Tu ne peux pas échapper à la vérité. Tu me veux[2].
Он заставляет меня встать на колени и повторяет движение, а потом хватает за руки и ставит их на пояс своих брюк. Мы оба дышим так, словно пробежали марафон. Я смотрю на него, и он дерзко приподнимает густую бровь.
Твой ход.
Я резко убираю руки, и он мрачно усмехается.
Интересно, что почувствуют твои парни, если узнают, что ты целовала меня.
Я целовала его, и не только.
Я хотела его.
И не могу винить в этом алкоголь.
В душе я умираю. Но не подаю виду и встаю на колени посреди руин. Он с ухмылкой смотрит на меня.
Они тебя возненавидят.
Неужели?
Скажи, Сесилия, где они?
Он застегивает ремень, поднимается на ноги, а я продолжаю стоять перед ним на коленях.
Я мог бы тебя трахнуть, и ты это понимаешь. Ты не можешь хранить верность даже тем, кого, как сама утверждаешь, любишь. С его акцентом это слово звучит омерзительно, придавая смысл, противоречащий значению. В следующую секунду, жестоко издеваясь надо мной, он опускает на уровень моих глаз кулон, позволяя ему свисать с пальцев.
Все еще считаешь, что достойна его преданности?
Мой подбородок дрожит, губы болят от поцелуев, а я пытаюсь осознать то, что только что произошло.
Я тебя ненавижу.
Мне плевать.
Пожалуйста. Пытаясь поправить свое положение, свое платье и отыскать достоинство, которого он меня лишил, я отвожу взгляд от висящего перед глазами кулона. Оставь меня в покое.
Я не могу смотреть ему в глаза. Он знает, что победил. А я не уверена, что достаточно сильна, чтобы сохранить достоинство даже с одним из мужчин, которым отдала свое сердце, поклявшись в преданности. Я почти год была им верна. Чтила наши воспоминания, оставалась верной без малейшего порыва получить ответную взаимность до сегодняшнего вечера, пока не увидела кулон. И за считаные минуты все испортила.
Испортила, поцеловав монстра, скрывающегося в тени, позволила ему кормиться моей слабостью.
И стала соучастницей.
Что, черт возьми, со мной происходит?
Неужели я такая, какой он меня считает? Всего лишь глупая девчонка, влюбленная в двух мужчин, с которыми закрутила роман прошлым летом? Десять минут назад я бы сказала, что такое невозможно, и ни на секунду бы в этом не усомнилась.
А теперь?
Нет.
Нет, я не позволю ему победить. Он играл со мной, и я не позволю ему сбросить со счетов мои чувства в угоду больной игре разума. Меня не проведешь.
Жаль, что твое свидание не удалось, но ты еще найдешь себе человека, с которым можно играть, Сесилия.
Даже спрашивать не собираюсь, откуда у него эта информация. И так ясно, что он посвящен во все тайны, включая мои. Его вторжение в мое личное пространство доказывает, что он ни капли мне не доверяет.
Он следил за мной. Пристально. И я была дурой, если думала иначе.
А еще это явный признак, что он до сих пор видит во мне угрозу.
Размышляя, я поднимаюсь с колен и сокращаю расстояние между нами. Меня переполняет желание бороться, и поэтому, впервые за несколько месяцев, я наконец выпускаю своего демона. Опускаю глаза на выпуклость в его брюках.
Ты все еще возбужден.
Его янтарные глаза предупреждающе вспыхивают.
Это ничего не значит.
Ты хотел меня. Все еще хочешь. Если я такая глупая, дурная девчонка, почему ты так стремишься занять место своих братьев в моей постели?
Я доказывал свою правоту.
Скажи это своему члену. Я хлопаю по его груди и провожу ладонью по подтянутому животу. Мужчина не вздрагивает и не отодвигается. Обхватив его достоинство, отмечаю размер и пытаюсь не выдать эмоций. Он порвет меня, если возьмет так же грубо, как целовал.
Я сжимаю его сильнее и слышу резкий вздох. Крошечная победа, которую я не стану отмечать.
Прежде чем ты уйдешь Я грубо глажу его рукой, а другой скольжу по ягодицам. Имей совесть и назови свое имя.
Он не утруждает себя ответом и отходит от меня. Качает порванной цепочкой и кладет ее в карман.
Прекрасно. Уверена, я отлично проведу время в поисках этой информации.
Он прищуривается, и я чувствую исходящие от него волны превосходства.
Делай что хочешь, провоцирует он, расслабленный своей верой в то, что первенство за ним.
Я отхожу и роняю предмет из кожи. Мужчина опускает на него взгляд, и я упиваюсь удивлением, с которым он смотрит на лежащий в траве бумажник. Поднимаю карманный фонарик и подношу его к удостоверению личности.
Этому трюку меня научил Джереми, ухмыляюсь я, изучая документ. Очаруй внешностью и сделай выпад. Я быстро учусь, Иезекиль Тобиас
Нет. Нет. Нет. Нет!
Кинг, завершает он. Победа снова за ним. Он выбивает из моей руки фонарик, а потом вырывает удостоверение. Тобиас Кинг. Брат Доминика.
Правда пронзает меня как затупившийся клинок.
Это не Он бы
Рассказал тебе? Нет, он бы этого не сделал. А теперь это и твой крест, который ты должна нести. Так что на твоем месте я бы никому не стал раскрывать эту информацию.
Я ничего не знаю.
Шон многое тебе рассказал.
Моля Бога, чтобы я не вздрогнула от его слов, расправляю плечи.
Понятия не имею, о чем ты.
О, правда? Так вот почему в нашу первую встречу ты спросила о безопасности своего отца? Ложь тебе не поможет. Черт возьми, почти все, что он тебе рассказал, известно всем в этом городе.
Шон также рассказал, что мой отец главный враг, что привело меня к теории, что Роман, вероятнее всего, причина создания Братства Ворона.
«Я расцениваю это как клятву».
Клятву. Двое юных сирот и их друзья поклялись отомстить, когда придет время. Доминик сказал, что ему было шесть, когда погибли родители. Тобиас ненамного старше. Шон говорил, что они были терпеливы. Потому что сначала нужно было получить образование и собрать армию.
Но вы не похожи
Сходства не так уж и много только цвет волос и кожи. Если у Доминика изящные черты лица, у Тобиаса жесткие линии и широкие грани. Из-за французского акцента я предположила, что Доминик и Тобиас как-то связаны, но не подозревала, что они могут оказаться братьями. На заводе Шон признался, что мать Доминика сбежала от своего бывшего мужа.
Вы сводные братья.
Не отвечая на мой вопрос, он засовывает удостоверение обратно в бумажник.
Я права, да? У вас одна мать.
Неважно, черт возьми, он слабость, в его голосе слышится опасность, предупреждение. И твоя тоже, так что если говорила всерьез, то не проронишь ни словечка об этом.
Кто-то из-за затаенной злобы может добраться до Тобиаса через Доминика.
Никто не знает? С трудом верится. Вы же здесь росли.
Ему достаточно лет, чтобы он мог уехать из Трипл-Фоллс давно. Он жил не здесь. Если так, то ему не понадобилось много времени, чтобы узнать обо мне.
Ты жил не в Америке. Где-то далеко. Во Франции?
Он хранит молчание, подтверждая мои подозрения.
На фотографии не ты, а твой отец, верно? Он не использует настоящую фотографию в удостоверении личности? Или это подделка? Все это похоже на роман про шпионов, а не на реальную жизнь.
Значит, у вас одна мать? Но ты взял фамилию отца Доминика? Почему?
Снова молчание. Но если его мать уехала из Франции из-за его отца
Видимо, твой отец омерзительнее, чем ты?
Следи за языком, огрызается он.
Я наступила на больную мозоль. На очень больную мозоль.
Все эти годы ты жил во Франции? Чем занимался? Я провожу руками по своим волосам. Господи, как далеко все зашло?
Тебе лучше не знать. Он наклоняет голову. Мы не размахиваем игрушечными пистолетами, у нас нет дополнительной жизни или денег из «Монополии». Мы покинули песочный замок и давным-давно сожгли следы его существования.
Вполне разумно. Он остается анонимом в анонимной организации, потому что стоит за всем этим. Я уверена.
И если Тобиас является вдохновителем, то для того, чтобы править, определенно существует иерархия. Если это так, то Шон рядовой солдат, а Доминик «мозговой центр», и, судя по его поведению, «правая рука».
Но Тобиас дьявол, которого вы встречаете, только когда полностью облажались.
Его тон изменился, став угрожающим. Я воспринимаю его всерьез. Все зашло намного дальше, чем могла себе представить.
Не хочу в этом участвовать. Уже нет. Без них нет.
Я едва не свихнулась от того, что мне разбили сердце.
Я не могу расплачиваться за ошибки отца. И без того тяжело быть его дочерью. Но мне жаль, понимаешь? Мне жаль твоих родителей. И за то, что к этому причастен Роман. Но не мне просить прощения, не мне и за случившееся расплачиваться. Твоя война с ним.
Я вздыхаю, чувствуя, как ослабла от борьбы.
Я приехала сюда ради матери, чтобы убедиться, что о ней позаботятся и она ни в чем не будет нуждаться. Она больна. Уверена, Шон тебе об этом рассказывал. На короткий миг я закрываю глаза. А может, и не рассказывал, но теперь ты знаешь, какова моя цель, причина, почему я не покинула Трипл-Фоллс. Ее благополучие мой приоритет, и я даже не могу представить, что потеряю ее. Так что мне жаль, что так получилось. Повторяю в последний раз: я тебе не враг.
Кожу покалывает от его укусов, тело сводит от желания. Я раздраженно качаю головой.
Я понимаю, что тебе плевать на меня, ведь ты только что сорвал с моей шеи предмет, который мог гарантировать мне безопасность. Господи, как же все по-дурацки. Я иду к краю поляны, намереваясь сохранить остатки рассудка. С меня хватит, понял? Хватит. Черт возьми, держись от меня подальше. Собравшись с духом, я поворачиваюсь в направлении дома.
Тебе ничего не угрожает. Его слова останавливают меня и ощущаются как бальзам. Я поворачиваюсь и вижу, что он стоит рядом, словно молча за мной шел.
Уж прости, но я тебе не верю. Королевство полностью в твоих руках. В конце лета я уеду.
Я позабочусь об этом.
Обессиленная, позволяю ему оставить за собой последнее слово. Я чувствую его пристальный взгляд всю обратную дорогу.
Глава 5
Несколько дней спустя я сижу за туалетным столиком, разглядывая свою шею и следы от укусов на груди. Я выгляжу так, словно подверглась жестокому нападению, и в каком-то смысле так и было но нет.
На следующее утро после нашей с Тобиасом встречи я целый час потратила на то, чтобы замазать укусы на шее, а потом обнаружила на запястье синяки и взяла на работе выходной. Отметины от укусов из красных стали фиолетовыми, поблекнув до желтого цвета, но все еще не сошли, а я пока не успела оправиться, чтобы на работе делать вид, что все в порядке.
Последние пару дней я провела в спальне, не в силах перестать думать о поцелуе и размышляя обо всем, что узнала.
Брат Доминика.
Я поцеловала его.
Но это был не просто поцелуй.
Этим поступком я предала память о них, и с этим достаточно тяжело смириться, а голова по-прежнему раскалывается от вопросов. Да и чувство вины тяготит меня, грузом притягивая за прикованную ко мне цепь.
Кто заявил на меня права: Шон или Доминик? Оба? Возненавидят ли они меня, если узнают, что я чуть не переспала с ублюдком, который разлучил нас?
Имеет ли это значение? Прошло несколько месяцев, а они не дали мне ничего, кроме безделушки. Я месяцами брела в темноте, где не за что было зацепиться, и они собирались меня удержать кулоном?
Этого мало. Очень мало. Мое презрение к их отсутствию вынудило открыто бросить вызов. И, возможно, поэтому я разделила с ним тот поцелуй.
Я почувствовала, как нить начала распутываться, как только ублюдок начал терзать мой рот. Я до сих пор чувствую его губы, чувствую, как впивается в спину скелет лесного покрова. Безжалостный поцелуй за считаные секунды превратил меня из воина в безропотную овечку. И это заставило усомниться в себе.
За последние несколько дней я провела инвентаризацию, собрала все известные детали, составила новые теории. Но как бы я ни пыталась собрать их по кусочкам собрать по кусочкам себя, я лишь продлеваю свое заключение.
Мне нужно отпустить ситуацию. Я обязана отпустить ситуацию. Теперь причин сделать это множество.
Потому что мучительным был не только поцелуй Тобиаса, но и тот факт, что я должна ждать и требовать большего. А люди в моей жизни мешают поверить, что я этого достойна.
Когда отца известили о моем отсутствии на заводе, пришлось ответить на его дотошное письмо и сообщить, что заболела. Его такой ответ удовлетворил, и он потерял ко мне интерес. Роман больше не поддерживает наши фальшивые взаимоотношения. Нет смысла. Скоро он все равно от меня откупится.
Мама звонит все реже и реже. Не знаю почему может, снова ушла в себя, но не могу же я помогать ей, если она этого не хочет. Как только она разбогатеет, возможно, попробует получить необходимую помощь специалистов. Но это не отменяет того, что в двадцать лет я чувствую себя сиротой.
Я разрешаю себе немного ненавидеть за это обоих родителей.
День за днем мои отношения с ними постепенно сводятся на нет.
Кроме Кристи, ни одной живой душе нет до меня дела настолько, чтобы быть рядом. Чтобы сделать меня приоритетом.
Может быть, исключением служит тот, кто прислал этот кулон. Но даже у него не хватило смелости заявить на меня права, поддержать свое заявление, свое решение. Сражаться за меня. Не так, как ему следовало бы.
И не так, как я бы того хотела.
Моя самооценка пострадала в том числе и по моей вине.
Я не могу избавиться от ощущения, что случившееся с Тобиасом не просто борьба с мужчиной, который спит и видит, как уничтожить меня, а более пристальное знакомство со своим отражением.
Я хотела его, брата Доминика.
Хотела его.
Так сильно, что питаю отвращение к тем частям тела, которых он коснулся.
В душе я безжалостно тру кожу мочалкой, пытаясь избавиться от всех следов, радуясь жжению и одновременно с этим раздражая следы от укусов на шее и груди. Он порвал кожу вокруг соска, и в поцелуе я ощутила медный привкус вкупе с предательством.
Больной ублюдок.
Но если он больной ублюдок, кем являюсь я? Что говорит обо мне факт, что я не могу перестать представлять, что бы случилось, если бы я уступила ему? Дело не только в том, как он меня целовал. Между нами всякий раз, как он оказывается рядом, пробегает разряд, и это неопровержимый факт. Я запомнила свою первую реакцию на него, когда мы только встретились, сочетание тревоги и шока. Сейчас все несколько изменилось. Сегодня утром, когда я проснулась, мое белье было мокрым из-за сна, где главную роль играл человек, которого я презираю, правда, это не помешало мне с легкостью довести себя до незабываемого оргазма.
Выйдя из душа, я не стираю с зеркала конденсат. Мне не хочется видеть свое отражение. Оставляя капли на мраморном полу, я ищу полотенце, которое точно оставляла на тумбе, и осторожно иду в свою комнату, чтобы достать другое из бельевого шкафа. Открыв дверь, я кричу от неожиданности, увидев умопомрачительного и опасного Тобиаса в новом идеально скроенном костюме. Мое пропавшее полотенце свисает с его пальцев, а сам он окидывает меня жадным взглядом.
Не обращая внимания на возникшее под его пристальным взглядом возбуждение, я указываю на дверь.
Пошел вон.
Он продолжает оглядывать меня: от мокрых волос, прилипших к шее, до груди. В его глазах появляется недозволенное одобрение, после чего он опускает глаза на тонкую дорожку волос между ногами.
Я поворачиваюсь спиной, лишая себя права смотреть на него, резко открываю шкаф и вытаскиваю трусики и длинную футболку.
Тебе нужно уйти, или
Или что? Чувствую его спиной. Его теплое дыхание опаляет кожу между лопатками, и соски тотчас напрягаются.
Что случилось? спрашиваю я, вытаскивая из ящика лифчик. Я ни слова не сказала. Ничего не сделала.
Он медленно поворачивает меня к себе, заворачивает мое мокрое тело в полотенце и завязывает его. Несколько напряженных секунд мы смотрим друг на друга не отрывая взгляда, прежде чем он отходит.