И Эндрю Вернер, все боевые подвиги которого были делом чисто вынужденным, такое положение вещей от души приветствовал. Под крылом у Рашена он отогрелся и почувствовал себя человеком, которого в беде не бросят. Взамен он работал как проклятый. А ночами ему снилась блондинка с зелёными глазами и обворожительной улыбкой. Мастер-навигатор Кендалл. Милая Кенди.
* * *
Вернер после работы забежал в душ и теперь слегка опаздывал. Поэтому он спешил и, выскочив из-за угла, чуть не сбил с ног весьма представительного господина, одетого в парадную форму военного астронавта: сплошь пуговицы, галуны и прочая бижутерия.
Ты куда так разбежался? хмуро спросил его флаг-адъютант капитан Мозер. К бабе, что ли?
Извини, сказал Вернер и потянулся было поправить сбившийся набок аксельбант, но Мозер деликатно вырвался. А чего у тебя аксель не пришит? Оторвут ведь.
Когда пришит некрасиво, авторитетно заявил Мозер, приводя себя в порядок.
И пуговица вот на честном слове болтается
Тише, ты! Да не дёргай! Ну же, Энди! Отпусти!
Да я так попробовал. Ты вообще откуда взялся такой красивый?
Снизу, устало объяснил Мозер, приваливаясь к стене. Видно было, что он не особенно спешит и рад возможности почесать языком.
Ну, и как там, внизу?
Ты что, новостей не видел?
Мне по Сети бродить некогда, заявил Вернер. Я в основном по центральному стволу летаю. Вот тебя бы туда со всеми твоими причиндалами.
Ладно, ты, слесарь хренов Короче говоря, последний опрос показывает скорее всего, на Собрании Акционеров для роспуска военного флота не хватит шести процентов голосов.
Так отлично! просиял Вернер. Это же просто здорово!
Здорово-здорово, а ни хера не здорово, неожиданно зло высказался стихами Мозер. У соседа моего отымели борова!
Вернер опешил. О существовании такой лихой баварской поговорки он, судя по всему, не слыхал. Даром что был немец только по фамилии.
Ты чего?.. с опаской спросил он.
Да ничего. Видишь, стою, дурака валяю, а дальше идти боюсь. Мне сейчас твоего папочку в парадку одевать. Бляху ему драить, башмаки чистить и всё такое
Что-то случилось? посочувствовал Вернер. В Адмиралтейство, к Дяде Гуннару на пистон?
А то Слышал, «Рипли» к Церберу послали?
Даже видел. И правильно сделали, что послали.
Я не знаю, правильно или как, только денежки на бустер твой обожаемый Рашен хапнул из резервного фонда. Никого не спросясь, без серьёзного обоснования. Накорябал записочку для отчёта И какая-то сволочь из штаба Задницы, ясное дело, капнула вниз. А знаешь, что внизу бывает за разбазаривание средств? В лучшем случае припаяют самоуправство. И Рашена теперь на вздрючку. Ладно, ему не впервой. Только вот если информация выйдет из стен Адмиралтейства и попадёт в Сеть Найдётся ведь зараза, раззвонит на всю Солнечную. А Рашен, может, последний вояка, которого на Земле ещё с дерьмом не смешали. И плакали твои шесть процентов голосов. Он же эти бабки, считай, украл! А главное, зачем?!
Во-первых, не «твои шесть процентов», а наши, поправил его Вернер. Или ты уже не наш, а, крыса штабная?
На себя посмотри, жертва радиации. Таракан реакторный!
А во-вторых, ничего ему не будет, продолжил Вернер твёрдо. Ты же сам знаешь, почему Файн пошёл к Церберу. Наоборот, Рашена хвалить надо. Он же работает на опережение. Защищает мир от внешней угрозы.
Это, что ли, от чужих? спросил Мозер с нескрываемой издёвкой.
А от кого ещё?
Знаешь, Энди, ты, конечно, мужик что надо, но дурак редкостный. Мой тебе совет про чужих ни слова.
Погоди Ты в них что, вообще не веришь?
В чужих никто не верит там, Мозер ткнул пальцем себе под ноги. Согласись, в таком контексте уже неважно, что думаю я. Стоит Рашену только заикнуться о своих идеях, и он всему флоту кинет подлянку. Тебе сказать, как ведущие психиатры внизу трактуют активные действия по розыску чужих? Или сам в курсе?
Болезненная тревожность, мрачно кивнул Вернер, опуская глаза. Хотя нет, активные действия это уже симптом мании преследования. Вот дерьмо!
Они, конечно, тормозят, сказал Мозер, но я их понимаю. У Совета Директоров сейчас есть чёткая задача развалить флот и высвободить деньги. Вот они её и выполняют. А если чужие прилетят и врежут, это будет уже совсем другой разговор. И другая политика.
Интересно, какую он придумал отмазку, пробормотал Вернер, имея в виду Рашена, который в Адмиралтействе о чужих, разумеется, не заикнётся. Понять это было обидно.
Придумает что-нибудь. Он же русский всё-таки. Хитрожопый.
Как дам в лоб! пообещал Вернер. Не посмотрю, что целый капитан.
Ой-ой-ой! рассмеялся Мозер. Напугал. Главное, не расстраивайся. Ты же к бабе шёл? Вот и думай о хорошем. А то ещё не встанет
Фу! Вернер брезгливо сморщился. Что за слова Будто и не астронавт вовсе. Говоришь, словно всю жизнь внизу ползал. Стыдно.
На себя посмотри, всерьёз обиделся Мозер. Тоже мне, понимаешь, орденоносный герой, весь в шрамах и без пиписки
А ты ведь боишься, неожиданно спокойно заметил Вернер. Ты же наверняка присмотрел себе местечко в наземных службах. Дал на лапу кому следует Распустят нас или нет, тебе в любом случае ещё лет на десять жирный кусок гарантирован. Интересно, с какой рожей ты подпишешь распоряжение о сдаче «Тушканчика» на слом Что, угадал?
Да пош-шёл ты! почти крикнул Мозер. Обвинение было довольно серьёзным. В случае роспуска флота его наземные службы автоматически превращались в контору по инвентаризации всего, что от флота осталось, затем эксплуатации того, что ещё могло летать под коммерческим флагом, а потом и утилизации оного. Неписаный кодекс чести не позволял лётному составу участвовать в таких мероприятиях. Считалось, что это предательство.
А если Рашена вниз спишут, продолжал зловеще Вернер, то ведь и твои акции здорово упадут, правда? Это ты сейчас крутой, ходишь адъютантом при самом лихом адмирале. А так ведь ноль без палочки. И внизу тоже никому не будешь нужен.
Знаешь, это ведь я тебе в лоб звездану, прошипел Мозер. Тоже не посмотрю, что ты всего лейтенант. Не пожалею нищую сиротинушку, психически травмированную да условно освобождённую
Попробуй, сказал Вернер. Только учти, что я не хотел тебя обидеть. Я просто констатировал факты. И знаешь Мне тебя жаль.
Мозер неожиданно сник. Ударить Вернера он, конечно, не рискнул бы. А в перепалке у него шансов выиграть не было, потому что Вернер угадал всё правильно.
Злой ты стал, только и сказал Мозер. И что-то очень уж нос задрал. Ты сейчас тоже у Рашена в фаворе. Но были времена, когда ты вёл себя по-другому. Попомни мое слово, он тебя снова выжмет, как тряпку, и выбросит. Чисто русская модель поведения: себя не жалко и других не жалко, я эти штучки знаю. Сегодня ты ему нужен, а завтра И вообще, Энди, не забывай, где я тебя видел и как плачевно ты в этот момент выглядел.
Я же не герой, мирно сказал Вернер. Я так просто астронавт.
Повернулся и ушёл.
Мозер дёрнулся было с намерением сказать вслед гадость, но передумал. На любое его обидное слово Эндрю уже сто раз мог предложить Мозеру, допустим, нырнуть в Юпитер. Или посидеть в тюрьме. Но ведь не предложил.
Дурак ты, сказал Мозер уныло.
В тюрьме, куда Мозер за ним приехал, Эндрю выглядел далеко не плачевно. Был в этом человеке какой-то удивительный несгибаемый стержень. В любой кризисной ситуации Вернер быстро соображал, компетентно действовал и никогда не терял головы. На взгляд Мозера, он был отличный профессионал и настоящий герой. А то, что в обыденной жизни Вернер оказался рохлей и сейчас таскал позорные для своего возраста лейтенантские нашивки, Мозера не удивляло. По его мнению, это как раз была характерная примета героя. Флаг-адъютант Мозер по-чёрному завидовал своему однокашнику, которого другой герой Успенский прямо с четвёртого курса забрал в космос.
Мозер тяжело вздохнул, сунул руки в карманы и отправился по своим абсолютно негероическим делам. В этом и заключалась разница между успешным и состоятельным Мозером и ободранным неудачником Вернером. Эндрю на каждом шагу подстерегала возможность блестяще проявить себя. Да, это было опасно для жизни, но как красиво выглядело! И планка Сердца на рабочей куртке Вернера всегда будет волновать девичьи сердца. А все нашивки и галуны Мозера говорили только о респектабельности и добропорядочности, но никак не об умении выживать и спасать других, которое так ценят женщины.
Конечно, Мозер тоже неоднократно имел возможность красиво выступить. Но на совсем другом поприще, штабном, а это дело особое, для людей надёжных, умных и дальновидных, только вот, увы, неспособных держать перегрузку и мгновенно принимать решения. Единственным в группе F «штабным», которого по-настоящему уважали боевые офицеры, был контр-адмирал Задница, успевший по молодости отмочить такой подвиг, что не смог больше водить корабли.
А флаг-адъютант Мозер с детства бредил космосом и очень хотел совершить где-нибудь в Пространстве настоящий героический поступок. Можно даже с травмой, физической, а лучше ещё и психической, что уже совсем круто, ведь кости срастутся, а душа никогда Прийти на выручку, спасти коллег, разнести врага в мелкие клочья, уползти домой на разбитом отражателе и, ступив на твёрдую землю, с облегчением сказать: «Я сделал всё, что мог!» Но, увы, как раз сделать всё, что в его силах, прожить отрезок жизни на пределе возможного и вернуться из смертельного боя живым Мозер оказался неспособен. И до сих пор страдал по этому поводу. А по пьяни даже горько расстраивался. Хотя по большому счёту не был ни в чём виноват.
Молодую смелость флаг-адъютанта хватил столбняк пятнадцать лет назад. Мозер, тогда ещё лейтенант, ждал на орбитальной базе погрузки на скаут «динАльт», куда был приписан вторым навигатором. И увидел заходящий на стыковку легендарный круизер «Лок фон Рей», совершивший фантастическое погружение в Юпитер. Мозер знал нескольких ребят с «Фон Рея», в том числе Эндрю Вернера, и поспешил к шлюзу, благо офицерское звание позволяло ходить везде и совать нос в чужие дела.
А из шлюза выплывали бесчувственные тела в запечатанных спецкостюмах, смотанные между собой электрическим шнуром, чтобы ветром не сносило. Второе, третье Когда Мозер досчитал до пятидесяти, ему стало плохо. А когда вслед за телами вышли на своих ногах, с трудом цепляясь подошвами за магнитный пол, десять относительно здоровых астронавтов, Мозер не рискнул подойти к ним.
Впереди шагал капитан Успенский, ещё не подозревая, что месяцем позже навсегда получит знаменитое имя «Рашен». Впрочем, скажи это Успенскому тогда, он бы и ухом не повёл. Капитан был никакой, если не сказать жёстче. А следом показался Вернер, и в глазах его сквозило плохо скрываемое безумие.
Мозер отступил на шаг, потом ещё, а потом не выдержал и удрал. Не бежал с флота, вовсе нет, только что-то он в том проклятом шлюзе навсегда потерял. То ли молодость, то ли готовность рисковать и жертвовать собой. То ли, как он безуспешно уверял себя позднее, глупость. Для очистки совести Мозер дважды сходил на «динАльте» к Марсу и один раз к Венере, но судьба берегла кораблик от серьёзных неприятностей. Может, потому, что командовал на нём Эбрахам Файн. Но Мозер почувствовал, что вероятность катастрофы накапливается, и подал рапорт на переподготовку. Не успел он год проучиться на штабного аналитика, как «динАльт» схлопотал в Поясе сквозную пробоину. Спасла экипаж, метавшийся в дыму и огне, только находчивость техника, который оказался возле самой дырки и хладнокровно заткнул её кулаком. Узнав об этой истории, Мозер напился вдрызг и навсегда успокоился.
Он сделал нормальную карьеру в штабе Задницы, участвовал в планировании ряда удачных операций, считался толковым разработчиком и приятным в общении человеком. Потом Эссекс рекомендовал его во флаг-адъютанты. Рашену нельзя было врать, и на вопрос, отчего Мозер пошел в штабные, тот выложил адмиралу историю про шлюз. Адмирал ему посочувствовал и сказал: «Ладно, принимай дела». Сначала Мозер был от счастья на седьмом небе, работал не за страх, а за совесть и, сам того не замечая, приобрёл блестящую репутацию. В Адмиралтействе на толкового и исполнительного Мозера нарадоваться не могли. Но потом картину стала портить его излишняя близость к строптивому русскому. Будучи передаточным звеном между командиром группы F и адмиралом флота, Мозер постоянно ходил по лезвию, рискуя подставиться и с той и с другой стороны. А когда на твоего начальника стараются оказать давление через тебя самого
В последние дни ситуация усугубилась. И сейчас, направляясь к адмиралу с дурными новостями, Мозер нарочно замедлял шаг. Он всё прикидывал, когда именно умнее попросить Рашена о переводе вниз и как эту просьбу изложить.
А драпать было самое время. Потому что история с отправкой «Рипли» на Цербер пахнет дурно, и Рашену того и гляди оторвут его чересчур умную русскую башку.
* * *
На двери каюты старшего навигатора Кендалл была красным фломастером нарисована конфетка. Рисунок явно делался в одно движение, на ходу, но яркая линия, небрежно брошенная на белый пластик, выдавала недюжинный талант.
Вернер задумчиво ткнул пальцем кнопку вызова, и дверь тут же распахнулась.
А у нас на «Тушканчике» маньяк, сказал Эндрю, невольно провожая глазами уплывающую в стену конфетку. Здравствуйте, капитан. Извините, я немного запоздал Он перевёл взгляд на стоящую в дверном проёме девушку и с трудом поборол желание схватиться за сердце, которое вдруг основательно защемило. Он не думал, что соскучился по Иве до такой степени. И вообще, он ещё не опомнился от бестолковой перепалки с Мозером. Всю дорогу до каюты Эндрю пытался в мыслях поставить себя на место флаг-адъютанта, а Мозера на своё. Не вышло.
Здравствуй, сказала Ива и отступила назад. Судя по её виду, она тоже пребывала в лёгком замешательстве. Ну, заходи. А маньяков у нас полкорабля.
Да нет же! отмахнулся Эндрю. Вот, посмотрите, что у вас на двери нарисовано.
Мы, кажется, были на ты, напомнила Ива, выходя в коридор и закрывая дверь. Ого! Слушай, это откуда?
Понятия не имею. Эндрю все-таки поднял руку и потёр ноющую грудь. Никогда с ним раньше такого не было. Странное ощущение, будто всем телом он что-то предчувствовал. Нечто грандиозное и даже пугающее.
Ива стояла в шаге от него, совсем близко, и Эндрю с умилением подумал, какая она трогательно маленькая, уютная и домашняя в лёгком спортивном костюме и босиком. Ему вдруг безумно захотелось положить девушке на плечо сильную уверенную мужскую руку и защитить Иву сразу от всего на свете. Но рука плохо слушалась.
М-да, протянула Ива, разглядывая конфетку. Художник. Бывают ведь талантливые люди Один росчерк, а сколько экспрессии. Вот бы его, негодяя, поймать! Чтобы в наказание приличную картину для кают-компании написал!
Вы руку не узнаете?
Слушай, Энди, ты меня достал, сказала Ива, поворачиваясь к нему лицом. Не «вы», а «ты».
Я больше не буду, скромно пообещал Эндрю. Узнаёшь руку?
Ива ещё раз посмотрела на рисунок, покачала головой, открыла дверь и махнула Вернеру: заходи.
У него пристрастие к красному цвету, объяснил Эндрю, шагая через высокий порог с вакуумным уплотнителем. Это же его художество в бассейне-то.
Может быть, кивнула Ива, приказывая двери захлопнуться. Очень даже может быть
Элементарная графологическая экспертиза, не унимался Эндрю. Он был по-прежнему несколько смущён, хотя сердце уже отпустило. Есть же образцы почерка всего экипажа. Достаточно отсканировать эту конфетку и поставить компьютеру задачу. Наверняка в Сети есть какой-нибудь такой софт. Правда, у нас вспомогательные компьютеры слабенькие, но это ерунда. Ходовому процессору работы будет на пару секунд.