семьдесят восемь.

 Врёшь ты лучше,  посмеялась.  На десяток больше,  сделала глоток, чуть удержав алкоголь во рту.

 Как ты поняла, что я солгала?  нахмурила брови.

 Пальцы,  взяла её за руку и подняла вверх,  не музыкальные мелочи выдают.

 Извини,  прикрыла глаза ладонью.  Я с детства так: неосознанно вру, а потом бывает, что прокалываюсь по глупости. Как то раз в четвертом классе рассказала всем о том, что мой папа король, а когда все узнали, что это неправда, то засмеяли меня.

 Засмеяли ребёнка?

 Это же дети: они не будут разбирать, сколько тебе лет и почему ты врал. Сначала в их глазах ты принцесса, а когда опускаешься на сотню рангов ниже, то кажешься и ниже их самих.

 Когда мне было восемь, мой отец беспробудно пил, а мама всегда прощала каждый его замах в её сторону, тогда я всем в школе говорила, что у меня нет отца, а когда тот, выпивший, пришёл за мной в класс, чтобы забрать домой, я сквозь землю провалилась и думала: «Это сон. Это не мой отец и не моя история»,  Элиза, ослеплённая, смотрела на девушку напротив глазами ребёнка.  Никто не понимал, что за шатающийся мужчина зашёл в класс,  сделала глоток.

 Как его пропустили?  в ответ Анна пожала плечами.  И что ты сделала?

 Сидела на месте и ждала чуда,  перекинула ногу за ногу.  И знаешь, его не произошло: отец заметил меня, а затем учительница подошла к нему, желая выпроводить из класса. Он указал ей пальцем на меня весь класс по его велению уставился на мои красные от волнения щёки.

Назад Дальше