Но сейчас он наблюдал внимательно и осознанно, с определенной целью, даром что взирал на суету вокруг, как на возню муравьев, чуя в себе позыв и шевеление силы. «Ходячее мясо, подумал он. Меньше овец, и мы у них за пастуха».
Злорадствуя над жалкой людской реакцией на представленное им, на грани своих хищнических чувств он ощутил щекотание от присутствия того, другого. И медленно повел головой вдоль желтой ленты
Есть. Вон тот, в яркой гавайской рубахе. Он и вправду связан с полицией.
Наблюдатель потянулся чутким усиком к тому, другому, и, коснувшись, наблюдал, как тот, другой, застыл на ходу и закрыл глаза, словно молчаливо задавая вопрос. Да. Теперь все обрело смысл. Тот, другой, ощутил неуловимый охват чувств: он был силен, это наверняка.
Что, однако, у него за цель?
Наблюдатель следил, как тот, другой, распрямился, осмотрелся по сторонам, а затем, похоже, отрешился от наваждения и вышел за полицейское ограждение.
«Мы сильнее, подумал Наблюдатель. Сильнее их всех. И они убедятся в этом, к величайшей своей печали».
Он чувствовал, как усиливается голод, но необходимо было вызнать больше, а потому он подождет до лучшей поры. Подождет и понаблюдает.
Пока.
Глава 6
Место убийства без разбрызганной повсюду крови должно было бы стать для меня легкой праздничной прогулкой, только отчего-то мне никак не удавалось впасть в легкомысленный настрой и порадоваться. Некоторое время я бродил по округе, выходя за огражденную желтой лентой площадку и входя в нее, но мне было там почти нечего делать. Дебора, похоже, уже высказала мне все, что хотела, и я чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
Разумное существо вполне можно было бы извинить за то, что оно слегка обиделось, только я никогда не считался разумным существом, а потому у меня оставалось весьма мало вариантов. Наверное, лучшее, что следовало бы сделать, это вернуться к нормальной жизни и подумать о множестве важных дел, требовавших моего внимания: о детях, организаторе банкетов, Париже, ланче Если принять во внимание длинный перечень того, о чем мне стоило беспокоиться, нечего удивляться, что Пассажир повел себя малость застенчиво.
Я вновь взглянул на два пережаренных тела. От них не исходило ничего зловещего. Они были мертвы. Темный Пассажир, однако, по-прежнему молчал.
Я поплелся туда, где стояла Дебора и вела разговор с Эйнджелом-не-родственником. Оба выжидающе смотрели на меня. Увы, я не мог предложить им никакой готовой остроумной версии. По счастью для моей всемирно известной репутации постоянно бодрого стоика, не успел я вовсе духом пасть, как Дебора, глядя куда-то мне за плечо, хмыкнула:
В самое время, черт тебя подери!
Я проследил за ее взглядом и увидел только что подъехавшую патрульную машину, из которой вылезал мужчина, одетый во все белое.
Прибыл бабалао, официальный служитель культа города Майами.
Наш честный город существует в непреходящем ослепительном сиянии кумовства и коррупции, которым позавидовал бы сам легендарный главарь нью-йоркской банды Босс Твид. Каждый год миллионы долларов выбрасываются на воображаемые консультации, на перерасход средств по проектам, к осуществлению которых и не приступали, потому что ими награждались чьи-то тещи-свекрови, и на иные специальные цели огромной общественной значимости типа новых роскошных лимузинов для лиц, оказывающих политическую поддержку. Так что вовсе не стоит удивляться, что город платит этому шаману-сантеро зарплату и наделяет его льготами.
Удивительно то, что он свои деньги отрабатывает.
Каждое утро на рассвете бабалао прибывает в здание суда, где обыкновенно находит одно-два небольших животных жертвоприношения, оставленные людьми, кому грозят весьма существенные судебные разбирательства. Ни один житель Майами, будучи в здравом уме, не прикоснется к жертвам, однако, конечно же, было бы очень дурно оставлять мертвых животных захламлять величественный храм правосудия Майами. Так вот бабалао убирает жертвы, ракушки-каури, перья, бусины, амулеты и картинки, так что это никоим образом не обижает оришей, путеводных духов сантерии.
Еще время от времени его призывают побормотать заклинания по другим важным общественным оказиям типа благословить новый путепровод, построенный контрактором-низкоставочником, или наслать проклятие на приезжих игроков «Нью-Йорк джетс». На сей раз он явно был призван моей сестрой Деборой.
Официальный городской бабалао был негром лет пятидесяти, шести футов росту, с очень длинными ногтями на пальцах и значительным брюшком. Одет он был в белые штаны, белую рубаху-гуаяберу и сандалии. Бабалао медленно, словно нехотя, выбирался из доставившей его патрульной машины с капризным выражением мелкого бюрократа, которого оторвали от заполнения важных папок важными бумагами. Наконец он вылез и стал протирать очки в черной роговой оправе подолом рубахи. Подойдя к телам, он надел очки и остолбенел от увиденного.
Долго-долго бабалао просто глазел, потом, не отрывая глаз от тел, попятился. Отступив футов на тридцать, он развернулся, подошел к патрульной машине и забрался в нее.
Какого черта! воскликнула Дебора, и я согласился с ней, ведь она правильно оценила ситуацию.
Бабалао захлопнул дверцу машины и замер на переднем сиденье, куда-то глядя через ветровое стекло. Чуть погодя Дебора, буркнув:
Вот дерьмо! направилась к машине.
А поскольку мне, как и всем пытливым умам, хотелось знать, что происходит, я последовал за ней.
Когда я подошел к машине, Дебора постукивала по стеклу окошка со стороны пассажира, а бабалао все еще глазел прямо перед собой, стиснув зубы, и мрачно притворялся, будто не замечает ее. Дебс застучала посильнее он покачал головой.
Откройте дверь! произнесла она зычным голосом полицейского, требовавшего бросить оружие, но бабалао лишь энергичнее затряс головой; тогда Дебора с маху хватила по стеклу, крикнув: Открывайте!
Наконец он опустил стекло и произнес:
Это никак меня не касается.
Что ж это тогда? поинтересовалась Дебора.
Бабалао лишь головой качнул:
Мне нужно вернуться на работу.
Это пало майомбе? встрял я, и Дебс сверкнула на меня взглядом «мол, не перебивай!», но мне вопрос показался вполне уместным.
Верование пало майомбе было чем-то вроде темного отпрыска сантерии. Я почти ничего о нем не знал, но ходили слухи о кое-каких ритуалах, пробуждавших во мне острый интерес.
Однако бабалао покачал головой:
Послушайте, есть всякое в мире, о чем у вас, ребята, понятия нет, да и знать вы о том не желаете.
Этот случай из такого?
А я знаю? вскинулся он. Может, и так.
Что вы можете сообщить нам об этом? требовательно спросила Дебора.
Ничего я вам не могу сообщить, потому как сам ничего не знаю. Но мне это не нравится, и я не желаю иметь с этим ничего общего. У меня на сегодня полно всяких важных дел Велите копу ехать, мне давно пора! И с этими словами бабалао вновь закрыл окно.
Вот дерьмо! выругалась Дебора и осуждающе глянула на меня.
Ну а я-то тут при чем? пожал я плечами.
Дерьмо! повторила Деб. Что, черт возьми, это значит?!
Я полностью во тьме, признался я.
Угу, буркнула Дебс, хотя ее вид говорил, что она совершенно не убеждена, и это малость отдавало иронией.
Я хочу сказать, что люди верят мне всякий раз, когда я, скажем так, не совсем правдив а вот моя собственная сводная плоть и кровь отказывается верить, что я на самом деле полностью во тьме. Не говоря даже о том, что бабалао, похоже, реагировал так же, как и Пассажир И что я должен из этого извлечь?
Прежде чем начать разматывать эту восхитительную ниточку, я понял, что Дебора все еще не сводит с меня глаз, храня на лице крайне неприятное выражение.
Вы головы нашли? спросил я, желая помочь. Может, мы бы весь ритуал прочувствовали, если бы увидели, что он с головами сделал.
Нет, головы мы не нашли. Ничего я не нашла, разве что братца, который играет со мной в молчанку.
Дебора, эта постоянная атмосфера гадкой подозрительности и в самом деле вредит твоим лицевым мышцам. У тебя морщинки появятся.
А может, я и убийцу заодно поймаю, ответила она и направилась к паре обугленных тел.
Поскольку пользы от моего присутствия явно больше не было, по крайней мере для моей сестры, я вернулся на место преступления, где дел хватало. Я закончил работу со своим набором для крови, взял небольшие пробы ссохшейся черной корки, запекшейся вокруг двух шей, и подался в лабораторию, располагая пропастью времени для позднего ланча.
Однако, увы, бедняге Неустрашимому Декстеру, очевидно, намалевали на спине мишень, потому как беды мои только-только начались. Я как раз прибирал свой стол и готовился влиться в веселый убийственный поток движения в часы пик, как в кабинет вприпрыжку влетел Винс Масука и с порога сообщил:
Я только что говорил с Мэнни. Он может встретиться с нами завтра утром в десять.
Весть чудесная. Единственное, что могло бы сделать ее еще прекраснее, так это понимание, кто такой Мэнни и почему ему нужно повидаться с нами.
Винс изобразил легкую обиду одно из немногих искренних выражений, какие я когда-либо видел на его физиономии.
Мэнни Борке, пояснил он, организатор банкетов.
Тот, что с MTV?
Ну да, верно! Парень, который завоевал все премии и о котором писали в журнале «Гурмэ».
Ах да произнес я, притормаживая на время в надежде, что какая-нибудь блистательная идея поможет мне увильнуть от жуткой участи. Премированный организатор.
Декстер, этот парень чума. Он тебе всю свадьбу устроит.
Послушай, Винс, по-моему, это потрясно, только
Нет, это ты послушай, произнес он таким твердым командным тоном, какого я отродясь за ним не замечал. Ты сказал, что обсудишь это с Ритой и позволишь ей решать.
Я говорил это?
Да, говорил. И я не допущу, чтобы ты пустил по ветру такую чудесную возможность, тем более что, насколько я знаю, Рита будет в восторге.
У меня не было точного понимания, откуда Винс набрался такой уверенности. В конце концов, ведь именно я обручен с этой женщиной, но у меня нет ни малейшего понятия, какой организатор банкетов способен ввести ее в шок и трепет. Однако я не счел подходящим время для выяснения, откуда Винсу известно, что Рита встретит с обожанием, а что нет. Опять-таки, мужик, разодетый, как Кармен Миранда на Хэллоуин, вполне мог обойти меня в тонкости и проницательности по части самых сокровенных кулинарных желаний моей невесты.
Ладно, произнес я, решив наконец, что затяжки и проволочки лучше всего помогут избежать ответа, тогда я пойду домой и обсужу это с Ритой.
Сделай так, напутствовал Винс.
Он не бросился из моей клетушки сломя голову, однако, будь в ней дверь, грохнул бы ею со всей силы.
Я закончил с уборкой и влился в вечерний поток машин. По пути к дому за мной пристроился средних лет мужчина во внедорожнике «тойота» и принялся почему-то давить на клаксон. Через пять-шесть кварталов он обошел меня и, обгоняя, подрезал, слегка повернув руль, чтобы я со страху на обочину выкатился. Мне, положим, его душевный порыв по сердцу пришелся, я бы с радостью доставил ему удовольствие, но все же остался на проезжей части. Нет никакого смысла вникать во все что и как, которыми руководствуются майамские водители, переезжая с места на место. Надо лишь расслабиться и радоваться буйству силы И конечно, по этой части у меня никаких проблем не было. Так что я, улыбнувшись, махнул рукой, и он, вжав педаль газа в пол, скрылся в потоке, миль на шестьдесят в час превышая ограничение скорости.
Обычно хаотичный беспредел вечерней поездки домой становился для меня идеальным завершением дня. Окунаясь во всю эту ярость и жажду убивать, я ощущал некое единение с родным городом и его призрачными обитателями. Сегодня, однако, мне оказалось трудно вообще наскрести хоть чуть-чуть хорошего настроения. Никогда даже на миг я не представлял, что такое может случиться, и вот волновался.
Хуже того, не понимал, что на самом деле меня волнует, только ли то, что Темный Пассажир затеял со мной игру в молчанку на месте изобретательного убийства. Такого не бывало никогда, и утешаться можно было лишь верой, что сейчас это вызвано чем-то необычным и, возможно, угрожающим Декстеру. Но чем именно? И откуда мне набраться уверенности, если, правду сказать, о самом Пассажире я ни бельмеса не знал, кроме того, что он всегда рядом, с радостью комментировал и давал пояснения. Мы и раньше видели сожженные тела, да и керамики хватало, без всякого дерганья и писка. Может, дело в сочетании? Или есть нечто особенное в этих двух телах? Или это всего лишь совпадение, случайность, не имеющая никакого отношения к тому, что мы увидели?
Чем больше я раздумывал над этим, тем меньше понимал, зато машины на дороге выписывали вокруг меня успокаивающие убийственные узоры, и к тому времени, когда показался дом Риты, я почти убедил себя, что по-настоящему волноваться не о чем.
Когда я пришел, Рита, Коди и Астор были уже дома. Рита работала гораздо ближе к дому, чем я, а дети после школы занимались в каком-то кружке в близлежащем парке, так что они уже по крайней мере полчаса дожидались возможности помучить меня, выводя из тяжко доставшегося покоя в мыслях.
В новостях про это показывали, шепнула мне Астор, едва я открыл дверь, а Коди кивнул и тихим хрипловатым голосом произнес:
Гадость.
Что в новостях показывали? спросил я, стараясь прорваться мимо них в дом, не затоптав их.
Ты их сжег! прошипела Астор, а Коди посмотрел на меня с полным отсутствием выражения на лице, что как-то извещало о неодобрении.
Я что? Кого это я
Тех двоих, кого в колледже нашли, сообщила Астор и решительно добавила: Такому мы учиться не хотим.
И Коди опять кивнул.
В в университете, вы хотите сказать? Я не
Университет это колледж, заявила Астор с подчеркнутой уверенностью десятилетнего ребенка. И мы считаем, что сжигать людей это гадость.
До меня стало доходить, что они увидели в новостях: репортаж с места, где я все утро собирал ссохшиеся и опаленные образцы крови с двух обгоревших тел. Увидели и додумали, просто зная, как недавно ночью я собирался на игрище, что именно такую игру я и затеял. Даже и без странного отступничества Темного Пассажира я был согласен: то была полная гадость, и, оказалось, меня сильно кольнуло, что дети решили, будто я способен на нечто подобное.
Послушайте, грозно начал я, ничего такого
Декстер? Это ты? разразилась тирольской руладой Рита с кухни.
Не уверен, отозвался я. Погоди, бумажник проверю.
Рита влетела вся сияющая, и не успел я принять защитную стойку, как она обернулась вокруг меня, явно намереваясь задушить в объятиях.
Привет, красавчик! Как день прошел?
Гадко, буркнула Астор.
Совершенно чудесно, произнес я, стараясь отдышаться. Сегодня полно трупов на каждого. Да еще и ватные палочки пришлось в ход пустить.
Рита поморщилась:
Фу-у! Это не знаю, следует ли тебе говорить так при детях. А если они дурные сны увидят?
Будь я совершенно честным человеком, то рассказал бы Рите, что ее дети куда скорее доведут кого угодно до дурных снов, чем сами их увидят, однако, раз уж никакой нужды говорить правду у меня не было, я просто погладил ее и сказал:
Они в мультиках каждый день слышат кое-что похуже. Ведь правда, детки?
Нет, тихо произнес Коди, и я удивленно глянул на него.
Он редко говорил что-нибудь, и оттого, что он не просто заговорил, а фактически противоречил мне, я забеспокоился. Выходило, что весь день пошел дико наперекосяк: сначала паникерский нырок Темного Пассажира, затем тирада Винса об организаторе банкета, а теперь вот это. Что, во имя всего темного и ужасного, происходит? У меня что, аура вышла из равновесия? Или луны Юпитера выстроились против меня в Стрельце?